Трэвис кивнул.
– Здесь жуткая сушь, – сообщила Бетани, оторвавшись от телефона. – Один мой друг два года жил тут после колледжа. Юма – самый засушливый город в Соединенных Штатах. Всего пара дюймов осадков в год, да и то не всегда.
– Это нам на руку, – сказал Трэвис. – Коррозия материалов намного слабее, чем в Вашингтоне. Возможно, мы даже найдем бумагу. Здесь ее главные враги – ветер и солнце.
Бетани вымученно улыбнулась.
– Ну, должно же нам когда-нибудь повезти.
Ее замечание заставило Трэвиса призадуматься. Интересно, им действительно повезло, или именно климат Юмы и есть одно из объяснений того особого значения, которое приобрел город перед концом света.
Через двадцать минут они приземлились в Империале – несколько аккуратных кварталов, сельскохозяйственные угодья и бескрайняя пустыня за ними.
На выходе из терминала их встретил испепеляющий зной – 42 градуса, судя по цифровому информационному табло над парковочной площадкой.
В бюро проката они взяли джип «Рэнглер» и на южном выезде из городка свернули на автостраду 8 – на восток, в сторону Юмы. Минут через пять ирригационные поля кончились, а на смену им пришел самый пустынный пейзаж из всех, что Трэвис когда-либо видел. Такого ощущения запустения он не испытывал даже в окрестностях Пограничного города, что само по себе говорило о многом. Шоссе разрезало эту пустошь прямой линией. Далеко впереди виднелись холмы и еще дальше горы – какой-то южный отрог Скалистых, – лежавшие к северу от Юмы, милях в сорока с лишним.
За рулем сидел Трэвис. Пэйдж, устроившись на переднем пассажирском, собирала дробовик.
– Хотите послушать биографии двух наших друзей из зеленого домика? – Бетани наклонилась вперед с заднего сиденья, и ветер тут же разметал ее волосы.
Пэйдж оглянулась и кивнула.
– Рэймонд Маллер, – начала Бетани, посматривая на дисплей. – Парень с девятого этажа. Сорок два года. Степень магистра политологии, учился в университете Брауна. За последующие почти двадцать лет успел поработать на половину столичных политиков.
– Чем занимался? – спросил Трэвис.
– Устанавливал их контакты друг с другом, я так думаю. Мне доводилось сталкиваться с такими типами на прежней работе. Профессиональные посредники. Мэтчмейкеры для сенаторов, представителей всевозможных мегакорпораций. Примерно то же, что и лоббисты, но держатся в тени. Маллер работал на председателя комитета по ассигнованиям, председателя бюджетного комитета, «Рейтион», «Дженерал дайнемикс», «Интел», «ФедЭкс», «Дженерал электрик», «Пфайзер».
– Немало за двадцать лет, – прокомментировала Пэйдж.
– Точнее, даже за пятнадцать. Резюме заканчивается две тысячи шестым годом, когда, кстати, и была построена та шестнадцатиэтажка на М-стрит. Если потом Маллер и имел какой-то источник дохода, мне это выяснить не удалось. Может быть, в последние пять лет все необходимое ему покупала компания. Вот так вот.
Наступила пауза, в течение которой Бетани вывела на дисплей новую информацию.
– Айзек Финн. – Она выдохнула и рассмеялась. – Вот это биография. Вы не поверите.
– Посмотрим, – сказал Трэвис.
– Общественная работа.
Пэйдж обернулась.
– Что?
– Ему пятьдесят пять. Формально, никакого образования, кроме средней школы. Ее он окончил в семьдесят третьем и сразу поступил в Корпус мира, поскольку работал в сфере благотворительности в старших классах. Через десять лет вернулся в Штаты и целый год занимался сбором средств на создание собственной организации, «Фор гуд интернэшнл». На пике деятельности в нее входило пять тысяч волонтеров и несколько платных штатных работников. Целевой капитал достигал семидесяти миллионов долларов.
– Уверена, что это не какой-то другой Айзек Финн? – засомневалась Пэйдж.
Бетани щелкнула какой-то кнопкой на телефоне.
– Вот фотография с паспорта. – Она передала телефон Пэйдж.
– Точно он. – Та задержала взгляд на фотографии. Казалось, она пытается совместить полученную информацию с тем немногим, что сама узнала об этом человеке. Потом покачала головой и возвратила телефон.
Бетани переключилась на биографию.
– Свою организацию – и подход к делу – строил на основе опыта, приобретенного в Корпусе мира. Финн пришел к выводу, что причиной голода во многих случаях являются не климатические условия, а внутренние конфликты и, как результат, разрушенная инфраструктура. Его группа пыталась восстановить стабильность в некоторых регионах, укрепить играющие ключевую роль сообщества в надежде, что и другие последуют их примеру. Решению этих задач он отдал много сил, не стесняясь использовать и нетрадиционные методы. Привлекал к работе психологов-профайлеров, которые изучали местных, на уровне деревни, лидеров, стараясь определить, кто из них стремится к подлинному управлению и решению проблем, а кто просто рвется к власти. Хорошим парням Финн оказывал финансовую поддержку, пытаясь повернуть ситуацию в верное русло. Такой же подход он применял и в отношении целых сообществ. Принимал меры, чтобы отстранить от управления и лишить влияния смутьянов, и вместе с тем поддерживал тех, в ком замечал положительные базовые качества: доброту, заботу о других, неприятие насилия. В общем, делал все, чтобы дать импульс стабильности и поставить на ноги инфраструктуру. Делал благое дело.
– И что, сработало? – спросил Трэвис.
– Я бы не сказала. Финн занимался этим десяток лет, везде, где только требовалось. В Эфиопии, Югославии, Сомали. Потом пришла очередь Руанды. Похоже, для него это был переломный пункт. Он оказался в стране в первый месяц геноцида, в апреле девяносто четвертого. А потом просто ушел. Передал контроль над организацией тем, кто с ним работал, оборвал все связи и умыл руки. Несколько лет оставался в тени. Жил в округе Колумбия. Изредка консультировал различные гуманитарные группы. В конце девяностых вообще отошел от дел и практически исчез из поля зрения. К концу десятилетия у него не было ни банковских счетов, ни собственности, авуаров. А потом Финн возник в том офисном здании, на шестнадцатом этаже. Как его туда занесло, выяснить не удалось.
Она замолчала.
– Что-нибудь еще? – поинтересовался Трэвис.
– Кое-что, но это касается не Финна, а его жены. Несколько интересных фактов, хотя я и не уверена, что они имеют отношение к делу. – Бетани вывела на дисплей информацию. – Одра Нэш Финн. Биография довольно занимательная. Две докторские: одна по авиационно-космической технике, получена в Массачусетском политехническом: вторая – в Гарварде – по философии.
– Я делаю ракеты – следовательно?..
– Ну, ничего особенного она некоторое время не делала. Получив степень в восемьдесят седьмом, несколько лет преподавала философию в Гарварде. Летом уезжала за границу, работала волонтером. В одну из таких поездок познакомилась с Финном. В девяностом вышла за него замуж. Продолжала преподавать, но в следующие четыре года часто сопровождала Финна в его миссиях. Потом Руанда. После нее гуманитарный порыв Одры иссяк. Годом позже, летом девяносто пятого, случилось нечто странное. Они с Финном написали заметку и представили ее для публикации в «Гарвард индепендент».
– О чем заметка? – спросила Пэйдж.
– Никто не знает. Печатать ее отказались, и прежде чем они успели обратиться к кому-то еще, некие влиятельные люди убедили их отказаться от своих намерений. Главную роль в этом сыграл отец Одры, в то время губернатор Массачусетса. Думаю, он понял, что материал неоднозначен и публикация вызовет нападки на него лично. Все это я узнала из «Кримзон», издания, конкурировавшего с «Индепендент». Редакция из кожи вон лезла, стараясь раздобыть текст заметки или получить комментарий кого-нибудь, кто ее читал, но к тому времени вонь уже пошла такая, что все предпочитали отмалчиваться.
– Что же такое ужасное могло быть в той заметке? – спросил Трэвис.
– «Кримзон» удалось лишь узнать, что присланный материал не просто выражал некое отличное от редакционного мнение, но и содержал определенные предложения. Учитывая тот факт, что Одра и Финн вернулись из Руанды окончательно разочарованными, можно догадаться, о чем шла речь. Скорее всего, они, основываясь не только на этом кризисе, формулировали некую политику в области международной помощи. Высказывали новые идеи. Может быть, какую-то большую идею. Так или иначе, ее отца они перепугали до смерти. Судя по всему, больше тот материал никто не видел. Осенью Одра ушла из университета и стала работать в «Лонгбоу аэроспейс», проектировать спутники. Наверное, решила попробовать себя на другом поприще. Через два года она погибла в дорожной аварии.
Несколько минут все молчали, думая об одном и том же.
– Их предложение могло и не иметь отношения к тому, что происходит сейчас, – сказал Трэвис. – Может, всего лишь точка, никак не связанная с остальными. Но если все же связана, тогда там излагались основы плана, который Финн и его люди тайно осуществляют сейчас. И если так, то предложение и было «Умброй». Тогда, в девяносто пятом, дело не пошло дальше разговоров, да и масштаб, наверное, был поскромнее. Но если игра продолжается, она, конечно, вышла на другой уровень.
