этот, если боишься.
Кента остолбенел под таким напором, несмело улыбнулся и помахал рукой.
– Нет-нет! Я и не подумал бы. Просто все пошли своими путями, и я…
– Давай определимся кое с чем, – перебил его Хизаши. – Вполне возможно, это ты сейчас идешь моим путем, но я не в обиде.
Он степенно прошагал мимо, задев Кенту рукавом хаори – своего личного, цвета спелой сливы, с рисунком из рыжих кленовых листьев. В привычной одежде и за пределами школы даже дышалось как-то не в пример легче, и Хизаши от души потянулся.
– Я рад, что наши пути сошлись, – сказал Кента, становясь рядом и закидывая руки за голову. – Словно у каких-нибудь героев из легенд.
– Ха! Не надо, пожалуйста, тянуть меня в герои. Тебе ведь известно, что они долго не живут?
– Но мы будем защищать друг друга, и враги не смогут подобраться к нам со спины.
– Враги, которые подбираются со стороны лица, ничуть не менее опасны.
– Если ты будешь смотреть на них так же, как на Джуна, на нас точно никто не нападет.
Хизаши повернул голову, но обнаружил, что Кента почти смеется. А тут и солнечный луч просочился сквозь слой облаков, и полоска света на траве перед ними росла и ширилась, пока не поглотила сначала их тень, а потом и их самих. Хизаши почувствовал, что и сам улыбается.
– Идем навстречу подвигам? – предложил он в шутку, Кента, решительно кивнув, сделал первый шаг по дороге, уводящей двух младших учеников прочь от родной школы.
День потихоньку распогодился, но все равно отличался от вчерашнего, наполненного жизнерадостным весенним теплом, пением птиц и ласковой щекоткой набирающего силу солнца. Сегодня зябко тянуло далеким дождем, и живительные лучи с трудом пробивались, как сквозь мутную оконную пленку, рассеиваясь и не принося удовлетворения. Хизаши так устал от затянувшихся холодов, что готов был выть от обиды, и лишь соседство с Куматани удерживало его от позорной потери лица. Они обошли городок по дуге, войдя под своды зеленого моря деревьев не с той стороны, с какой чуть больше полугода назад вышли в поисках школы оммёдо и экзорцизма. В этот раз чем дальше от хоженых тропок им удастся забрести, тем лучше. Для Хизаши отловить слабого ёкая сложностью не было, поэтому он ждал, что предпримет Куматани, ведь для него даже просто заметить все многообразие местной потусторонней жизни – та еще задача.
– И далеко ты собираешься забраться? – наконец поинтересовался Хизаши. Они только что миновали затаившуюся в густом подлеске ласку-оборотня, и Хизаши начал подозревать: их бесцельные хождения по кругу не случайность.
– Я хочу… – с заметной запинкой ответил Кента, отведя взгляд, – найти редкого ёкая. Кого-нибудь необычного, чтобы не стыдно было показать Морикаве-сэнсэю.
– Ты даже ни разу не воспользовался офуда для обнаружения.
– Нет необходимости. Я и так вижу, что вокруг ни души.
Хизаши переглянулся с тускло-желтыми в дневном свете глазами кидзимуна высоко в кроне лиственницы и вздохнул.
– Конечно. Тут совсем никого нет, – протянул он и спрятал зевок в рукаве хаори.
Время обеда миновало, и Кента разложил на поваленном стволе молодого деревца собранный доброй продавщицей сладостей бенто. Хизаши не стал отказываться – ему-то бенто никто не собирал – и, пока ел, поглядывал по сторонам. Их вторжение в чащу леса не осталось незамеченным, и за ними уже настороженно наблюдало множество глаз. В траве прошелестели лапки цутигумо, над поляной пролетела стайка лесных духов в виде радужных ласточек с длинным острыми клювиками. С ветки на ветку перебирались шустрые куницы-итати – их привлек запах человеческой еды, а с другой стороны стрекотал ушами белоснежный кролик-усаги с красными полосками по бокам. Глупыш совсем недавно досовершенствовался до ёкая и по привычке слишком близко подобрался к людям, да так, что даже Кенте с его внезапной избирательной слепотой невозможно было не заметить острые кончики ушек и поблескивающие красным любопытные глазки.
– Это твой шанс, – одними губами произнес Хизаши, кивая на несчастного усаги.
Кента замер, медленно опустил руку с палочками, а вторую сунул за пазуху и достал выданный каждому из учеников особый талисман: им можно пленить почти любого ёкая и принести в школу, чтобы позже мастера поместили его в выкованный по специальному заказу меч. Ошибиться нельзя – талисман срабатывал единожды.
Хизаши скрестил руки на груди и остался сидеть, пока Кента прожигал кролика взглядом, а тот смотрел на Кенту и дергал носиком. Даже если ткнуть ему в морду офуда, дурачок не поймет, в какой опасности находится. Хизаши было его немного жаль, но не до такой степени, чтобы пропустить интересное представление.
Кента зажал талисман между пальцев и поднес к губам. Слово-активация готово было сорваться с них, но Кента медлил. Усаги доверчиво ждал своей участи, а Хизаши ждал, кто первым задаст стрекача.
А потом Кента поддел носком сандалии сухую ветку, и кролик сорвался с места и со всей своей кроличьей прытью скрылся с глаз.
– Ты это, конечно, не специально, – пробормотал Хизаши.
– От такого малыша все равно не будет прока, – ответил Куматани, убирая талисман. – И как мне называть меч? Мурёку [18]?
– Это не малыш, а ёкай, пусть он и выглядит как милый пушистик с хвостиком. – Хизаши обреченно покачал головой. – Почему бы просто не зайти в ближайшую деревню и не поймать цукумогами?
Среди многообразия сверхъестественных существ перерожденные вещи стояли ниже совершенствующихся животных, несмотря на то, что у всего в мире есть душа, будь то хитрый тануки [19] или каса-обакэ, родившийся из старого зонтика. Но Хизаши, слушая разговоры учеников в школе, сообразил, что принести для наполнения первого духовного оружия оживший пояс от чьего-то кимоно означало покрыть себя позором до самого выпуска. Тут уж лучше трусливый кролик-оборотень.
– Вот и ловил бы его сам, – вдруг огрызнулся Кента и быстро и как-то непривычно зло собрал бенто в узелок.
– Эй, не надо сваливать с больной головы на здоровую!
– Твоя голова сейчас ничуть не здоровее моей.
Пока Хизаши растерянно подбирал ответную колкость, Кента уже был готов продолжить путь. За время их короткого привала успело похолодать, и редкие теплые лучи окончательно потускнели. Того и гляди, начнется дождь, и Хизаши решил отложить споры на потом. Угрюмое молчание Кенты воспринималось как что-то шершавое, неприятное, колкое, царапающее кожу, стоит только подойти слишком близко. Было странно, и Хизаши решил, что ему это не нравится. Он демонстративно поотстал, но Кента не обернулся и не спросил, все ли в порядке, и вот тут уж Хизаши совсем растерялся.
Его оскорбило предложение поймать слабенького новорожденного усаги?
Ему не хочется ловить себе ёкая в присутствии Хизаши?
Он не может выбрать и потому злится?
Он голоден?
На последнем предположении у Хизаши закончились варианты, к тому же Кента не мог проголодаться – они же только что обедали.
– Эй,
