Хэйзел попыталась подползти к тельцу Виски, рванувшись из ледяной ведьминой хватки. Но, как бы девочка ни брыкалась, ее ноги уже коснулись воды. Брызги разлетались во все стороны – Хэйзел не переставала бороться.
– Бен! – закричала она срывающимся от ужаса голосом. – Бен!
Музыка не смолкла, но стала ближе – такая красивая, что деревья склоняли ветви к земле, чтобы лучше ее расслышать. И такая бесполезная… На глаза Хэйзел навернулись слезы: страх и разочарование смешались с паникой. Почему брат не прекратит играть и не придет ей на помощь? Разве он ее не слышит? Ноги девочки скользнули в воду, и их тут же обволокла тина. Хэйзел глубоко вдохнула, готовясь задержать дыхание, насколько только сможет. Больно ли тонуть? Остались ли у нее силы бороться?
Но вдруг ведьма ослабила хватку. Хэйзел кинулась на берег, не задумываясь о том, почему ей удалось освободиться, пока не оказалась за поваленным деревом и, тяжело дыша, не привалилась спиной к вязу. Бен, бледный и испуганный, стоял у самой кромки воды и играл, будто от этого зависела его жизнь.
Нет. От этого зависела ее жизнь. Ведьма в восхищении уставилась на мальчика. Рыбьи глаза не моргали, а губы еле заметно шевелились, словно она повторяла мелодию. Хэйзел знала, что Народец любит музыку, особенно столь прекрасную, но не подозревала, что музыка способна сотворить с ними такое.
Она поняла, что Бен заметил тело Виски: брат, пошатнувшись, сделал полшага вперед, закрыл глаза, но ни на секунду не перестал играть.
Взгляд Хэйзел уперся в берег, где она упала: в грязи отпечатались следы борьбы, рядом лежал разлагающийся труп Адама и тельце Виски; над ними, жужжа, вились мухи. Но было и что-то еще: на солнце поблескивала… рукоять? Нож? Адам принес с собой оружие?
Хэйзел медленно поползла обратно на берег, к водяной ведьме.
Бен уставился на нее широко раскрытыми глазами и предостерегающе потряс головой.
Хэйзел, не обращая на брата внимания, прокладывала путь к ножу, который лежал в грязи. Девочка ощущала только странное оцепенение и злость. Наконец она ухватилась за рукоятку, сжала ее и потянула. Грязь хлюпнула, когда лезвие выскользнуло на свободу. Металл почернел, будто побывал в огне, а под копотью оказался золотым. Острие было гораздо длиннее, чем она ожидала – длиннее даже, чем самый большой мамин кухонный нож, с желобком посредине. Это был меч. Настоящий меч вроде тех, что мог бы принадлежать настоящему взрослому рыцарю.
Мысли Хэйзел понеслись вскачь, но она продолжала идти, бесконечно повторяя про себя: Я рыцарь. Я рыцарь. Я рыцарь. Рыцарь получше спас бы Виски, но она, по крайней мере, может отомстить за его смерть. Девочка вступила в илистую воду, подняла тяжелый меч, словно бейсбольную биту, и обрушила его вниз, прямо ведьме на голову. Череп раскололся, как гнилая дыня.
Чудовище рухнуло в воду – мертвое.
– Ого, – выдохнул Бен. Подойдя ближе, он выпустил дудочку, снова повисшую у него на шее, и склонился, чтобы получше изучить красное месиво из костей, покрытых лишайником зубов и плавающих в воде прядей. Он пнул ведьмины останки мыском ботинка. – Не думал, что ты ее правда убьешь.
Хэйзел не знала, как ответить. Она не поняла, считает ли брат, будто она поступила плохо, или просто удивляется, что это сработало.
– Где ты его взяла? – спросил он, указывая на меч.
– Нашла, – прерывисто дыша, ответила Хэйзел. Из глаз потекли слезы – хоть девочка, отчаянно моргая, и пыталась загнать их обратно.
Бен потянулся, явно собираясь забрать у нее оружие. Может, вспомнил о своем сломанном мече Хи-Мена и подумал, что клинок в ее руке окажется хорошей заменой. Но Хэйзел сделала полшага назад.
Брат скорчил рожу, делая вид, что вовсе его и не хотел.
– С твоим мечом и моей музыкой мы могли бы такого натворить! Бороться со злом. Как в книжках.
Несмотря на смерть Адама, собаки и все остальное, Хэйзел улыбнулась и рукавом рубашки вытерла кровавые брызги с носа:
– Думаешь?
Дети могут быть жестокими, восстанавливая справедливость; могут убивать чудовищ и очень этим гордиться. Девочка, которая не давит пауков, а выносит их на улицу, которая однажды кормила лисенка из пипетки каждые два часа, пока не приехали сотрудники службы спасения дикой природы и не забрали его, – может убить и будет готова сделать это снова. Она может отнести своего мертвого пса домой, вырыть глубокую яму на заднем дворе и плакать над холодным окоченевшим тельцем, обещая никогда его не забывать. Она может смотреть на брата и верить, что вместе они – рыцарь и бард, которые сражаются со злом и однажды победят даже чудовище, живущее в самом сердце леса. Девочка может найти мертвого мальчика и потерять собаку, но верить, что в ее силах сделать так, чтобы больше никто не погиб.
Хэйзел верила, что она неспроста нашла меч.
К тому времени, как ей исполнилось десять, они с Беном встретили еще двух чудовищ – фей с кровью туристов на руках, которые жаждали заманить и их в ловушку. Бен убаюкал их своей музыкой, а Хэйзел подкралась и повергла своим мечом – к тому времени отшлифованным и отполированным, начищенным маслом и закрашенным черной краской, чтобы скрыть яркое золото.
Иногда они слышали, как кто-то из Народца преследовал их от дома до школы, шурша краем леса. Хэйзел ждала, но они никогда не нападали. Фейская мораль была далека от человеческой: волшебные существа наказывали грубиянов и сорвиголов, хвастунов и мошенников, но не храбрецов, ловкачей и героев. Таких они считали «своими». Так что, если Ольховый король и заметил этих детей, то решил потянуть время и посмотреть, на что еще они способны.
Поэтому Хэйзел и Бен продолжали охотиться на чудовищ и мечтать о спасении рогатого принца – пока однажды Бен не сбился. Они шли по лесу, когда черный, лохматый красноглазый баргест выпрыгнул на них из тени. Хэйзел встала наизготовку, вытащила меч из самодельных ножен и стиснула зубы. Бен заиграл на своей дудочке, но мелодия – впервые – вдруг оборвалась. Удивленная Хэйзел обернулась к нему. Это заняло всего мгновение – едва различимое движение, один взгляд, брошенный на брата, но и секундного промедления оказалось достаточно. Клыки баргеста вонзились в руку Хэйзел, а она лишь неглубоко ранила его в бок, прежде чем он пронесся мимо нее. Задыхаясь и истекая кровью, она попыталась удержать равновесие, поднять меч и нанести новый удар.
Чудовище повернуло назад. Девочка ожидала, что Бен подхватит мелодию, но тот будто в камень обратился. Что-то пошло не так. Баргест приближался к ней – его горячее дыхание воняло застарелой кровью. Длинный хвост подметал землю.
– Бен! – позвала она дрожащим голосом.
– Я не могу… – прошептал он, чуть ли не задыхаясь от паники. – Беги! Беги! Я не могу…
И они бросились бежать. Баргест не отставал, петляя между деревьями, как леопард. Дети бежали, не останавливаясь, пока им не удалось втиснуться в дупло дуба, где они и притаились: с глухо бьющимися сердцами, прислушиваясь, не мелькнет ли где-нибудь хвост и не раздадутся ли тяжелые шаги. Они сидели там до самого вечера, пока солнце не поползло за горизонт. Только тогда брат с сестрой решились красться домой, опасаясь, что чудовище поджидает неподалеку, или – еще хуже – обнаружит их убежище после захода солнца.
– Мы должны прекратить – хотя бы пока не станем старше, – настаивал Бен позже ночью, сидя на заднем крыльце дома и глядя, как мама – в обрезанных шортах и старой, дырявой футболке клуба CBGB[4] – жарит гамбургеры. – Это сложнее, чем я думал. Вдруг что-то пойдет не так? Вдруг ты пострадаешь? Я буду виноват.
Ты это сам придумал, хотела сказать Хэйзел. Заставил меня поверить, что мы способны на такое. Ты не можешь забрать свои слова обратно. Но вместо этого заметила:
– Не я же все испортила.
Он покачал головой:
– Это да, но все гораздо хуже. Потому что я могу снова ошибиться и погублю нас обоих. Наверняка так и будет. Может, если бы мне удалось попасть в ту школу, если бы я научился лучше владеть музыкой, тогда…
– За меня не волнуйся, – заявила она, ковыряя голыми пальцами ног землю и покусывая рыжую прядь. – Я же рыцарь. Позаботиться о себе – моя прямая обязанность. И я не хочу останавливаться.
Бен тяжело вздохнул. Его пальцы отбивали нервную чечетку по бедру:
– Тогда мы просто сделаем перерыв. На какое-то время. Пока я не стану лучше играть. Я должен научиться играть лучше.
Хэйзел кивнула. Если это нужно, чтобы она осталась рыцарем, чтобы все были спасены, чтобы они могли продолжать игру и быть как герои из книжки, – тогда она найдет способ.
И она его нашла.
В те нескончаемые безрассудные дни, когда Хэйзел и Бен бродили по округе, играя в свою игру и сталкиваясь с настоящей опасностью, Бен плел небылицы о том, как они разбудят принца: уверял, что Хэйзел может разбудить его, поцеловав через стекло гроба. Не слишком свежая идея. Если бы кто-нибудь решил протереть гроб, то обнаружил бы многие тысячи отпечатков губ – целые поколения ртов прижимались к стеклу, за которым спал рогатый мальчик. Но брат с сестрой не знали, что будет потом. Они воображали, как поцелуй Хэйзел разбудит принца, и тот скажет, что только истинная любовь может снять с него заклятье, справившись с тремя испытаниями: обычно нужно было правильно определить птиц, обобрать, а потом съесть все ягоды с ежевичного куста или семь раз перепрыгнуть ручей, не замочив ног.
