150 моих трупов - Нелл Уайт-Смит

Эта книга – самостоятельная история, у неё нет других частей.

Тем не менее она – часть большого цикла книг о мире, который стоит на границе с Хаосом и может быть уничтожен каждое полнолуние. В этом мире нет людей. Основная антропоморфная раса там – механоиды. Существа из органических и механических частей тел. Они такими рождаются.

Ликра, о которой часто упоминается в книге – жидкость, которая опосредует обмен веществ между механическими частями тела. Что-то среднее между кровью и интернетом. Для жителей этого мира ликра важнее, чем кровь, потому, что она есть во всём живом: домах, поездах, механических големах. Ликровая сеть – основа для каждого города.

Исторический период, в котором живут персонажи этой книги – возрождение мира после глобальной войны за мироустройство, за которой последовала череда природных катастроф, изменивших облик земли и структуру её недр.

Экономически это период дикого-дикого капитализма.

Если вы встретите непонятное слово в книге, то имейте в виду, что в конце есть глоссарий со всеми важными для повествования терминами.

Я надеюсь, что это вступление поможет вам окунуться в мир и погрузиться в его, не совсем человеческую, логику.

Приятного чтения!

Умереть – самая большая мечта моей жизни. И конечно же, я боюсь смерти. Да, эти стремления не лишены противоречия. Но что есть наша душа, как не чёрная коробка, набитая хламом? Стоит только сунуть в неё руку, и какая-нибудь странность прилипнет сама собой.

Я никогда не предпринимал попыток самоубийства. Не размышлял о чём-то посмертном. У меня нет завещания. Я просто хотел бы умереть. Сегодня или завтра. Сейчас. Всегда. Любым способом. Я не буду извиняться за это.

В мире, как он ни жесток, для всего есть место. Кое-как найти своё удалось и мне. Не слишком тёплое. Без лишнего простора. Но здесь я чувствовал себя спокойно. День ото дня меня ничто не беспокоило. От всех тревог защищали железные стены вагонов. Покачивающийся мерно пол. Поезд рейс за рейсом прокладывал путь сквозь токсичные просторы пустошей. Я двигался вместе с ним.

Я сопровождал груз. Сегодня и последние годы.

В настоящий момент мы провели в пути почти шесть дней и теперь приближались к пункту назначения. Состав подмалывал под огромные колёса километры. Один за другим. Одинаковые. Бесконечные. Безмолвные.

Начиналась моя смена. Наступала ночь.

Примерно час назад поднялась пылевая буря. Начавшись ещё в сумерках, она не ослабевала. Стала только жёстче. Спряталась под пологом кромешной тьмы. Песок скрежетал по бокам вагонов. Словно мог порвать их металл. Пропилить насквозь и растворить его ошмётки в себе. Песчаный ветер уже кое-где до блеска отполировал угрюмые бока состава. В иных местах вагон вынужденно армировали, чтобы скрыть прорехи.

Страшно посчитать, скольким ночам в пустошах этот поезд переломил хребет. Сотням. Или тысячам. Но где-то впереди ждала та единственная, что сломает хребет ему.

Я почувствовал, как локомотив сбавил ход. Толчок. Это поезд начал снижать скорость. Он становился всё осторожнее с бурей. Нужно думать, эта задержка и все подобные ей в итоге выльются в увеличение продолжительности пути. Но время дороги для меня не имело значения. Закончив сопровождать этот груз, я принял бы следующий. Такова суть моего назначения.

Приходило моё время заступать на дежурство. Я вышел из купе для отдыха сопровождающего персонала. Открыл дверь из тамбура в суфле, соединявшее вагоны. Тут качало сильней. Герметичность оказалась нарушена. Внутри колыхалась мелкая песочная взвесь. Ядовитая. Я задержал дыхание. Прошёл сквозь неё. Рукой при этом крепко прижал карман, где хранились перчатки. Шум бушующей снаружи бури здесь резал уши.

В следующем вагоне звуки стали приглушены. Воздух пригоден для дыхания. Перед входом в шлюзовую комнату, ведущую в гермохранилище, я достал часы. Посмотрел на них. Любовался с минуту. Слушал внимательно их тиканье, легко отделяя его от другого шума. Нас в этой жизни двое. От двери в шлюз послышался шорох. Я замер. Быстро убрал механизм. На звук не обернулся специально. Чуть выпрямил спину. Но ко мне никто не подошёл. Никакой опасности. Я ошибся.

Доставать часы снова я не стал. Как следует отряхнулся. Снял куртку общего назначения и сменил на внутреннюю спецовку. У плеч, где ткань соприкасалась с родной механикой моего тела, она уже довольно истрепалась. Время латать.

Я прошёл в шлюзовую комнату. Бросил короткий взгляд на охранника. Тот стоял у двери в гермохранилище. При оружии. Никогда не здоровались: мы и они.

Здесь же сидел Онвар. Возился с перчаткой. Механика его запястий двигалась при этом с сильным напряжением. Я задержал на нём взгляд. Смена не его. Онвар ещё молодой парень. Довольно смазливый. Наша работа не по нему.

Сейчас он ковырялся с шитьём увлечённо. Его восторженность выглядела наивной. Наполненной лишними действиями. Тем более что нынешнее его занятие выглядело довольно странно, ведь перед ним не лежало тренировочного материала.

Я заподозрил, что молодой механоид работает сейчас напрямую с гермохранилищем. Внимательно осмотрел дверь. Старая. Рыхлая от ржавчины. На направления нашего класса не давали хороших вагонов. Но нарушение герметичности в любом случае неприемлемо.

Взглядом я не нашёл на щербатой поверхности прорех, пригодных для оператора. Визуальному осмотру я не доверял. Надел одну перчатку и проверил энергетические связи. Несколько шло от сердца локомотива: одна поярче, молодая, две тусклых и ещё фантомная, скорее всего шум. Такое эхо связи – это признак разбалансированности внутренней работы сердца поезда. Состояние локомотива меня не касалось. Мой вопрос – связи для работы с грузом. Они все оказались заперты внутри.

Перчатку снимать я не стал. Набрал код на двери гермохранилища. С первого раза комбинация не сработала. Старик-замок начинал впадать в маразм. Пришлось повторять. Это привлекло внимание охранника. Он скользнул по мне взглядом. Запомнил, что я вводил дважды код. Отметил в уме номер моей спецовки. И отвернулся.

– Она не закончила, – предупредил меня Онвар. Я проигнорировал. Парень повторил громче, выклянчивая этим моё внимание: – Она не любит, когда её тревожат.

– Потерпит.

Я вошёл. Сразу же посмотрел на Инву. Она сидела на корточках в углу. Кинула руки на бёдра. Кисти в перчатках напряжены. Её лицо – тоже. Сосредоточенность чётче очерчивала шрам на