в тебя, — продолжил Мефистон. — Когда время придет, помни это.
Антрос не находил слов — так он был ошеломлен. Действительно ли старший библиарий заглянул в его душу? Заметил ли он преследующие его видения, эти детские тщеславные грезы, в которых он героически спасал Мефистона и других Кровавых Ангелов? Луций, исполненный гордости, прижал посох к нагруднику.
— Я запомню, старший библиарий.
Похоже, Мефистон собирался сказать что-то затем он просто махнул рукой, и набор мемориама начал складываться, щелкая, как часы, пока каркас не стал чуть меньше кулака. Кровавый Ангел показал на дверь, отсылая Антроса со словами, которые могли быть и обещанием, и приказом:
— Больше никаких игр.
Карцери Арканум, Аркс Ангеликум, Ваал
Мефистон шел в сумраке под округлыми сводами Карцери Арканум, бормоча себе под нос уравнения и отрывки стихов, повторяя выдержки из эфемериды. В отличие от другой части крепости-монастыря, эти подземелья остались без внимания каменщиков, усердно украсивших Аркс Ангеликум. Нет, этот извивающийся под гордыми залами Либрариума Сагрестия лабиринт был сложен из простых кирпичей. Среди влажных и обветшалых стен царила тьма, лишь иногда в ней мерцали огни случайных люменов в ржавеющих канделябрах, отбрасывающих на наросты мха холодный свет. Из льнувших к выгнутым стенам трубок вырывались клубы пара, а крысы разбегались от Мефистона, перешагивающего лужи. Властелин Смерти, как и все его братья, осознавал силу симметрии и красоты, но здесь, вдали от любопытных глаз, было уместно скорее уродство. Ведь именно в Карцери Арканум капитул хранил свои самые сокровенные воспоминания, в том числе реликвии и фолианты столь опасные, что об их существовании знали только старшие представители библиариума.
Вслед за Мефистоном шли его помощники, Гай Рацел и Луций Антрос. С каждым их быстрым шагом за спиной хлопали мантии. Библиарии шествовали через предкамеры мимо рядов вечно стоящих на страже боевых сервиторов и дверей, столь пропитанных эфиром, что они мерцали. Кровавые Ангелы не говорили, дабы сохранять концентрацию. Многие из таящихся в подземельях опасностей имели не физическую природу, а потому даже самым опытным псайкерам стоило бдительно ограждать свои мысли, дабы не покинуть своды с идеями, поступившими извне.
Наконец космодесантники вошли в помещение, куда меньше других и почти целиком заполненное единственной огромной фигурой. Библиарии выполнили воинские приветствия, увидев в свете вспыхнувших настенных люменов истинную природу гиганта — древнего дредноута, отмеченного боевыми шрамами. Загудели реакторы, искры энергии пробежали по потрепанному керамиту, после чего из груди колосса раздался глубокий скрежещущий голос:
— Лорд Мефистон. Я не ожидал вновь увидеть тебя так скоро. — Из-за старости звукопередатчика голос звучал отстраненно и зловеще.
— Лорд Марест, — ответил Мефистон, чуть склонившись.
В библиариуме были похоронены десятки бывших старших библиариев, но среди них до сих пор мог говорить лишь Марест. Лишь он еще был жив. Но за годы после погребения Марест никогда не покидал свою небольшую камеру, ведь он обрел вечную жизнь в керамитовом гробу ради единственной цели — стоять на страже двери и ужасов, таящихся за ней.
— Ты… — В адамантиевом саркофаге сверкнули огни. — Ты изменился.
— Многое изменилось, лорд Марест.
— Ручаюсь, не то, что действительно важно.
Властелин Смерти кивнул и продолжил:
— Мне нужно вновь поговорить с ней.
Последовало долгая тишина, нарушаемая лишь тяжелым хрипом поршней где-то в глубине гробницы Мареста.
— Не мне указывать тебе, старший библиарий, — наконец ответил дредноут, — но это ведь не в первый раз. Ты уже оставался в обществе моего пленника. И каждый раз риск больше.
Мефистон промолчал, гадая, дошли ли слухи о нем до стража, не покидающего свой пост. Возможно ли, что в Мефистоне сомневался даже тот, кто понимал бремя, несомое им как старшим библиарием?
Марест без лишних слов открыл дверь, впуская посетителей, но, когда библиарии пошли мимо него, заговорил вновь:
— Эта тварь что-то замышляет.
— Тут больше небезопасно? — остановился Мефистон, не предвидевший этого в авгуриях.
— Физически безопасно.
— А психически? Нам следует провести новый обряд сковывания?
— Я не обнаружил следов прорыва через гексаграммные обереги, по возникли проблемы с сервиторами, особенно с теми, которые я закрепил на стенах темницы. Модели конфигурации «Анафема». У некоторых из них начались сбои.
— Ты не упоминал этого, — заметил Мефистон, сдерживая угрожающую лишить его самообладания вспышку раздражения. — Почему ты не сообщил?
— Я знаю врага своего. — Теперь в голосе Мареста раздалось предупреждение. — Опасности нет. Я дважды перепроверил обереги, так что замыслы твари ждет крах. Но, полагаю, тебе следует знать о них.
— Это ведь создание Хаоса, Марест. С ними всегда есть риск. Что за сбои возникли у моделей «Анафема»?
— Они умерли. Это ведь однозадачные механизмы, питаемые через трубки, поэтому они не могут двигаться. Но как только один из них перестает дышать, я чувствую в психосфере разряд. За последние месяцы мне пришлось заменить нескольких сервиторов, хотя обычно их хватает на пару лет.
Мефистон нахмурился, посмотрев на обветшалые своды. Благодаря усовершенствованному зрению он различал во тьме бледные тела висящих сервиторов — лоботомированных ничтожеств, чьи выбритые головы щетинились маслянисто-черными проводами. Лишенные конечностей создания были встроены прямо в стены, но библиарий видел, как сервиторы медленно дышат, пока стертые мозги исполняют единственную сохраненную в них задачу. Из-за мощного подавления эфирных течений даже Властелину Смерти было бы трудно применить здесь психические способности.
— Почему ты решил прийти именно сейчас? — спросил Марест.
Мефистон мысленно вернулся к эфемериде, к высеченным на поверхности рунам. Он изучал их несколько дней, пока не уверился, что знаки указывают ему именно на древнюю пленницу Мареста. Предсказание показалось ему странным, и он методично изучил все варианты, прежде чем признать, что все верно. На мгновение Властелин Смерти задумался, не изложить ли ему свои доводы возвышающемуся над ним дредноуту, но затем лишь покачал головой:
— У меня много причин и мало времени, лорд Марест. Прости за бесцеремонность, но мне нужно скорее переговорить с узницей.
— Даже мудрейшей душе может помочь проницательность других ученых. — Из саркофага раздался низкий механический рокот.
— Но я никогда не считал себя мудрейшим, — ответил Мефистон, чувствуя, как много времени тратит. — Просто я знаю, как устроен мой разум.
Марест вздохнул, посмотрев на Рацела и Антроса, и отступил. Земля вздрогнула под громоподобными шагами.
— Не верь ничему, что она говорит, — предостерег дредноут, и его усиленный голос понесся по проходу вслед спешащим во мрак библиариям.
Чем дальше они шли, тем сильнее проявлялась клаустрофобия, знакомая библиариям, оказавшимся в психически огражденных темницах. Этот страх мучил тех, кто привык видеть одновременно несколько слоев реальности. Ощущение было болезненным.
