Ознакомительная версия.
Женщина наклонилась к Блейку:
– Молодой человек, могу я получить назад свое мороженое?
Блейк протянул ей рожок, а когда она его забрала, принялся облизывать пальцы, испачканные подтаявшим фисташковым мороженым.
– Спасибо, – поблагодарила Карла владелицу лошади. – Вы очень добры. – Затем обратилась к Блейку: – Пойдем в туалет и вымоем руки. А потом купим тебе мороженое.
– Хочу такое же, как у нее, – сказал Блейк, и крупная женщина вновь рассмеялась.
Джонни настоял, чтобы дети съели мороженое в ресторане. Ему вовсе не улыбалось отмывать машину от фисташковой липкой сладости. Когда они вышли из здания, женщина с лошадью уже уехала.
Да, по дороге встречаешь немало людей – иногда они злые, чаще добрые, а иной раз потрясающие. Пообщаешься с ними недолго и никогда больше их не увидишь.
Но вот она, женщина с лошадью – вернее, ее прицеп с лошадью, – стоит на обочине, на узкой аварийной полосе. Дорожные конусы аккуратно расставлены за прицепом. И Карла права. Эта женщина и вправду хорошо пообщалась с детишками. С этими мыслями Джонни Люсье принял худшее в жизни – и последнее в жизни – решение.
Он включил поворотник и съехал на подъездную дорожку, как предлагала Карла. Припарковался перед зеленым «приусом» Дага Клейтона, который по-прежнему мигал аварийными огнями, рядом с забрызганным грязью микроавтобусом. Включил парковочную передачу, но не стал выключать двигатель.
– Хочу погладить лошадку, – заявил Блейк.
– Я тоже хочу погладить лошадку, – сказала Рэйчел тоном избалованной светской барышни, который переняла бог знает от кого. Карлу это бесило, но она молчала. Если сделать Рэйчел замечание, она будет постоянно так разговаривать.
– Сначала нужно спросить разрешения у хозяйки, – заметил Джонни. – Пока что, детишки, сидите на месте. И ты тоже, Карла.
– Да, хозяин, – ответила Карла голосом зомби, который всегда смешил детей.
– Очень смешно.
– В кабине ее нет, – сказала Карла. – Кажется, все машины пусты. Думаешь, тут авария?
– Не знаю, вроде никто не помят. Подожди-ка минутку.
Джонни Люсье вышел из машины, обошел сзади свой «форд-экспедишн», за который уже никогда не расплатится, и зашагал к кабине «доджа». Карла сказала, что женщины в машине нет, но Джонни хотел убедиться, что та не лежит на сиденье с сердечным приступом. (Джонни всю жизнь занимался бегом и искренне верил, что сердечный приступ ждет всех, кто старше сорока пяти и весит хотя бы на пять фунтов больше, чем предписано таблицей на Medicine.Net.)
Женщины не оказалось на сиденье в кабине (вообще-то такую огромную тетку Карла увидела бы издали, даже если бы та и лежала), и в прицепе ее тоже не было. Только лошадь, которая высунула нос и обнюхала лицо Джонни.
– Привет… – Сначала Джонни не мог вспомнить имя, потом вспомнил: – Диди. Как твоя лошадиная жизнь? Есть в торбе овес?
Он погладил Диди по носу и пошел осмотреть две другие машины на подъездной дорожке. По пути он заметил, что авария все же была, пусть и мелкая. Микроавтобус сбил несколько оранжевых бочек, преграждавших въезд на зону отдыха.
Карла опустила стекло. Дети на заднем сиденье не могли сделать то же самое – их окна были заблокированы.
– Она там?
– Нет.
– А хоть кто-нибудь есть?
– Карла, дай мне спокой… – Он увидел два мобильных телефона и обручальное кольцо. Они валялись на асфальте рядом с приоткрытой дверцей микроавтобуса.
– Что? – Карла вытянула шею.
– Подожди.
Джонни хотел сказать, чтобы она закрылась в машине, но потом рассудил, что это прозвучит глупо. Сейчас день, они на шоссе I-95, что с ними может случиться? Каждые двадцать-тридцать секунд мимо проезжают машины, иногда по несколько сразу.
Он наклонился и поднял телефоны, взял один телефон в одну руку, другой – в другую. Потом обернулся к Карле и поэтому не увидел, как дверь микроавтобуса, словно рот, приоткрылась чуть шире.
– Карла, мне кажется, тут кровь. – Он поднял руку с телефоном Дага Клейтона.
– Мама! – произнесла Рэйчел. – Кто в той грязной машине? Дверь открывается.
– Садись в машину, – сказала Карла. Во рту у нее вдруг пересохло. Ей хотелось выкрикнуть эти слова, но грудь сдавило, словно сверху лег камень. Невидимый, но очень большой и тяжелый. – Там кто-то есть в микроавтобусе!
Однако вместо того чтобы вернуться в свою машину, Джонни наклонился к полуоткрытой двери микроавтобуса и заглянул внутрь. Он не успел ничего рассмотреть, потому что дверь резко захлопнулась, зажав его голову. Раздался страшный глухой звук. Камень, давивший Карле на грудь, внезапно исчез. Она набрала воздух в легкие и выкрикнула имя мужа.
– Что с папой? – пронзительно закричала Рэйчел тоненьким, как травинка, голосом. – Что с папой?
– Папа! – завопил Блейк, озираясь. Он был занят своими новыми трансформерами и только сейчас сообразил, что отца нет рядом.
Не задумываясь ни на миг, Карла выскочила из машины. Тело Джонни осталось снаружи, а голова скрылась в грязном микроавтобусе. Он был еще жив; его руки и ноги молотили воздух. Карла даже не помнила, как подбежала к мужу. Она двигалась, повинуясь инстинкту, мозг словно отключился.
– Мама, не надо! – закричала Рэйчел.
– Мама, НЕ НАДО! – Блейк не понимал, что происходит, но чувствовал: что-то очень плохое. Он расплакался в голос и принялся выпутываться из паутины ремней, которыми был привязан к детскому креслу.
Карла обхватила Джонни за талию и потянула к себе с поразительной силой, которую ей придал адреналин. Дверь микроавтобуса приоткрылась, изнутри хлынула кровь, стекавшая через порог маленьким водопадом. На одно жуткое мгновение Карле удалось заглянуть внутрь, и она увидела голову мужа на заляпанном грязью сиденье. Хотя он все еще бился в ее объятиях, она поняла (даже в бушующем урагане паники бывают мгновения пронзительной ясности): так же пляшут повешенные. Потому что у них сломана шея. В этот короткий и страшный миг – ослепительный, как вспышка молнии, – Карла подумала, что муж выглядит глупо, даже безобразно, словно из него выпустили все то, что делало его прежним Джонни, и поняла, что он уже мертв, хотя его тело еще сотрясается. Так выглядит ребенок, неудачно нырнувший и ударившийся о камни. Так выглядит женщина с грудью, пробитой рулем, когда ее машина врезается в опору моста. Так выглядишь ты, когда уродливая смерть приходит ниоткуда и раскрывает тебе объятия.
Дверь микроавтобуса угрожающе захлопнулась. Карла по-прежнему обхватывала двумя руками мужа за пояс, и когда ее резко дернуло вперед, вновь пережила мгновение пронзительной ясности, подобной вспышке молнии.
Это машина! Нельзя близко подходить к машине!
Она отпустила Джонни, но сделала это с опозданием на долю секунды. Ее волосы коснулись двери микроавтобуса, и их мгновенно всосало внутрь. Карла попыталась вырваться, но у нее ничего не вышло. Она ударилась головой о дверь, и макушку обожгло, словно огнем. Машина вгрызлась ей в кожу.
Беги! – попыталась крикнуть она своей капризной и вредной, но уж точно не глупой дочери. Беги и возьми с собой Блейка!
Но не успела выкрикнуть ни слова: у нее уже не было рта.
Когда дверь микроавтобуса захлопнулась на папиной голове, словно венерина мухоловка, поймавшая неосторожное насекомое, это видела только Рэйчел, но когда маму втянуло сквозь грязную дверь, как будто это была не дверь, а занавеска, это уже видел и Блейк. Они видели, как с маминой ноги слетела туфля, видели, как сверкнули розовые ногти на пальцах, а потом мама исчезла внутри. В следующую секунду белый микроавтобус утратил форму и сжался, точно кулак. Сквозь открытое матерью окно дети услышали хруст.
– Что это? – закричал Блейк. У него по щекам текли слезы, под носом блестели сопли. – Что это, Рэйчи, что это, что это?
Их кости, подумала Рэйчел. Ей было всего шесть лет, и ей, разумеется, не разрешалось ходить в кино на фильмы категории «детям до тринадцати» или смотреть их по телевизору (не говоря уж о фильмах «только для взрослых»), но она поняла, что это был за хруст. С таким хрустом ломаются кости.
Эта машина – совсем не машина. Это чудовище.
– Где мама с папой? – пролепетал Блейк, глядя на сестру огромными, мокрыми от слез глазами. – Где мама с папой, Рэйчи?
Словно ему два годика, подумала Рэйчел и, возможно, впервые в жизни испытала к младшему брату что-то, кроме неприязни (или чистейшей ненависти в те моменты, когда ее по-настоящему доставало его поведение). Ей показалось, что это новое чувство не просто любовь. Это было нечто большее. В конце маме не удалось ничего сказать, но Рэйчел знала, что сказала бы мама, будь у нее время. Она сказала бы: Позаботься о Блейке.
Он извивался, пытаясь выпутаться из ремней. Он знал, как их расстегнуть, но в панике забыл.
Ознакомительная версия.
