Дуглас Брайан - Демоны степей

Огромный замок стоял на высоком холме в устье реки Запорожки и высокомерно глядел своими рослыми, стройными башнями на сверкающие воды внутреннего моря Вилайет. В ясную погоду с крыши главной из башен можно было различить острова. И хотя чванливый этот замок был возведен совсем недавно, но слухов и россказней о нем бродило по лесам, побережью Вилайет и предгорьям Ильбарса предостаточно, — пожалуй, больше, чем об иных древних развалинах. Властелином новопостроенной твердыни был некий барон Велизарий, приплывший на эти земли с острова Ксапур на воинственных кораблях с большим отрядом, набранным из головорезов всех мастей.

Местных туранцев барон сразу начал притеснять и облагать непомерными данями. В свирепости от барона не отставали его соратники — остроносые, смуглые ксапурцы. Говорят, Велизарий не ужился на острове, вот и отделился от родни, собрал для себя лихую дружину и отправился искать иной, достойной доли…

Жгучей кровью залил Велизарий эти жидкие горные леса. От некоторых деревень только и остались, что черные пятна на пепелищах. Собак — и тех истребил, Говорят, даже стервятники, напуганные жуткими делами барона, не решались приближаться к тем домам, где лютовал этот человек.

Те несчастные, нерешительные люди, что не снялись с места, а остались сидеть на прежних землях под рукою Велизария, порой ощущали себя хуже рабов. Барон разорял подчиненных ему людей поборами, а кроме того оставил за собой право чинить те непотребства, какие только вскочат на ум сумасбродному вождю. И попробуй возразить! Люди и не возражали. Даже роптать не решались.

Единственный человек выступил против Велизария — Бертен, младший сын владыки Хорезма, который и сам зарился на плодородные земли в устье Запорожки. Но о том, что стало с неразумным храбрецом, не знал никто. Кроме, естественно, самого Велизария.

По слухам, замок Велизария был возведен в одну-единственную ночь на человеческой крови. Находился будто бы при бароне Велизарий некий колдун. Неизвестно, злой или добрый. Здесь мнения расходились. Иные полагали, например, что у колдунов вовсе нет сердца — стало быть, ни злу, ни добру войти некуда, так что всякий колдун или зол или добр в зависимости от того, кому служит. Будто бы отдают колдуны свое сердце неизвестным богам или духам (здесь также мнения расходятся) в обмен на чародейскую силу. Сами колдуны не разбираются подчас, во благо или ко злу сотворенное ими чародейство. А недобрые люди этим, понятное дело, пользуются.

Вот и барон Велизарий сумел каким-то образом прикормить колдуна, подарив ему побежденного в битве юнца. Правитель Хоарезма сына оплакал, но вызволять его собственными силами не решился. Объявил погибшим — тем более что и слухи доходили самые плачевные. А какие надежды лелеял несчастный отец втайне — того он прилюдно никому не высказывал. Ждал подходящего случая и верил, что произойдет невозможное, и вернется к нему юноша…

Имелись в Хоарезме и другие люди, которые очень интересовались судьбой Бертена. Но у этих людей имелись совершенно особенные причины любопытствовать на сей счет. Поскольку вопрос О престолонаследии в Хоарезме был весьма щекотливым. Владыка этого города имел двоих сыновей, и после исчезновения (и возможной гибели) младшего у него оставался только старший. А этот старший, которого звали Хейто, в последнее время пристрастился к порошку черного лотоса. И друзья у него завелись самые для принца неподходящие…

Впрочем, Велизарий в хоарезмийские дела особо не вникал. Ему было довольно и того, что он завоевал: нескольких деревень, поставлявших ему мел, меха, мясо и хлеб, великолепного замка, храброй и злой дружины и пленного колдуна, готового выполнять любые повеления своего господина.

Самого колдуна, кстати, никто в глаза видел. Иные, вопреки очевидности, утверждали, будто и не было вовсе никакого дива в возведении замка. И не за одну ночь он был построен, и не чарами, а руками несчастных пленников. Как обычно и делаются подобные дела.

Но возражали не без оснований некие очевидцы: нет, не обошлось без чародейства. Замок действительно вырос на этих землях, как будто сам собой. Кто-то срезал основание скалы под фундамент замка — ровно, будто ножом отхватил. И грохот стоял при этом, будто во время грозы. Да только небо оставалось ясным, без единой тучки… Глядь — а скала-то и обвалилась! И место ровное, гладкое, как нарочно остриженное! Чудеса! И потекла по скале кровь, ровно по человеческой щеке слеза… А кто в замке плакал собственной кровью? Кому там плакать, кому бесславно терять кровь — сок жизни — если не злополучным пленникам, чья жизнь скрепила крепостные стены прочнее любого строительного раствора?

Говорят еще, будто колдун, дабы сподручнее творить свое страшное дело, в тот день опоил самих богов, подсыпал им одурманивающего зелья (или вызвал для них видение такой красоты и завлекательности, что и глаз не отвести, — тут мнения опять же были различны). Словом, отвернулись в тот день от Запорожки боги и ничего из творимого колдуном не увидели. Потому-то и не вмешались, не остановили дерзновенную руку.

О том, какова дальнейшая судьба колдуна, тоже известного было немного. Предполагали различное: провалился сквозь землю, ускакал на шестиногом жеребце, лопнул от натуги, забрызгав окрестные леса пятнами черной крови…

— В-враки в-все это, — вымолвил, плюнув от негодования, Вульфила из старого отряда Велизария. Он был одним из тех немногих, кто приплыл с бароном из самого Ксапура.

Был этот Вульфила детиною немаленького роста и силы поистине бычьей, ума же небольшого. Однако, заметим при этом, охотников измерять ум Вульфилы почему-то не находилось, так что последнее замечание остается пока спорным.

Разговор происходил в общей зале замка на первом этаже, где обычно столовались люди барона, за добрым местным вином, погожим вечером, когда и люди, и кони были сыты, и боги явственно довольны, так что гулкий голос Вульфилы звучал вполне мирно и дружелюбно.

— В-вот что с колдуном с-случилось… Он н-на цепи сид-дит… С-сам видел. Страшный и костлявый, как сама смерть. — Тут он сам перепугался собственного утверждения и принялся обмахиваться охранными знаками.

— Вечно ты скажешь, Вульфила, — фыркнул другой воин. — С тобой говорить — все равно что пить пиво с тараканами.

— Ну вас обоих! — высказался третий, встал и вышел вон.

Прочие засмеялись.

Люди Велизария разговаривали о таинственных приключениях своего вождя хоть и вполголоса, но вполне свободно, ибо все здесь находились среди своих. Доносов, интриг или открытых подлостей пока что ни за кем не замечалось. Одни знали о делах барона побольше, другие — ощутимо меньше, да что с того! Боевые товарищи, они одну и ту же кровь проливали, и это, как обычно водится в подобных случаях, роднило их сильнее, нежели происхождение от единой матери.