Дуглас Брайан - Воин из пророчества

Спешить было некуда. Конан пробирался сквозь влажные вендийские джунгли, проклиная собственную самоуверенность и подозрительность местных властителей. Кто бы мог подумать, что раджа Калимегдана, великий Аурангзеб, до сих пор помнит загорелого синеглазого великана чужой расы, что утащил прямо у него из-под носа сокровищницу из ограбленного каравана! Ведь с тех времен прошло не менее пятнадцати лет. Столько воды утекло, столько денег было добыто Конаном — и спущено на ерунду, пропито в кабаках, потеряно на больших дорогах…

Должно быть, сильно досадил Конан радже, если тот сразу узнал в незнакомце-чужаке, который явился к нему предложить свой меч, того самого негодяя!

«Вот уж не подозревал, что он такой злопамятный», — бормотал себе под нос Конан.

Киммериец досадовал на себя. Следовало получите расспросить в придорожной таверне о том, кто правит сейчас в Калимегдане. Обычно такие, как этот Аурангзеб, долго на престоле не задерживаются: их свергают их же собственные соратники. Жестокий, хитрый, подозрительный, не брезгающий никакими средствами, Аурангзеб давно должен был уже лежать в могиле.

А он жил, процветал и даже помнил Конана! «Нельзя же быть таким долговечным, — сердился на него Конан, когда опасность уже осталась позади, и киммериец мог позволить себе иронизировать. — Не говоря уж о мелочности. Подумаешь, один ларец с женскими побрякушками и двумя сотнями золотых монет сомнительной чеканки! Да я давно уж и забыл, на что потратил всю эту ерунду… И для чего ему женские побрякушки? Насколько я помню, во дворце почти не было женщин. Не до женщин ему было, этому Аурангзебу, он был занят исключительно войной… Он и сейчас занят этой войной, чтоб ему провалиться!»

Джунгли окружали Конана, надежно скрывая от преследователей. Обезьянки верещали где-то наверху, спрятанные в густой листве. Яркие птицы пролетали над головой.

Погоня осталась позади: жители Калимегдана не решились идти по следам киммерийца так далеко.

Конан знал, куда он отправится теперь. В Патампур. Судьба занесла его в Вендию, страну легендарных сокровищ и таинственных красавиц, и киммериец не собирался покидать ее вот так просто, без добычи и приключений.

Много веков тянулась вражда между владыками Калимегдана и раджами Патампура. Подумав об этом, Конан усмехнулся. Быть может, удача еще улыбнется ему! Насколько киммериец успел понять, эти два властителя не успели помириться за ничтожный срок в десять лет. Ну еще бы! Ведь столь великие повелители людских судеб, коими представляют себя оба раджи, мыслят не иначе, как в масштабах столетий и тысячелетий. Им желают здравия на ближайшую тысячу лет — как будто богами не отмерено каждому из них не более, чем сотня, как и всем прочим людям. Они сами именуют себя «господами господ» и едва ли не равняются с богами.

Конан, хорошо знавший, как хрупка человеческая жизнь и как легко бывает оборвать ее, мог только пожимать плечами, слыша нечто подобное. С другой стороны, если «господа господ» до сих пор враждуют, то им понадобится лишний наемный меч. Конан полагал, что поступает здраво, предлагая свои услуги сперва тому из противников, кто мог заплатить ему больше. Ну а когда тот припомнил (несмотря на свое величие) делишки пятнадцатилетней давности, варвар благополучно унес из Калимегдана ноги и погрузился во влажное лоно джунглей — теперь он направлялся к городу-сопернику Калимегдана, к Патампуру.

Киммериец сам удивлялся себе. Сколько всяких знаний, и полезных, и совершенно бесполезных, застряли в его памяти за годы странствий! Ему казалось порой, что о той или иной мелочи он уже позабыл, но стоило ему вернуться в те края, где он пережил приключение или имел поучительную беседу, — и все подробности вспоминались ему так ярко, словно он узнал их только вчера.

Так случилось и на этот раз.

Калимегдан был богатым городом и желал сделаться еще богаче. Окрестные князьки сдавались радже Аурангзебу один за другим. Они приносили ему клятву верности, отдавали дочерей в его гарем, платили ему дань. Все меньше и меньше становилось в округе независимых городков и селений. Даже храмы местных божеств — и те подчинялись Аурангзебу.

Сопротивлялся только раджа Авенир. Он пытался сплотить тех, кто еще не утратил свободы, вокруг своего города, Патампура. Только все вместе они смогут дать Аурангзебу достойный отпор. В противном случае всех их ожидает рабство под пятой сурового Аурангзеба.

Одно время казалось, будто все мечты Авенира закончатся ничем. Что он толкает людей к бессмысленной войне, что все это приведет лишь к страшному кровопролитию, после которого и Патампур, и прочие маленькие города, села и храмы с их землями и угодьями, — все попадут в окончательное рабство к властителям Калимегдана. Так после бурного багрового заката наступает непроглядная ночь.

А затем появилось пророчество.

Одним из первых о пророчестве узнал сам раджа Аурангзеб, а самого пророка первым встретил никто иной, как киммериец Конан. Они столкнулись на большой дороге, на караванной тропе, что проходила по широкой, покрытой густыми травами равнине. Если свернуть к югу, то окажешься в густых «влажных джунглях, где каждый город — череда величественных строений из светлого, украшенного резьбой камня — кажется истинным подарком и творением не человеческих рук, но божественных. Если же от этой тропы отступить к северу, то можно очутиться в безводных краях и погибнуть.

Медленно двигался по равнине всадник — крепкий мужчина средних лет. Ни жар пылающего над головой солнца, ни прилетающая издали вонь пожарищ от сожженных воинами Аурангзеба селений, ни опасность, что, возможно, грозила ему в эту самую минуту, — ничто, казалось, не могло отвлечь его от размышлений.

Конан догнал его без труда. Тот даже не повернул головы, когда услышал за спиной стук копыт чужой лошади и громкий оклик:

— Эй, друг!

Киммериец встал у него на пути. Остановился и всадник.

Конан с интересом рассматривал его. Простая одежда, незапоминающееся лицо. Похож на гирканца: острый нос, темные быстрые глаза… И ленивая улыбка, свойственная жителям южной Бендии.

— Приветствую тебя, — произнес незнакомец равнодушно.

— Любая встреча для одинокого путника — событие, — сказал Конан.

— Смотря какой путник, — отозвался незнакомец, — смотря какая встреча… и смотря какое одиночество.