Иногда с Кет ходила Морячка, которая и рассказывала ей обо всех этих богах. «Это дом Великого Пастыря, а в тройной башне живет трехголовый Триос. Первая голова глотает умерших, из третьей выходят возрожденные, для чего нужна вторая, не знаю. Тут Камни Молчаливого Бога, там вход в Лабиринт Творца Узоров. Лишь тот, кто пройдет его весь, может обрести мудрость, так говорят жрецы. За ним, у канала, храм Аквана Красного Быка. На каждый тринадцатый день там закалывают белого тельца и раздают нищим чаши с кровью».
Сегодня не тринадцатый день: на паперти Красного Быка пусто. Боги-братья Семош и Селоссо спят в своих храмах-близнецах — между ними через Черный канал перекинут мостик. Девочка перешла его и направилась в Пурпурную гавань кружным путем — через Мусорную Заводь, мимо шпилей и куполов Затопленного Города.
Из «Счастливого порта» вывалились лиссенийские моряки, но девушек видно не было. «Корабль» закрыт наглухо, лицедеи долго спят по утрам. На причале около иббенийского китобоя старый друг Тагганаро кидает мячик Кассо, тюленьему королю, а его напарник режет у зрителей кошельки. Девочка тоже ненадолго остановилась. Тагганаро ее не узнал, Кассо захлопал ластами и залаял — то ли узнал, то ли рыбу почуял. Она поскорее двинулась дальше.
Старик уже сидел над миской за своим обычным столом и торговался с очередным капитаном. Длинный страж стоял рядом, низенький устроился у входа в харчевню и разглядывал всех входящих. Девочка не собиралась входить; она уселась на пристани ярдов за двадцать от двери, и ветер трепал ее плащ.
Несмотря на холод, народу в гавани было полно. Шлюхи завлекали моряков, моряки высматривали шлюх. Прошла в обнимку, гремя шпагами, пара подвыпивших брави, прошествовал красный жрец.
Ближе к полудню она заметила нужного ей человека, преуспевающего судовладельца, который уже три раза приходил к старику. Крупный, лысый, дородный, в коричневом бархатном плаще с меховой оторочкой, на поясе орнамент из серебряных звезд и лун, одна нога не гнется. Он шагал медленно, опираясь на трость.
Уродке он подходил как нельзя лучше. Приготовив ножик, она догнала его. Кошелек висел на поясе справа, но мешал плащ. Не страшно — один взмах, и готово. Красный Рогго гордился бы ею. Она просунула в прорезь руку, вспорола кошелек, набрала жменю золота, и тут хромой обернулся.
— Какого…
Ее рука застряла в складках плаща, монеты посыпались.
— Воровка! — занес палку хромой. Она подсекла его негнущуюся ногу и обратилась в бегство. Монеты сыпались, позади кричали «воровка». Толстый трактирщик попытался схватить ее, но она увернулась, пронеслась мимо хохочущей девки, шмыгнула в переулок.
Кошка-Кет хорошо знала эти переулки, и уродка тоже их помнила. Она перелезла через ограду, перескочила узкий канал, спряталась в какой-то пыльной кладовке. Погони не было слышно, но она терпеливо ждала, сидя в углу за ящиками. Выждав около часа, она вскарабкалась прямо по стенке дома и по крышам добралась чуть ли не до Канала Героев. Судовладелец, подобрав монеты и трость, должен уже дохромать до харчевни. Теперь он скорее всего пьет горячий бульон и жалуется старику на уродку, чуть было не укравшую у него кошелек.
Добрый человек ждал ее в Черно-Белом Доме у храмового пруда. Уродка, сев рядом с ним, положила на кромку пруда золотую монету с драконом на одной стороне и королем на другой.
— Золотой дракон Вестероса, — сказал жрец. — Где ты ее взяла? Мы не воры.
— А я и не воровала. Взамен этой я подложила ему одну нашу.
— Он отдаст ее в числе других одному человеку, — догадался жрец, — и у того вскоре остановится сердце. Прискорбно. — Добрый человек бросил монету в пруд. — Тебе еще многому нужно учиться, но ты, я вижу, не безнадежна.
Ночью ей вернули лицо Арьи Старк и черно-белую одежду послушника.
— Ты будешь носить ее здесь, но пока она тебе не понадобится. Утром пойдешь к Изембаро и приступишь к своему первому ученичеству. Подбери себе одежду в подвале. Стража ищет уродку, поэтому лицо тоже сменим. — Добрый человек взял ее за подбородок и повертел вправо-влево. — На этот раз оно будет красивое, твое собственное. Кто ты, дитя?
— Никто, — сказала она.
Серсея
В последнюю ночь своего заключения королева не могла спать — мысли о том, что будет завтра, не давали покоя. Его воробейство пообещал, что стража сдержит толпу, никому не даст ее тронуть, но все-таки страшно.
В день отплытия Мирцеллы в Дорн, когда вспыхнул хлебный бунт, золотые плащи стояли вдоль всего пути следования, но толпа прорвалась, растерзала на части старого верховного септона, а Лоллис Стокворт изнасиловали человек пятьдесят. Если уж на эту квашню, дуру безмозглую, притом одетую, накинулись мужики, что они сделают с королевой?
Серсея металась по камере словно львица. У них в Бобровом Утесе, когда она была маленькой, жили львы — их еще дед завел. Они с Джейме, подзуживая друг друга, бегали в подземный зверинец, а однажды она даже просунула руку между прутьями клетки и потрогала одного из зверей. Она всегда была смелее, чем брат. Лев повернул голову, посмотрел на нее большими золотыми глазами и лизнул ее пальцы. Язык у него был как терка, но она не убрала руку, пока Джейме не оттащил ее прочь.
«Твоя очередь, — сказала она. — Дерни его за гриву». Но он не решился. Меч должна была носить она, а не он.
Она расхаживала босая, завернувшись в тонкое одеяло. Скорей бы уж настал день, а к вечеру все будет кончено. Она вернется к Томмену, в свои покои в крепости Мейегора. Дядя сказал, что только так и можно спастись, но верно ли это? Дяде она доверяла не больше, чем верховному септону. Можно еще отказаться. Настоять на своей невиновности и выйти на суд.
Нет. Нельзя допустить, чтобы ее, как Маргери, судили священники. Розочка может не опасаться, но у нее, Серсеи, среди септ и воробьев друзей нет. Единственная ее надежда — испытание поединком, а для этого ей нужен боец.
Если бы Джейме сохранил свою руку… Но он потерял ее, а теперь и сам пропал в речных землях с этой своей Бриенной. Надо найти другого защитника, иначе сегодняшний кошмар окажется наименьшей из ее мук. Надо во что бы то ни стало увидеть Томмена. Он любит ее. Джофф был упрямым и непослушным, но Томмен хороший мальчик, хороший малютка-король. Он сделает то, что велит ему мать. Здесь она обречена, в Красный Замок может вернуться только пешком. Его воробейство тверд как алмаз, а дядя слова ему поперек не скажет.
— Ничего со мной не случится, — сказала Серсея, когда в окне забрезжил рассвет. — Пострадает одна лишь гордость. — Может быть, Джейме еще успеет. Она представила, как он скачет сквозь утренние туманы, сверкая золотыми доспехами. «Джейме, если ты хоть когда-то любил меня…»
Вместе с септами Сколерией, Юнеллой и Моэллой пришли четыре послушницы и две Молчаливые Сестры. Их серые одежды наполнили королеву ужасом. Зачем они здесь? Их дело — погребать мертвых.
— Верховный септон обещал, что мне не причинят никакого вреда.
— Так и будет. — Послушницы принесли щелочное мыло, тазик с теплой водой, ножницы и большую бритву. Хотят сбрить ей волосы, еще одно унижение. Ну уж нет, молить она их не станет. Она Серсея из дома Ланнистеров, львица Утеса, законная королева всех Семи Королевств. А волосы отрастут.
— Приступайте, — сказала она.
Одна Молчаливая Сестра взяла ножницы. Они ведь заправские цирюльницы, привыкшие стричь и брить знатных покойников — оболванить королеву для них сущие пустяки. Серсея сидела как каменная, пока ее золотые локоны падали на пол. В тюрьме ей не давали ухаживать за ними как следует, но и немытые они блестели на солнце. Ее корона. Одну уже отняли, теперь и этой лишают. После стрижки послушница намылила ей голову, и Молчаливая принялась скоблить ее бритвой.
И это, вопреки надеждам Серсеи, было еще не все.
— Снимите рубашку, ваше величество, — приказала Юнелла.
— Зачем это?
— Нужно и там побрить.
Снимают все наголо, как с овцы. Она сорвала с себя рубаху, кинула на пол.
