– Сука, – сказала сестра.
– Все оружие вон туда, – скомандовала женщина, и по ее голосу было ясно, что она продолжает улыбаться. – Бросайте у камина. Живо!
Все по очереди разоружились.
– Не трогай его, – сказала Кэсси.
– Никто не пострадает, милочка, – ответила женщина своим улыбчивым голосом. – Где еще один?
– Кто? – переспросила Кэсси.
– Человек. Здесь есть еще один. Где он?
– Я не понимаю…
– Кэсси, – заговорил Эван Уокер, но сам при этом смотрел в глаза женщине. – Приведи Меган.
Сэм увидел, как сестра одними губами сказала Уокеру: «Сделай что-нибудь».
Эван Уокер отрицательно покачал головой.
– Она не выйдет из комнаты, – сказала Кэсси.
– Возможно, она передумает, если ты ей скажешь, что я собираюсь вышибить твоему брату мозги.
Бледное лицо Зомби было перепачкано засохшей кровью, и он был действительно похож на зомби.
– Этого не будет, – сказал он. – И что дальше?
– Дальше она убьет Наггетса и всех по очереди, пока не придет Меган, – ответила Рингер. – Поверь мне в этом, Зомби.
– О да, – подхватила Кэсси. – Отличная идея. Давайте все доверимся Рингер.
– Она пришла не убивать, – сказала Рингер. – Но будет, если потребуется. Скажи им, Констанс.
– Ты пришла за мной, – подал голос Эван Уокер. – Я прав?
– Сначала – девчонка, – сказала Констанс. – Потом потолкуем.
– Это здорово, – откликнулась Кэсси. – Люблю разговоры разговаривать. Но, может, сначала отпустишь моего брата?.. А на его место встану я?
Кэсси подняла руки и нацепила фальшивую улыбку. Это была плохая фальшивая улыбка. По Кэсси всегда было видно, когда она притворяется. Фальшивая улыбка у нее была не приятная, а, наоборот, как будто ее вот-вот вырвет.
Рука женщины пережала ему трахею, как железным прутом, и стало трудно дышать, а еще кое-что давило ему на поясницу. Его особый секрет. Никто о нем не знал, ни Зомби, ни даже Кэсси. И эта женщина тем более не знала.
Сэм сунул руку за спину между собой и Констанс.
Он был солдатом. Он забыл алфавит, но помнил уроки ведения боя. «Отделение превыше Бога». Вот чему его учили. Он смутно помнил мамино лицо, но хорошо знал лица бойцов из своего отделения. Дамбо и Чашка, Кекс, Умпа и Кремень. Его отделение. Его братья и сестры. Он не мог вспомнить, в какой школе учился и как выглядела улица, на которой он жил. Все это и еще сотни навсегда ушедших жизненных впечатлений больше не значили ничего. Теперь имело значение только одно. Его отделение орет во всю глотку на полигоне и полосе препятствий: «Без пощады!»
– У вас пятнадцать секунд, – предупредила державшая его женщина. – Не заставляйте меня считать. Это так мелодраматично.
Затем пистолет оказался у него в руке, и он ни секунды не колебался. Он знал, что делать. Он был солдатом.
Сэм выстрелил, пистолет подпрыгнул, он даже чуть его не выронил. Пуля попала ей в живот, вышла из спины и впилась в пыльную диванную подушку. В небольшом помещении выстрел прозвучал очень громко. Закричала Кэсси – ей на миг показалось, что выстрелила Констанс.
Но женщина не упала и не отпустила его, однако хватку все же ослабила. Сэм услышал очень-очень тихий вздох, а потом, он даже глазом моргнуть не успел, Рингер полетела через журнальный столик. Ее кулак чиркнул по щеке Сэма и врезался в голову Констанс. И в следующую секунду рука, которую ему не было видно, наконец отпустила Сэма. Он споткнулся, сестра бросилась к нему, но он, держа по-прежнему пистолет, повернулся к ней спиной. Рингер сбила Констанс с ног, подбросила ее вверх, как лесоруб – полено, и грохнула о журнальный столик. Тот распался, и во все стороны полетели осколки стекла, щепки и фрагменты пазла.
Констанс села. Рингер врезала ей основанием ладони в нос. Хрясь! Было слышно, как тот сломался. Кровь хлынула из открытого рта.
Чьи-то пальцы вцепились в его рубашку. Кэсси. Он вырвался. Кэсси не из его отделения. Она не понимала, что значит быть солдатом. А Сэм знал. Он точно знал, что значит быть солдатом.
«Без пощады!»
Сэм шагнул вперед по осколкам стекла и нацелил пистолет в лицо женщины. Ее окровавленный рот оскалился в улыбке. Он увидел кровь на губах и зубах и вдруг снова оказался в маминой комнате. Она умирала от чумы, Кэсси называла это «Красной смертью», а Сэм стоял подле кровати. Мама улыбалась ему окровавленным ртом, и по лицу текли кровавые слезы. Сэм увидел все это очень четко – забытое лицо в лице этой женщины.
За миг до того, как спустить курок, Сэмми Салливан вспомнил лицо своей мамы. Лицо, которое ей дали они. И пуля, которую он выпустил, понесла в себе его ярость, его гнев, она была суммой всех его потерь. Это соединило его с пулей, как серебряная пуповина. Пуля разорвала лицо Констанс в клочья, и они стали единым целым. Убийца и жертва, хищник и добыча.
39
Рингер
Меня на мгновение ослепляет кровавый фонтан, но хаб сохраняет координаты Наггетса и точное местоположение пистолета. В одну секунду его рука пуста, а в моей – пистолет.
К концу второй секунды пистолет уже нацелен в лицо Эвана Уокера.
Эван – тот, от кого зависят наши жизни. Все держится только на нем. Живой Эван – неприемлемый риск. Если я выстрелю, это может стоить мне жизни, и я это отлично понимаю. Кэсси и даже Зомби могут меня за это убить. Но у меня нет выбора. Время на исходе.
Никто из них пока этого не слышит. Но я слышу. С севера летят вертолеты. На борту ракеты «Хеллфаер» и отделение лучших снайперов Воша. Сигнал о потере Констанс может означать только одно.
– Рингер! – хрипло кричит Зомби. – Какого черта?
Справа на меня мчится маленькая фигурка. Наггетс. Бью так, чтобы не сломать ему ребра, но достаточно сильно, чтобы он оторвался от пола и улетел прямо на грудь к Салливан. Оба валятся на пол.
Все это время я держу Эвана на мушке.
– Бен, не надо, – спокойно говорит Уокер, хотя Зомби еще даже не двинулся с места. – Давай послушаем, чего она хочет.
– Ты знаешь, чего я хочу.
Понятно, что Уокер должен умереть. Это настолько очевидно, что даже Наггетс согласится, если узнает все факты. И его сестра тоже. Ладно, она может и не согласиться. Любовь не открывает глаза, она ослепляет. Этому меня научил Бритва.
– Бен! – кричит Уокер. – Не надо!
Зомби не хватается за оружие и не бросается на меня. Он очень медленно и очень уверенно делает два шага и становится между мной и Уокером.
– Извини, Рингер, – говорит он.
В это трудно поверить, но Зомби выдает свою убийственную улыбку.
– Этому не бывать, – произносит он и поднимает руки, как бы предлагая мне новую мишень.
– Зомби, ты просто не знаешь…
– Кто бы сомневался. Я ни черта не знаю.
Хоть бы на его месте был кто-то другой.
Салливан. Пусть даже Наггетс.
«Какова цена, Марика? Сколько ты готова заплатить?»
– Зомби, у нас нет времени.
– На что?
И наконец, он это слышит. Они все это слышат. Это уже звучит в пределах досягаемости людского слуха. Вертолет.
– Вот дерьмо, – выдыхает Салливан. – Что ты наделала? Что, черт возьми, ты натворила?
Я не обращаю на нее внимания. Главное – Зомби.
– Мы им не нужны, – говорю я ему. – Им нужен он. Зомби, мы не можем его отдать.
Если бы Зомби опустил голову хоть на полдюйма, мне бы этого хватило. Полдюйма – все, что мне нужно. Остальное сделает двенадцатая система.
«Прости, Зомби. Время вышло».
Срабатывает хаб. Я стреляю. Пуля попадает Зомби в бедро.
Он должен был опуститься и освободить путь для второй, но этого не происходит.
Вместо того чтобы упасть на пол, Зомби отшатывается и валится на грудь Уокера. Тот обхватывает его и удерживает на ногах или использует как живой щит. За шумом вертолетных винтов я слышу более слабый звук – шорох раскрывающегося парашюта. Потом еще один. И еще. Всего пять.
Тут до меня доходит, что я не к тому обращаюсь.
– Отпусти его, – говорю я Эвану Уокеру. Если тебя волнует судьба Кэсси – отпусти.
