Джерон яростно протестовал. Он поклялся отцу, что, если тот отправит его в Баймар, он сбежит и никогда уже не вернется. Экберт возражал, что если Джерон не согласится, это будет концом Картии. Король должен был доказать своей стране и врагам у ее границ, что умеет быть решительным. Он должен был отправить своего младшего сына к границе и остановить противостояние.
Эрин умоляла Джерона принять решение короля. Сделать это ради Картии. Сделать это ради нее.
— Хорошо, мама, — сказал Джерон. — Я оставлю тебя ради тебя самой. Но ты больше никогда меня не увидишь.
Он не хотел этого говорить. Он был зол и сам испугался, когда угроза слетела с его губ. Ему было больно, и сам он не мог объяснить, почему так сказал. Враги подступали к границам Картии не по его вине. Это случилось потому, что отец слишком долго не обращал на них внимания. Может, картийцы и смеялись над выходками принца, но они встали бы на защиту своего короля, если бы он позвал их.
Джерон уехал на следующий день, без лишнего шума. Не было ни прощального ужина, ни большой свиты, провожавшей его в порт. Только несколько офицеров должны были сопровождать его в Авению, а потом — по Эранболскому морю — в Баймар.
Едва ступив на борт корабля, Джерон начал жаловаться на морскую болезнь, хотя корабль еще не вышел из порта. Ему было предложено успокоительное и рекомендован отдых внизу, в каюте.
Джерон не принял лекарство и не без труда выбрался из каюты через маленький иллюминатор. Он был миниатюрнее большинства десятилетних мальчиков, и после того как ему удалось протиснуть плечи, остальное было несложно. Никто не знал, что Джерон бежал, когда корабль отчалил. А в тот же день корабль атаковали пираты.
Когда в Картии стало известно о нападении пиратов, начались поиски выживших. Не нашли никого: все, кто был на корабле, погибли в сражении с пиратами или утонули. Так как тело Джерона не было обнаружено, его поиски были продолжены в Авении и Картии. Долгое время все были уверены, что он пошел ко дну вместе с теми, кто оставался на корабле.
Оказавшись в безопасности на суше, Джерон быстро понял, что обладает всеми необходимыми навыками, чтобы жить среди авенийцев. Он хорошо перенимал акценты и неплохо знал культуру разных стран, чтобы иностранцы приняли его за своего. Он воровал монеты из карманов и подрабатывал где мог.
Все же ему пришлось и голодать, и спать, свернувшись калачиком, под открытым небом, надеясь, что его не заметят орудующие по ночам на улицах бандиты.
Первым Джерона нашел Дариус. Джерон бросил монету в ящик для пожертвований в церкви. Священник узнал юного принца и сообщил об этом Дариусу, который, как было известно, занимался поисками брата где-то неподалеку. Чтобы задержать Джерона, священник предложил ему еды, добавив, что если вымоет церковные ступени, сможет остаться на ночь. Дариус приехал рано утром, один. Во время краткого завтрака с Джероном Дариус рассказал, как страдают родители, потерявшие сына.
Джерон разрыдался и сказал, что с радостью вернулся бы к родителям, если бы родители позволили ему приехать. Но Дариус велел оставаться в церкви, пока он спросит отца, что делать.
Дариус попрощался с Джероном, поблагодарил священника за труды и сообщил ему, что, к сожалению, этот мальчик — не пропавший принц Картии, которого он ищет. Однако он выразил сочувствие мальчику и заплатил священнику за то, чтобы тот продолжал присматривать за ним еще неделю.
А через неделю Джерон начал наконец понимать свою роль в будущем Картии.
В конце недели в церковь пришел какой-то человек, пожелавший встретиться с Джероном. Если бы кто-нибудь о нем спросил, священник ответил бы, что не знает, кто этот мальчик, но никто не спрашивал. Было лишь известно, что мальчик, живущий при церкви, сирота.
Джерон немедленно узнал отца, несмотря на его старания изменить внешность. Они не бросились обнимать друг друга. Отцу это было несвойственно. Но в его глазах стояли слезы, и в первый раз в жизни Джерон увидел в нем не короля, а человека.
Они сели на церковную скамью, немногие посетители церкви не обратили на них внимания. Обоим было неловко, хотя они сидели рядом, отец и сын, — казалось, их разделяли километры.
— В твоем возрасте я хотел стать музыкантом, — сказал Экберт. Это была слабая попытка наладить связь с сыном, но это было все, что он мог сказать. — Ты знал об этом?
Джерон кивнул. Мать рассказывала ему, пусть не все, но очень многое. А когда он был маленьким, отец научил его играть на своих любимых инструментах, хотя и предупредил никогда не делать этого, если рядом слуги. Отец считал, что королевской особе такое занятие не пристало.
Экберт улыбнулся, вспоминая о собственном детстве.
— Мне нравилось играть на флейте, и хотя я понимал, что получается не очень хорошо, мне все равно было весело. Помнишь, я учил тебя, когда ты был маленьким? Ты выучил, кажется, пару мелодий.
— Я помню одну, — прошептал Джерон, — мамину любимую.
Экберт скрестил руки на груди и прислонился к спинке церковной скамьи.
— Мой отец, твой дедушка, не выносил скрипов и визгов моей флейты и запрещал мне играть. Он говорил, что музыка — бесполезное занятие для будущего короля и пустая трата времени. Тогда я не понимал этого, но он был прав.
Джерон слушал молча. Сложно было представить, что отец когда-то был мальчиком и что у него были желания, не связанные с делами государства.
— Мы с тобой не такие разные, как тебе кажется, Джерон. Большую часть своего детства я мечтал быть кем угодно, только не наследным принцем.
— Я не наследный принц, — напомнил ему Джерон. — Я просто принц. Дариус взойдет на трон.
— Так и будет. Однажды он станет хорошим королем. Но что будет с тобой? Чего ты хочешь от жизни? Тебе, похоже, не подходит роль принца.
Отец хотел сказать, что Джерону доступны и другие возможности, в том числе за пределами королевского замка. Джерон же решил, что отец считает его недостойным титула, и лишь пожал плечами в ответ.
— Как ты жил все эти дни в роли простого человека? — спросил Экберт.
— У меня получилось.
— Я знал, что у тебя получится. И знаю, что так будет и дальше.
Джерон вопросительно взглянул на отца. Что он имеет в виду?
Экберт вздохнул.
— И все же это будет непростой урок. Если ты не Джерон, ты никто в этом мире. Никто не позаботится о тебе, если ты голоден, если замерз, если лежишь избитый на улице. Я сделаю для тебя все что смогу, и прошу прощения, что не могу сделать больше.
— Я хочу домой, — тихо сказал Джерон. Ему было сложно признать это, но хорошим он был принцем или нет, он не мог перестать быть принцем. Мать, вероятно, хочет, чтобы он вернулся, может быть, Дариус тоже. Насчет отца он не был уверен.
— Ты не можешь вернуться, — серьезно сказал отец.
Джерон сжал зубы, как он делал всегда, чтобы сдержать злость.
— Это наказание за то, что я сбежал? Вы отказываетесь от меня?
— От тебя не отказываются, и это не наказание. Этого требует от тебя твоя страна.
Джерон закатил глаза. Отец не мог так просто сложить с себя вину.
— Значит, я должен стать обычным человеком? Называть тебя королем Экбертом или совсем забыть твое имя?
Отцу было больно это слышать. Но и Джерону было больно, и слова его были оправданы.
— Ты всегда будешь моим сыном, — ответил Экберт. — Но случай с пиратами изменил все. Все верят, что ты мертв, и я не могу с этим ничего поделать.
Несколько секунд они сидели молча. Наконец Джерон заговорил:
— Если я вернусь домой, ты должен будешь объявить Авении войну за то, что затоплен тот корабль?
Экберт тяжело вздохнул.
— Я должен буду, потому что ты сможешь подтвердить, что авенийские пираты напали на корабль с членом королевской семьи на борту. Если я начну войну с Авенией, Гелин наверняка присоединится к ней, и мы будем окружены врагами. Картия не выдержит этой войны.
— А если бы меня не нашли, не пришлось бы объявлять войну?
— Если ты не найдешься, я могу сказать, что не стану объявлять войну, пока не узнаю правду о твоей смерти.
— И мы оба знаем, что должно случиться, — спокойно сказал Джерон. Он обдумал эту возможность, но все еще надеялся, что этого не случится. — А как же мама и Дариус?
— Дариус… скучает по тебе. Но он знает, что мы должны идти на жертвы ради Картии. Твоя мать не знает, что ты нашелся. Конечно же она захочет, чтобы ты вернулся, но она представления не имеет о том, что нас окружают враги, зато мне это слишком хорошо известно.
— Враги всегда угрожали нашим границам?
— Да, но не всегда одновременно. С тех пор как ты пропал, они отступили. Королевский этикет требует сочувствия твоей гибели. Но не все так просто. В самой Картии у меня тоже есть враги, в моем замке. Регенты, которые жаждут занять мой трон. Если я объявлю войну из мести за тебя, они меня не поддержат. И я боюсь их.
