– Ерунда.
– Неужели? Я видела, как женщины приходят к тебе за советом в постельных делах. Ты мнешься, тычешь пальцем в небо и густо краснеешь. Разве можно советовать другим, как поступать со своими телами, не познав собственного?
– Я прекрасно знаю, что куда вставляется, – скривилась Лиша.
– Ты понимаешь, о чем я.
– И что ты предлагаешь? Затащить в постель первого встречного, чтобы поскорее с этим покончить?
– А хотя бы и так!
Лиша сердито глянула на нее, но Джизелл даже не вздрогнула.
– Ты так долго оберегала свой бутон, что в твоих глазах ни один мужчина не достоин его сорвать. Что толку прятать цветок от чужих глаз? Кто вспомнит о его красоте, когда он увянет?
Лиша приглушенно всхлипнула, и Джизелл прижала ее к груди.
– Тише, девочка, тише, – погладила она ее по волосам. – Все не так уж и плохо.
* * *После ужина, проверив метки и отправив учениц корпеть над книгами, Лиша и Джизелл наконец улучили минутку, чтобы заварить травяной чай и открыть сумку утреннего вестника. На столе стояла полная лампа с подрезанным фитилем, чтобы надолго хватило.
– Пациенты весь день и письма всю ночь, – вздохнула Джизелл. – Хвала свету, что травницам не нужно спать!
Она перевернула сумку вверх дном, рассыпав пергаменты по столу.
Они быстро отобрали письма для пациентов. Затем Джизелл взяла первую попавшуюся связку и взглянула на имя.
– Это тебе.
Она передала связку Лише, выхватила из стопки очередное письмо, вскрыла и стала читать.
– Это от Кимбер, – сказала она через мгновение. Кимбер была еще одной ученицей Джизелл, отправленной в чужие края – селение Крестьянский Пень, находившееся южнее в одном дне езды. – Бондарю стало хуже, сыпь снова расползлась.
– Спорим, она неправильно заваривает чай? – простонала Лиша. – Вечно она не дает ему как следует настояться, а потом удивляется, почему ее зелья не лечат. Я ее придушу, если мне придется отправиться в Крестьянский Пень заваривать чай за нее!
– И она это знает, – засмеялась Джизелл. – Вот почему на этот раз она написала мне!
Смех был заразителен, и Лиша вскоре присоединилась к веселью. Девушке нравилась Джизелл. Старая травница бывала жесткой, как Бруна, но не упускала случая потешиться.
Лиша всем сердцем скучала по Бруне и при мысли о прежней наставнице вновь взяла письма. Был четвертак – день, когда вестник приезжает из Крестьянского Пня и Лесорубовой Лощины и отправляется на юг. Разумеется, имя на первом письме в стопке было выведено аккуратным отцовским почерком.
Еще было письмо от Вайки. Его Лиша прочла первым и, как всегда, невольно стиснула кулаки, убедившись, что древняя, как сама вечность, Бруна до сих пор жива и здорова.
– Вайка родила, – сообщила она. – Мальчик, Джейм. Шесть фунтов одиннадцать унций.
– Это третий?
– Четвертый.
Вайка вышла замуж за Малыша Джону – ныне рачителя Джону – вскоре после приезда в Лесорубову Лощину и немедленно принялась рожать ему детей.
– Ну все, теперь она не вернется в Энджирс, – посетовала Джизелл.
Лиша засмеялась:
– Думаю, она уже после первого решила не возвращаться.
Трудно было поверить, что прошло семь лет с тех пор, как они с Вайкой поменялись местами. Временный уговор стал постоянным, и это вполне устраивало Лишу.
Что бы Лиша ни делала, Вайка останется в Лесорубовой Лощине, и ее, похоже, любили больше, чем Бруну, Лишу и Дарси, вместе взятых. При этой мысли Лиша ощутила себя вольной птицей. Она обещала вернуться, если Лесорубова Лощина будет в ней нуждаться, но Создатель позаботился об этом. Лиша может сама выбирать свое будущее.
Отец написал, что подхватил простуду, но Вайка его лечит и он надеется вскоре поправиться. Следующее письмо было от Мэйри. Ее старшая дочь расцвела, и ее сговорили; Мэйри вот-вот станет бабушкой. Лиша вздохнула.
В связке было еще два письма. Лиша переписывалась с Мэйри, Вайкой и отцом почти каждую неделю, но мать писала ей реже и обычно со злости.
– Все в порядке? – Джизелл подняла взгляд от письма и увидела, что Лиша хмурится.
– Всего-навсего письмо от мамы. – Лиша пробежала строчки глазами. – Тон меняется в зависимости от ее настроения, но смысл один: «Возвращайся домой и рожай детей, пока не состарилась и Создатель не иссушил твое чрево».
Джизелл хмыкнула и покачала головой.
В письмо Элоны был вложен еще один листок – вероятно, от Гареда, хотя письмо было написано рукой матери, поскольку Гаред был неграмотен. Но как бы Элона ни старалась изобразить, будто письмо написано под диктовку, Лиша не сомневалась, что по меньшей мере половина слов, если не все, принадлежит ее матери. Содержание писем Гареда, как и материнских, никогда не менялось. У Гареда все хорошо. Гаред скучает по Лише. Гаред ждет Лишу. Гаред любит Лишу.
– Мать считает меня полной дурой, – скривилась Лиша, читая письмо. – Так я и поверила, что Гаред попытался сочинить стишок, тем более нерифмованный.
Джизелл засмеялась, но осеклась, когда увидела, что Лише совсем не весело.
– А если она права? – внезапно спросила Лиша. – Неприятно думать, что Элона может быть хоть в чем-нибудь права, но я хочу иметь детей, и не нужно быть травницей, чтобы понимать: время уходит. Ты сама сказала, что я впустую потратила лучшие годы.
– Я этого не говорила.
– Все так, – печально сказала Лиша. – Я не утруждала себя поисками мужчин; они сами находили меня, хотела я того или нет. Просто я всегда думала, что однажды меня найдет тот, кто станет частью моей жизни, а не потребует, чтобы я стала частью его.
– Мы все об этом мечтаем, дорогая, и это приятные мечты, но возлагать на них надежды не стоит.
Лиша скомкала письмо в кулаке.
– Значит, ты собираешься вернуться и выйти замуж за этого Гареда? – спросила Джизелл.
– Создатель, конечно же нет! Только не это!
Джизелл фыркнула:
– Прекрасно. Можно не убиваться.
– Как бы мне ни хотелось ребенка, я лучше умру старой девой, чем раздвину ноги перед Гаредом. Беда в том, что он не позволит никому в Лощине приблизиться ко мне.
– Этой беде легко помочь. Рожай детей здесь.
– Что?
– Лесорубова Лощина в надежных руках. Я лично обучила Вайку, и в любом случае ее сердце давно уже там. – Джизелл наклонилась и положила мясистую руку на руку Лиши. – Оставайся. Назови Энджирс своим домом и возглавь лечебницу, когда я уйду на покой.
Глаза Лиши широко распахнулись. Она открыла рот, но ничего не смогла произнести.
– За эти годы я узнала от тебя не меньше, чем ты от меня, – продолжила Джизелл. – Я не доверю свое дело никому другому, даже если завтра вернется Вайка.
– Не знаю, что и сказать, – выдавила Лиша.
– А ты не спеши. – Джизелл похлопала Лишу по руке. – Я пока не собираюсь на покой. Просто подумай об этом.
Лиша кивнула. Джизелл распахнула объятия, и девушка упала в них, крепко прижавшись к старшей подруге. Они отстранились друг от друга и подскочили, услышав крики на улице.
– На помощь! На помощь!
Женщины взглянули на окно. Уже стемнело.
Открывать ставни по ночам считалось преступлением, за которое в Энджирсе грозила порка, но Лиша и Джизелл, не раздумывая, отодвинули засов и увидели трех городских стражников, которые бежали по дощатому настилу. Двое из них кого-то несли.
– Эй, в лечебнице! – крикнул бежавший впереди стражник при виде открытых ставней и залитой светом комнаты. – Откройте дверь! Убежища! Убежища и исцеления!
Лиша и Джизелл дружно бросились к лестнице и едва не скатились по ней, спеша открыть дверь. Была зима, и хотя городские метчики усердно очищали охранную сеть от снега, льда и жухлых листьев, воздушные демоны прорывались в город каждую ночь, охотясь за бездомными попрошайками и поджидая глупцов, которые осмелятся нарушить комендантский час и закон. Воздушный демон мог бесшумно упасть камнем, раскинуть когтистые крылья, вспороть жертве брюхо и унести тело в задних лапах.
Женщины добрались до площадки и распахнули дверь, следя за приближением мужчин. Притолока была расписана метками; травницам и их пациентам ничего не угрожало даже с открытой дверью.
– Что случилось? – крикнула Кэди, перегнувшись через перила наверху лестницы. Позади нее высыпали из комнаты остальные ученицы.
– Надевайте фартуки и спускайтесь! – приказала Лиша, и девочки спешно повиновались.
Мужчины были еще далеко, но мчались во весь опор. У Лиши засосало под ложечкой от пронзительных воплей в небе. Суматоха и свет привлекли воздушных демонов.
Стражники быстро приближались, и Лиша осмелилась надеяться, что они доберутся до лечебницы невредимыми, но один из мужчин поскользнулся на полосе льда и грянулся оземь. Он завопил, и человек, которого он нес, скатился на настил.
Стражник со вторым мужчиной на плече что-то крикнул товарищу, пригнул голову и прибавил ходу. Свободный стражник развернулся и бросился на помощь упавшему.
