— Кто возместит убытки? — надменно переспросил Бенц. — Полагаю, те, кто громил ваш кабак… Сержант, могу ли я со своей командой уйти из этого неуютного места?
Баронский титул, четко обозначенный на пергаменте, произвел на командира стражников впечатление. Слова щеголя-небохода о завтрашнем обеде у бургомистра — тоже. Но отпустить, даже не допросив, ораву потрепанных личностей, застигнутых на месте большой кабацкой драки… причем на глазах у подчиненных…
Надо было что-то сделать. Хотя бы для поддержания собственного авторитета.
И тут сержанта осенило.
— Эй, Диого, у тебя «Слово богов»?
— У меня, командир! — отозвался бородатый Диого, выходя вперед. К его поясу был подвешен деревянный футляр, из которого стражник бережно извлек книгу.
Полностью «Слово богов» излагалось в нескольких томах, а это сокращенное издание повествовало о главном: о демиурге Эне Изначальном, сотворившем мир и Старших богов — Фламмара, Антару, Эссею и Вильди; о многочисленных Младших богах, порожденных этой четверкой, и о том, какие молитвы угодны каждому божеству.
— В некоторых случаях я имею право принимать у подозреваемых присягу, — важно заметил сержант. — Пусть каждый из этих леташей поклянется на священной книге, что действительно состоит в команде его милости барона деу… деу… виноват, у меня ваша благородная фамилия не выговаривается.
«Его милость» снисходительно кивнул: мол, прощаю дурака. И ни словечком не пришел на помощь команде, которая застыла в выборе: каталажка или клятвопреступление.
И тут вперед вышел старый погонщик.
— Позвольте, сударь, — негромко сказал он сержанту и положил ладонь на священную книгу. — Я, Маркус Тамиш, погонщик лескатов, прозванный Отцом, клянусь именем Эна Изначального, что с сегодняшнего дня я в команде вот этого капитана. — Он учтиво кивнул в сторону Дика Бенца и убрал ладонь с книги.
Дик заулыбался, оценив уловку погонщика, не назвавшего его бароном. Позабавила его и хитрость сержанта: тот не приказал леташам поклясться, что не они затеяли драку. Командир стражников старался замять дело.
А перед сержантом уже стояла черноволосая красавица в мужской одежде.
— Я, Мара Монтанилья, пастушка лескатов, прозванная Спандийской Змеюкой… пусть узлом завяжется язык у того, кто первым назвал меня так…
Стражники расхохотались.
— Женщина, не превращай присягу в балаган! — одернул сержант спандийку.
— Виновата, сударь… Клянусь Эном Изначальным, что с сегодняшнего дня я в команде вот этого капитана.
Вперед вышел верзила-джермиец. Положил руку на книгу и степенно сообщил:
— Я, Хаанс Куртц, боцман, прозванный Рябым Медведем…
И повторил слово в слово то, что сказали до него Отец и Мара.
Следующей присягу принимала Лита:
— Я, Лита Фьорро, прозванная Паучком, повар…
Дик Бенц вскинул голову. Он заметил, что сеорета Лита опустила в своей фамилии частицу «диль», которая в Иллии указывает на дворянское происхождение.
Удивило его и другое. На летучем корабле нет камбуза. Нарезать окорок и раздать сухари и вино — не работа. Всерьез готовить приходится лишь во время нечастых стоянок возле берега. Повару приходится делать ту же работу, что и прочим леташам: паруса ставить, грузы ворочать.
Но — эта девочка?..
А в принесении присяги возникла заминка.
— Ты, когтистый, разве наших богов почитаешь? — строго вопросил сержант.
— Раз живу на вашей земле, то и почитаю ваших богов, — хладнокровно отпарировал илв. Его тонкий птичий голос не казался смешным.
— Резонно. Ну, клянись.
— Я, илв по прозвищу Филин, другого имени не имеющий, матрос и плотник…
Шестой член команды, халфатиец, прикасаться к «Слову богов» отказался: вера запрещает. Но он, Райсул, сын Меймуна, прозванный Грифоном, матрос и парусный мастер, готов поклясться Единым и его пророком Халфой в том же, в чем клялись другие.
Сержант махнул рукой и отступился от иноземца.
— Ну, все, что ли? — рыкнул бородач Диого.
Боцман хлопнул себя ладонью по лбу:
— Юнгу забыли!
Огляделся. Нашел затаившегося в углу подростка. Подтащил за шиворот к сержанту:
— Слыхал, что говорить надо? Давай, как все.
Юнга сжался и забормотал:
— Я, Олух… прозванный Олухом… как все…
Расхохотались и стражники, и леташи.
— Уж вы его простите, сударь, — сказал боцман командиру стражи. — Он у нас с придурью.
Развеселившийся и подобревший сержант кивнул:
— Да я и не думаю, что этот вояка разнес таверну… Ваша милость может забирать своих людей.
* * *
Отойдя от «Попутного ветра» на безопасное расстояние, команда остановилась, чтобы обговорить неожиданный оборот дел.
Дик Бенц сиял, как только что отчеканенный делер:
— Вот видите, как славно получилось! Теперь вы — моя команда!
Мара вздохнула и жалобно, как маленькая девочка, попросила:
— Отец, скажи команде мудрое слово!
Маркус Тамиш, прозванный Отцом, пристально взглянул на нового капитана — и сказал команде мудрое слово:
— Влипли…
Я зажгу свою свечу!
Дрогнут тени подземелья,
Вспыхнут звенья ожерелья,
— Рады зыбкому лучу…
И проснутся семь огней
Заколдованных камней!
Тэффи
Черная поверхность воды неподвижно стыла меж замшелых валунов. На каждом камне было вырезано по знаку. Что означали эти линии, глубоко ушедшие в гранит, не знал ни один из живущих ныне людей. Народ, создавший эту письменность, давно ушел в вечность, истребленный предками виктийцев. А знаки остались — и несли в себе скрытую силу. Даже мох, пышно разросшийся на валунах, не посмел закрыть глубокие бороздки.
Вода, замкнутая в кольцо из валунов, словно дышала холодной, ровной, застоявшейся за долгие годы ненавистью.
Над колодцем навис каменный свод — низкий, в разводах плесени, невидимых в темноте. Колодец сквозь мрак гляделся в свод черным глазом воды, всматривался, пытался проглядеть насквозь.
Но вот у входа в подземный зал замерцало пламя свечи. Ему не под силу было озарить мрачное подземелье, но оно уверенно очерчивало спокойный, с мягкими, расплывчатыми краями круг света, который неспешно приближался к колодцу.
Моложавый, статный человек со свечой в руке склонился над водой, стараясь не касаться валунов. Не потому, что опасался скрытой в камнях колдовской силы, нет. Просто не хотел испачкать свое белое одеяние.
