– Это будет мощное начало. – Помолчав еще немного, он добавил: – Каким королем ты будешь, Сейдж? Жестоким тираном, как Вельдерграт? Обходительным и беспристрастным, как твой отец?
Я повернулся к нему.
– Как Экберт, вы имеете в виду?
– Конечно. – Мотт откашлялся и добавил: – Привыкай. Если ты Джерон, значит, Экберт – твой отец.
Я обдумал это.
– Если я принц, вы обязаны подчиняться сначала мне, а потом Коннеру, верно?
– Да.
– Тогда скажите мне, это Коннер убил мою семью?
– Я не могу ответить, Сейдж.
– Не можете или не ответите?
– Ты еще не объявлен принцем.
Я протянул руку Мотту:
– Кого вы видите перед собой теперь – Сейджа или Джерона?
Мотт долго смотрел на меня, прежде чем ответить.
– Возможно, более важно понять, кого видишь ты.
– Я не знаю. Не просто быть одним человеком после того, как долго пытался стать другим.
Мотт ответил так быстро, будто давно ждал повода сказать это:
– Скажи мне, Сейдж, кем ты долго пытался стать? Нищим или принцем?
Он подошел к своей лошади, отвязал от седла сверток и принес мне, развернув на ходу.
И протянул мне копию меча Джерона. Держа его в руке, я провел пальцем по рубинам на рукоятке.
– Думаешь, сколько можно было бы получить за него на рынке? – спросил Мотт.
– Нет. – Я вернул ему меч. – Мне это не важно.
– Я думал, он тебе нужен. Ведь это ты украл его, не так ли? – Он не ждал моего ответа. Мы оба знали правду. – А значит, ты достаточно долго удерживал кобылу, что дал тебе Креган, чтобы добраться до меча незамеченным и вернуться.
– Я бы не сказал, что я вообще удерживал ее, – признался я с усмешкой. – Под конец я был так измотан, что она просто свалила меня в реку.
Мотт улыбнулся и взял меч.
– Я думал, ты хочешь получить его назад, перед тем как уехать в Дриллейд.
– Вы отдаете его мне? Он теперь мой?
Мотт кивнул. Не глядя на него, я швырнул меч подальше в реку.
Мотт бросился вперед, словно желая вернуть его, а потом снова повернулся ко мне:
– Для чего ты это сделал?
Я поднял голову и посмотрел на него.
– Принц Картии никогда не будет носить на поясе дешевую копию меча. Это оскорбительно.
– Так ты для этого его украл? – Он не ждал ответа, и я был этому рад, потому что не мог признаться вслух. – С ним ты был бы больше похож на настоящего принца.
– Вы правда считаете, что это могло бы мне помочь?
Мотт медленно склонил голову. Не в ответ на мой вопрос, а так, будто наконец решил что-то для себя.
– Нет, вам не нужен этот меч, ваше высочество.
– Так вы думаете, я смогу убедить их в том, что я принц?
Глубоко вздохнув, Мотт опустился на одно колено и склонил голову.
– Я думаю – если вы простите мне мою слепоту, – что я никогда не видел Сейджа из приюта. Я преклоняю колени перед принцем Картии. Вы – принц Джерон.
42Джерон Артолиус Экберт III, принц Картии, был вторым сыном Экберта и Эрин, короля и королевы Картии. Все регенты сходились во мнении, что ему лучше было бы родиться девочкой. Принцессу можно было бы выдать замуж в Гелин в качестве средства для поддержания мира.
Да и сам юный принц не был образцовым королевским отпрыском. Он был меньшего роста, чем его брат, обладал даром создавать неприятности и отдавал предпочтение левой руке, хотя в картийской королевской семье это осуждалось.
Эрин холила и лелеяла младшего сына. Старший, Дариус, воспитывался как будущий король. С самого своего рождения он принадлежал своей стране, и его роль ему удавалась. Он был решителен, независим и невозмутим, по крайней мере со своей матерью. С Джерона спрос был меньше, и он всегда чуть больше принадлежал ей.
Эрин никогда не чувствовала себя уверенно в роли королевы Картии. Ей приходилось скрывать свою врожденную живость и страсть к приключениям, хотя помолвка и тайный роман с Экбертом были самым ярким приключением ее юности. Она не задумывалась о последствиях до тех пор, пока не было слишком поздно и она не влюбилась в него на всю жизнь.
Эрин в течение года разносила напитки в маленькой таверне в Пирте, отрабатывая долги своего отца после его серьезной болезни, полученной в море. Это была унизительная работа. До того времени ее семья занимала высокое положение, и она получила достаточное образование, чтобы понять, как низко они пали. Но Эрин терпеливо все сносила, и постепенно при ее участии таверна начала процветать.
Экберт заметил девушку однажды ночью, когда путешествовал со спутниками по Пирту. На следующую ночь он вернулся инкогнито, пораженный ее красотой, обаянием и верностью семье. На третью ночь Эрин узнала, кем на самом деле был Экберт. Он умолял ее сохранить его тайну, но так, чтобы они могли увидеться вновь.
К концу недели Экберт уплатил долги ее отца, дополнительно заплатив трактирщику за обещание никогда не вспоминать о прошлом Эрин. Он отвез Эрин в Дриллейд и сделал ее своей королевой.
Эрин и Экберт были очень счастливы в браке, хотя их взгляды на управление Картией разнились. Эрин видела врагов в тех, кого Экберт пытался умиротворить путем введения выгодных торговых пошлин или игнорирования явных нарушений договоров. Их старший сын, Дариус, должен был однажды ощутить на себе последствия боязни конфликтов, присущей Экберту. Джерону давалось значительно больше свободы для удовлетворения собственных желаний. И Эрин любила его за это.
Джерон был еще очень юн, когда стало ясно, что он скорее дитя своей матери, нежели отца. Тот пожар, что он устроил в тронном зале, не был злонамеренным. Он заключил пари с другом, дворцовым пажом, что гобелены горят. Он собирался в доказательство этого поджечь всего лишь уголок гобелена. Свыше трех веков истории, вытканной на гобеленах, погибло в пламени, прежде чем слуги смогли потушить пожар.
Простой люд любил историю о том, как Джерон в десять лет вызвал короля Менденвала на дуэль. Никто из них не знал, что Джерон случайно услышал, как соседний король обвинил королеву Эрин в том, что она не принадлежит к королевскому роду. Все только смеялись над тем, как десятилетний мальчик полез драться с королем. Король Менденвала в шутку принял вызов Джерона и, несомненно, преднамеренно уступал ему во время дуэли. Конечно, король легко победил в поединке, но Джерон утешал себя тем, что нанес королю неожиданный удар в бедро. И с тех пор он тренировался в фехтовании вдвое усерднее, чем прежде.
Джерон рос, и Экберта все больше злили и раздражали выходки сына. Вместо того чтобы принять благообразный вид королевского отпрыска, младший сын продолжал бунтовать. По ночам он вылезал из окна своей спальни так часто, как позволяла погода, а то и в тех случаях, когда погода тому препятствовала. Высота не страшила Джерона, даже после того как он упал с высоты более трех метров, и его жизнь спас лишь акретерий на фронтоне. Он научился лазать по камням наружных стен замка, цепляясь за выступы голыми руками и ногами. Немногие знали об этом, потому что единственным, кто когда-либо ловил принца Джерона, был его старший брат. Джерон не понимал, почему Дариус так часто скрывал его проступки. Может, потому, что Дариус однажды должен был стать королем и надеялся, что Джерон, в свою очередь, будет ему помогать? Или потому, что Дариус хотел оградить своего отца от слухов, которые могли распространиться по Картии и за ее пределами, слухов о том, что король не может контролировать даже собственного сына, не говоря уже о государстве. Джерону никогда не приходило в голову, что Дариус просто любил его. Но и Дариусу в конечном итоге не удалось его защитить.
На самом деле Джерон никогда не понимал, что члены семьи – за исключением матери – его по-настоящему любят. До тех пор, пока не было уже слишком поздно, потому что все они были мертвы.
Незадолго до его одиннадцатого дня рождения родители позвали Джерона на семейный совет. Гелин и Авения теснили границы Картии, угрожая войной. Регенты были озабочены, угрожая свергнуть Экберта в случае, если он не сможет отразить нападки врагов. Джерон мог стать средством отвлечь их внимание. Экберт нашел школу на севере провинции Баймар, в которую решил поместить Джерона. Там он должен был получить превосходное образование и обучиться поведению, достойному принца.
Джерон яростно протестовал. Он поклялся отцу, что, если тот отправит его в Баймар, он сбежит и никогда уже не вернется. Экберт возражал, что если Джерон не согласится, это будет концом Картии. Король должен был доказать своей стране и врагам у ее границ, что умеет быть решительным. Он должен был отправить своего младшего сына к границе и остановить противостояние.
Эрин умоляла Джерона принять решение короля. Сделать это ради Картии. Сделать это ради нее.
– Хорошо, мама, – сказал Джерон. – Я оставлю тебя ради тебя самой. Но ты больше никогда меня не увидишь.
