Мы дружно уставились на Гулла.
– Так что будьте с ним поласковее, – повторил дядя Кестрел. – Они вернули его обратно – это там и случилось, в Черных горах, – но с тех пор он не в себе. Наши поговаривали, будто варвары заколдовали парня и его могли бы даже убить, если бы не ваш отец.
– Какой ужас! – воскликнула Робин, таким голосом, будто она собралась не то вот-вот чихнуть, не то вот-вот взорваться.
– Да, верно, – согласился дядя Кестрел. – Но у нас бывали и хорошие времена.
И он принялся излагать забавные истории про каких-то людей, которых мы не знали, и рассказывать про вещи, которых просто не понимали, – они касались войны. Дядя явно старался нас развеселить.
– Я только благодаря этому и не свихнулся – что научился ценить шутку, – подытожил дядя Кестрел. – Ладно, теперь я, пожалуй, пойду к Заре.
И он захромал прочь. Судя по его виду, он не очень-то торопился к тете Заре. Я бы на его месте тоже не торопилась.
Робин вымыла и убрала посуду. Потом посмотрела на Гулла. Тот так и продолжал сидеть.
– Не знаю, что с ним делать, – призналась мне Робин.
Я вышла на улицу, не обращая внимания на вонь, доносящуюся от Реки. Хотелось найти местечко, где можно было бы поплакать. Но на берегу, в лодке, уже сидел Хэрн и тоже плакал.
– На Гулла смотреть страшно! – сказал он, заметив меня. – Уж лучше бы он умер! Надо мне было все-таки пойти в армию!
– И чего бы ты этим добился?
Хэрн вскочил на ноги:
– Как ты не понимаешь! Гуллу не с кем было поговорить. Потому он и сломался. Ну почему я такой трус?!
– Ты поклялся перед Бессмертными, – напомнила я ему.
– Ну, поклялся! – обозлился Хэрн. Он был вне себя от ярости и презрения. Лодка хлюпнула, увязая в грязи. – А еще я поклялся, что буду сражаться с варварами. Ну и какая разница? Все равно, в чем бы я ни клялся, проку с этого не будет. Я просто хотел…
– Замри! – скомандовала я.
Мне вдруг показалось, что лодка хлюпает не только из-за того, что Хэрн дергается.
Хэрн тоже это понял. Он застыл – лицо было в потеках слез – и уставился на меня. И мы почувствовали, как вдоль берегов Реки пробежала легкая дрожь. Грязь чавкнула, а вода в Реке негромко плеснула.
Вдоль берегов Реки протянулись полосы грязи. Не знаю, как это описать, но все вдруг показалось нам иным. Деревья на другом берегу зашуршали – словно чего-то ожидали.
– Половодье приближается, – заключил Хэрн.
Тот, кто вырос у Реки, такие вещи просто чувствует.
– Угу, – согласилась я. – И на этот раз оно будет очень сильным.
Но прежде чем мы успели сказать еще хоть слово, задняя дверь с треском распахнулась, и на пороге появился Гулл. Он застыл, вцепившись в дверной косяк. Похоже, он плохо понимал, где находится.
– Река! – воскликнул он. – Я чувствую Реку!
И он, спотыкаясь, заковылял к берегу. Я уже протянула руки ловить его – потому что со стороны казалось, что Гулл сейчас плюхнется прямо в воду. Но он остановился на берегу. Его шатнуло.
– Я слышу ее, – прошепал он. – Она мне снилась. Половодье приближается!
И Гулл заплакал, совершенно беззвучно, как иногда плачет Робин.
Слезы градом покатились по его лицу.
Я посмотрела на Хэрна, а Хэрн на меня. Мы не знали, что делать. Тут из избы выскочила Робин, вцепилась в Гулла. И потащила его в дом, бросив на ходу:
– Я хочу уложить его в постель. Что-то мне не по себе.
– Половодье приближается, – пояснила я.
– Знаю, – крикнула Робин через плечо. – Я его чувствую. Сейчас пригоню Утенка.
Она втолкнула Гулла внутрь и захлопнула дверь.
Мы с Хэрном потащили лодку из воды. Это было ужасно трудно – она здорово увязла в грязи. Хорошо, что Хэрн куда сильнее, чем кажется с виду. В конце концов нам удалось втянуть лодку на самый верх склона. К этому времени тошнотворно зеленый кисель уже начал подниматься, и некоторые волны были настолько высоки, что захлестывали выемку, в которой мы оставили лодку.
– Похоже, это половодье переплюнет все предыдущие, – заметил Хэрн. – Может, не стоит оставлять лодку здесь. Что скажешь?
– Угу, – согласилась я. – Давай лучше уберем ее в дровяной сарай.
Сарай у нас пристроен к дому, а дом стоит выше по холму. Хэрн застонал, но приступил к делу. Мы взяли последние поленья, соорудили из них катки и так умудрились вдвоем вкатить тяжеленную лодку наверх. Уже подтащили лодку к сараю, когда дверь отворилась и оттуда вышел Утенок.
– Что-то ты не сильно спешил, – фыркнула я.
– Извините, – вымолвил Утенок. – Мы укладывали Гулла в постель. Он сразу же заснул. На него просто смотреть страшно. По-моему, у него внутри ничего не осталось!
И Утенок расплакался. Хэрн вцепился мне в руку, и мы попытались обнять Утенка с двух сторон.
– Он поправится, – сказала я.
– Поспит, и ему станет лучше, – добавил Хэрн.
И непонятно, кого мы утешали – Утенка или себя.
– Теперь Гулл у нас за старшего, – выдавил Утенок и зарыдал еще сильнее.
А я позавидовала мальчишкам: хорошо им, они могут плакать!
– Утенок, прекрати, – одернул его Хэрн. – Половодье началось. Самое сильное из всех. Надо попрятать вещи в сарай.
А Река с тихим шипением все поднималась и разливалась. К вони, стоявшей с самой зимы, добавился новый запах – запах сырости. Но он все-таки был не такой противный. Я почувствовала, что земля у нас под ногами мелко подрагивает – из-за идущего издалека мощного потока.
– Знаю, – всхлипнул Утенок. – Я просто не выдержал. Сейчас перестану.
И перестал – только еще какое-то время шмыгал носом. Мы затащили лодку в сарай. Я сказала, что надо загнать сюда же кур. Куры – занятные существа. Мозгов у них никаких, но при этом они откуда-то знают про половодье. Когда мы пошли их искать, оказалось, что они сидят на холме, рядом с домом тети Зары, и нам никак не удавалось загнать их в наш сарай. Они даже на зерно не приманивались.
А корова впервые не полезла в огород. Обычно ей только дай волю – она сразу же шасть туда и давай жевать рассаду. А теперь мы ее и толкали, и тянули – потому что думали, что оставлять ее на берегу Реки опасно. В конце концов привязали так, чтобы она могла объедать траву с дорожки в огороде. А сами пошли в сарай.
Но Робин сказала, чтобы мы переложили овощи с пола на полки, потому что вода дойдет и сюда. Робин – самая старшая из нас и лучше всех знает Реку. Так что мы ее послушались.
К тому времени, как управились с овощами, уже стемнело. Река негромко рокотала. Пока Робин доила корову, я пошла взглянуть на Реку. Вода из зеленой сделалась коричневой, а течение усилилось. Полоса грязи уже скрылась под водой. Я увидела, как под самым берегом из-под воды цепочкой поднимаются желтые пенящиеся пузырьки. Постепенно вода светлела и из коричневой превращалась в желтую. Так всегда бывает во время половодья – только сейчас вода почему-то была не такая, как всегда, а темно-желтая. Пахло землей – чистый, свежий запах, который несет с собой половодье. Мне подумалось, что в этот раз запах сильнее и резче, чем обычно.
– Да просто в горах, откуда течет Река, погода не такая, как раньше, только и всего, – сердито буркнул Хэрн. – Может, разбудить Гулла и дать ему молока?
Гулл спал так крепко, что разбудить его нам не удалось. Мы оставили его в покое и поужинали сами. Нас обуревало какое-то странное чувство: с одной стороны, рокот Реки вызывал радостное возбуждение, а с другой, мы чувствовали себя несчастными. Нам захотелось чего-нибудь сладкого. Когда мы получили сладкое, нам захотелось соленого. Мы попытались уговорить Робин приготовить что-нибудь из соленой форели – и тут послышался какой-то странный звук. Мы умолкли и прислушались. Сперва не услышали ничего, кроме гула и рокота Реки. А потом стало ясно, что кто-то скребется в заднюю дверь – именно скребется, а не стучится.
– Я схожу гляну, – сказал Хэрн.
И отправился к задней двери, прихватив по дороге тесак.
За дверью обнаружился дядя Кестрел. Он прижал палец к губам, призывая к молчанию. Мы развернулись и уставились на него. Дядя, хромая, вошел. Он выглядел куда ухоженнее, чем во время первого визита, но трясся по-прежнему.
– Я уж думал, что к нам заявился какой-нибудь варвар, – пошутил Хэрн.
– Самая компания для вас, – усмехнулся дядя Кестрел.
Он взял у Робин из рук пирожок с вареньем и сказал: «Спасибо, золотце» – но теперь это и выглядело, и звучало как-то неестественно. Видно было, что он чего-то боится.
– У нас дома побывал Звитт, – начал дядя. – И он обзывал вашу семью варварами и колдунами.
– Мы не варвары! И не колдуны! – возмутился Утенок. – Это все знают!
– А знают ли? – со вздохом сказал дядя Кестрел.
Он наклонился над столом так, что его огромная дрожащая тень накрыла собою полки с чашками и тарелками. В сочетании с дядиным длинным носом и подбородком это выглядело так зловеще, что я глаз отвести не могла. Мне стало страшно.
– Все ли это знают? Теперь кое-кто из шеллингцев видел варваров собственными глазами. И они помнят, что ваша матушка – да, моя Робин, она была настоящей красавицей – выглядела в точности как варварка. А потом Звитт заявил, что вы не чтите Реку…
