И это вовсе не было уловкой, хотя я и не поведала Заку о настоящей причине своего страха. Я на самом деле едва держалась на пределе выносливости, о чем красноречиво свидетельствовал мой измученный вид.
– Это слишком опасно, сама знаешь. Ты ведь понимаешь, что я держу тебя здесь не ради забавы.
Я покачала головой.
– А ты просто подумай, как опасно будет, если я сойду с ума. Я смогу сотворить что угодно.
Он только рассмеялся.
– Поверь, ты не в том положении, чтобы угрожать мне.
– А я и не угрожаю, лишь предлагаю тебе кое-что. И это может действительно тебе помочь.
– И с каких пор ты захотела помогать мне?
– С таких, когда поняла, что схожу с ума. Мне это нужно. Всего десять минут на воздухе. Увидеть небо. Не так уж много я и прошу, особенно если учесть то, что могу рассказать тебе.
Он покачал головой.
– Я поверю тебе, если ты сперва скажешь что-нибудь полезное. Исповедница говорит, что во время ваших встреч ты сидишь, как восковая кукла. Ты всегда утверждала, что Остров не существует, а теперь говоришь, что знаешь что-то ценное о нем. Так почему я должен тебе сейчас поверить?
Я вздохнула.
– Прекрасно. Я солгала ей насчет Острова.
Он встал и быстро направился к двери. Я бросила ему в спину:
– Я знала, что это приведет тебя сюда. Но я не врала, что у меня есть полезные сведения для тебя. Ей я не могла этого сказать.
– Почему? Это ее работа – собирать информацию.
– Потому что это касается ее.
Он замер, все еще держа одну руку на двери, во второй – сжимал здоровенную связку ключей, которую всегда носил с собой.
– Вот почему это можно сказать только тебе. Это насчет нее. Насчет того, что она собирается с тобой сделать.
– Думаешь, я поверю в это дерьмо, – выругнулся он. – Она здесь – единственная, кому могу доверять. И уж побольше, чем тебе.
Я пожала плечами.
– Ты и не обязан верить. Я просто скажу, что знаю, а верить или нет – решать тебе.
С минуту он смотрел на меня. Я наблюдала, как он повернулся, вставил ключ, открыл дверь. И все еще молчал. Наконец шагнул в коридор, оставив дверь открытой.
– Десять минут, – бросил он, не оборачиваясь, уходя по коридору. – Затем мы вернемся сюда, и ты расскажешь мне всё.
Позже я пыталась вспомнить тот момент, когда вышла из камеры, но не смогла. Я просто слепо шла за Заком по длинному коридору мимо других запертых дверей, а затем поднималась по лестнице. Только взойдя на самый верх лестницы, освещенной тремя высокими окнами, я поняла, какой немыслимо огромной была крепость. Я прищурилась и заслонила глаза от яркого света, глядя с изумлением в окно. Туман, окутывавший мой разум последние несколько недель, рассеялся, и мысли стали яснее, впервые за много месяцев.
Казалось, крепость над камерами давила на меня всей своей тяжестью. И пока мы поднимались из глубины наверх, я точно освобождалась от бремени. Не обращая на меня внимания, Зак прошел вдоль длинного коридора, открыл большую дверь, затем остановился.
– Не знаю, может, ты настолько глупа, что попробуешь выкинуть какой-нибудь фортель, но лучше и не пытайся.
Я старалась не замечать солнечный свет и поток свежего воздуха, льющийся через приоткрытую дверь, и сосредоточиться на его словах.
– Ты знаешь, что меня тебе не одолеть. Другие двери, ведущие на бастион, заперты. И держись рядом со мной.
Толкнув, он распахнул дверь. Яркий свет резанул глаза, но свежий воздух был таким пьянящим! Я глубоко вдохнула и шагнула наружу. Длинный и узкий бастион ничуть не изменился за минувшие четыре года. Он представлял собой террасу длиной футов в шестьдесят, выступающую из отвесной стены крепости, примерно на середине ее высоты. Зубцы перед нами венчали стену, за ней – пропасть. Сзади высилась крепостная стена, врезанная прямо в отвесный склон горы. Я слышала, как мой брат сразу запер за нами дверь. Кроме этой двери в разных концах бастиона располагались еще две такие же, массивные, деревянные, обитые крест-накрест железными перекладинами.
Несколько минут я просто стояла, откинув голову назад и подставив лицо солнцу. Когда я подошла к зубчатой стене, Зак преградил мне путь. Я засмеялась.
– Расслабься. Ты не можешь винить меня за то, что хочу взглянуть на мир. Ведь последние четыре года я видела только камеру.
Он коротко кивнул, но встал рядом со мной, когда я подошла к зубчатой стене, высотой по пояс, и перегнулась через край, глядя на город внизу.
– Я не видела этот город как следует, – сказала я. – Они привезли меня ночью из поселения, надев на голову мешок. А когда мы ходили на прогулки, то нам никогда не позволяли подходить к краю.
С такой высоты Виндхэм казался нагромождением домов, разбросанных по склону. Слишком беспорядочный, чтобы выглядеть красивым, но размер его впечатлял. Город словно карабкался по скале, забираясь так высоко, что почти достигал крепости, а внизу расходился в стороны по равнине, где дороги пропадали из виду за холмами и размытой линией горизонта. Река текла с юга, обвивала город и исчезала в глубоком ущелье скалы. Даже с такой высоты я различала движение: тележки на дорогах, вывешенное из окон постиранное белье, хлопающее на ветру. Поразило, что вокруг так много людей, совсем близко, тогда как я сидела в полном одиночестве столько дней и ночей, неотличимых друг от друга.
Зак отвернулся от города. И я следом за ним. Мы стояли рядом, прислонясь спиной к стене, а по обе стороны от нас возвышались зубцы высотой по голову.
– Ты говорил, что не доверяешь здесь никому, кроме Исповедницы.
Он не ответил, только опустил глаза, глядя на свои руки.
– Так зачем ты выбрал такую жизнь? – спросила я. – Мне отсюда не уйти. Но ты-то можешь! Ты можешь просто уйти.
– Это что, было частью сделки? Поговорить по душам? Потому что на это я не соглашался. – Он снова повернулся и посмотрел на Виндхэм. – В любом случае, всё не так просто. Есть вещи, которые я должен сделать.
В солнечном свете кости на его лице выступали еще отчетливее. До чего же он изможден!
– Я кое-что начал здесь. Это мой проект. И мне нужно его закончить. В общем, всё сложно.
– Так не должно быть.
– Ты всегда была идеалисткой. Для тебя всегда всё просто, – его голос звучал устало, и такими же усталыми казались его глаза.
– Это и для тебя могло бы стать простым. Ты мог бы уйти отсюда, вернуться в деревню, работать на земле с мамой.
Он еще не повернулся, но я уже знала, что сказала совсем не то, что нужно.
– Работать на земле? – зашипел он. – Ты имеешь хоть малейшее представление, кто я сейчас? Чего достиг? И эта деревня – самое последнее место, куда бы я поехал. Даже после того, как нас разделили, ко мне никогда не относились, как к Альфе. Я думал, что станет лучше, но не стало.
Он ткнул в меня пальцем.
– Это всё твоих рук дело, все те годы ты увиливала от разделения. Я никогда туда не вернусь. – Он отошел на несколько шагов и встал на середине пути между мной и дверью.
Я оперлась обеими руками в стену за спиной, оттолкнулась и, запрыгнув, уселась на край, затем подтянула ноги и встала. Я двигалась так стремительно, что едва не упала вниз со стены, однако успела обхватить зубцы по обеим сторонам и удержалась.
Зак бросился ко мне, но заколебался, когда увидел, как близко я стою к самому краю. Он поднял обе руки перед собой, совсем беспомощный, точно кукла.
– Это безумие! Слезь сейчас же! Это просто безумие, – его голос звучал высоко и пронзительно.
Я покачала головой.
– Еще одно слово – и я прыгну. Позовешь солдат – и я прыгну.
Он вздохнул, прижал палец к губам. Уж не знаю, кого он пытался утихомирить – себя или меня.
– Хорошо, – пробормотал он. – Хорошо.
И снова не понять, кого он успокаивал.
– Ладно. Но ты бы этого не сделала. Ты бы не выжила.
– Знаю. И не притворяйся, что тебя волнует моя жизнь.
– Прекрасно. Справедливо. Но ты бы не смогла поступить так со мной. Ты бы так не сделала.
– Ты уже однажды сыграл на моих чувствах, когда нас разделили. Тогда я тебя пощадила. Больше этого не повторится.
Он сделал шаг ко мне, и я отступила ближе к краю. Сейчас только пальцы ног стояли на стене, а пятки уже дрожали над пропастью.
– Я сделаю это, будь уверен. Мне незачем вести такую жизнь и дальше, в этой камере.
– Я тебя выпущу, ты же сейчас не в камере, ведь так?
Я отважилась бросить взгляд через плечо, затем быстро повернулась в надежде, что мои глаза не слишком выдавали страх.
– Вот что сейчас произойдет.
Камни зубцов под ладонями были теплыми и шершавыми. Подумалось, вдруг эта шероховатость – последнее, что я чувствую.
– Иди назад, до самой двери.
Он кивнул и медленно попятился к двери, не опуская рук и продолжая кивать.
Правой рукой я все еще держалась за каменный зубец, левой – подняла рубашку и свитер. Под одеждой оказалась самодельная веревка, которую я обмотала вокруг талии на рассвете. Я улыбнулась, вспомнив собственные слова, сказанные Исповеднице накануне. Весь день сплетенная из простыни веревка врезалась в мой живот, но я не решалась ослабить ее, переживая, как бы ее не заметили под одеждой. Теперь осталось размотать веревку, и эта задача оказалась не из простых. Сначала я пыталась держаться одной рукой за камень, но это было слишком трудно. Размотанные петли падали вокруг моих ног, и я боялась запутаться в них. В конце концов я стала работать обеими руками. Пришлось немного отступить от края, но пятки, примерно на дюйм, свисали с кирпичной стены. При этом я не сводила глаз с Зака. Белая веревка медленно разматывалась, спускаясь сзади по наружной стене.
