Конан на мгновение остановился, изо всех сил забросил на стену сначала Белезу, а потом Тину и только потом вскочил туда сам. Не задерживаясь, он поднял Белезу и бросил ее на песок снаружи. Тина последовала за девушкой. Один из боевых топоров вонзился в обугленное бревно у самого его плеча, однако Конан уже перепрыгнул через частокол и подобрал своих подзащитных.
Пикты, появившиеся на стене мгновение спустя, уже никого не увидели.
Новое утро нежно тронуло воду дуновением легкого бриза. Далеко в сверкающем море из тумана поднималось белое пятно — парус корабля, который, казалось, повис между небом и голубой гладью моря. Конан стоял в кустарнике скалистого мыса бухты и держал над костром, сложенным из сырых веток, разорванный плащ. Костер тлел, а не горел, и когда Конан убирал плащ в сторону, вверх поднимались маленькие кольца дымы. Белеза, обняв Тину, сидела рядом с киммерийцем.
— Вы полагаете, что корсары заметят и поймут значение ваших дымовых сигналов? — спросила она.
— Конечно, они поймут, — неуклюже заверил Конан. — Всю ночь они дрейфовали у берега в надежде обнаружить кого-нибудь живого. На корабле их только полдюжины, и никто не разбирается в навигации хорошо, чтобы вернуться к Бараханским островам. Они поймут мой сигнал, это известный морякам код. Они будут счастливы, если я приму на себя командование кораблем. Так получилось, что я оказался единственным капитаном, которому удалось выжить.
— А что, если пикты тоже заметят дымовой сигнал? — возразила Белеза и содрогнулась. Она взглянула вниз, туда, где в нескольких милях на север все еще поднимался черный дым и копоть.
— Это невозможно. После того, как я укрыл вас в лесу, я прокрался обратно в форт на разведку и увидел, как дикари выкатили из подвалов бочки с вином. Дикари наверняка уже упились до невменяемости. С сотней человек я мог бы уничтожить весь их род… Кром и Митра! — внезапно проревел он. — Это не "Красная рука", а военная галера. Какая цивилизованная страна направила в такую глушь корабль своего флота? Возможно, кто-то пожелал свести счеты с твоим дядей? В таком случае мы, конечно, должны заклинать его дух.
Он снова взглянул на море и сквозь пелену тумана постарался разглядеть более определенные детали очертаний плывущего корабля. Галера приближалась носом вперед, так что видна была только позолоченная фигура на носу, да еще маленький парус, надуваемый прибрежным бризом, и движение плещущих весел.
— Ну, — произнес Конан, — по крайней мере, они приплыли сюда, чтобы забрать нас к себе на борт. Нас ожидает слишком долгая прогулка до Зингары. Я прошу вас: не упоминайте моего имени, пока мы не узнаем точно, кто они такие и какие у них намерения. Пока они пристанут к нашему, берегу, я придумаю подходящую версию.
Конан вернулся к костру и передал Белезе почти не пригодный для носки плащ. Потом он гибко, как дикая кошка, потянулся.
Белеза и Тина восхищенно смотрели на киммерийца. Ночь огня и хлещущей крови, как и непрерывное бегство через мрачный, пугающий лес, казалось, никак не нарушили его обычной невозмутимости. Конан был так беспечен, словно всю ночь веселился и праздновал какое-то приятное событие.
Несколько легких ран были тщательно перевязаны полосками ткани из одежды Белезы, потому что он бежал из форта, не потрудившись что-нибудь с собой прихватить.
Белеза больше не боялась уверенного в себе гиганта. Напротив, в его присутствии она чувствовала себя наиболее защищенной. Он выглядел не настолько цивилизованным, как капитаны морских грабителей, зато руководствовался определенным кодексом чести и ни в коем случае не был таким коварным, как Заромо. Конан жил по естественным неписаным законам своего народа, многие из которых были варварскими и кровавыми. Он никогда не нарушал свой кодекс чести, который другим мог казаться довольно странным.
— Вы полагаете, что он мертв? — спросила Белеза. Конан знал, о чем она говорит.
— Я уже думал об этом, — ответил он. — Серебро и огонь смертельны для демонов, а он получил огромную порцию и того и другого.
— А что с его хозяином?
— Тот-Амоном?… Он, вероятно, уже вернулся в какую-нибудь подземную обитель в Стигии или на пути к ней. Этот колдун — довольно своеобразное и своенравное отродье.
Больше никто из них не коснулся затронутой темы. Белеза содрогнулась еще раз, вспомнив, как черная фигура проникла в банкетный зал, чтобы совершить ужасную месть.
Корабль тем временем подплывал все ближе. Белеза вопросительно взглянула на Конана.
— В главном доме вы упоминали, что были в Аквилонии генералом, но потом вынуждены были бежать. Расскажите об этом подробнее?
Конан усмехнулся.
— Я не должен был доверять этому вероломному Нумедидесу. Он сделал меня генералом, потому что я одержал несколько небольших побед над пиктами. А потом, после известного боя а Велитриуме, где я разбил объединенные племена дикарей и уничтожил по пять пиктов на каждого убитого солдата, меня пригласили в Тарантию, чтобы принять при дворе и отпраздновать победу. Приглашение польстило моему тщеславию. Любой человек честолюбив. Я сидел рядом с сами королем, а прекрасные девушки осыпали меня очаровательными розами. Но во время банкета король подсыпал мне в вино снотворное и, проснувшись, я обнаружил, что прикован к каменной стене в железной башне. Мне угрожала казнь.
— Да?! Но почему? Конан пожал плечами.
— Как я могу знать, что взбрело в голову глупому королю. Может быть, на меня натравил Нумедидеса какой-нибудь другой генерал Аквилонии, которому не понравилось видеть в этом звании чужеземного варвара. А может, до него дошло мое невзначай высказанное замечание о его странной, непоследовательной политике. Я удивился, когда он приказал по всей Тарантии установить золотые статуи: ведь золото, которое пошло на эти нелепые фигуры, можно было использовать для защиты границ своей страны. Из-за этого он почувствовал себя оскорбленным.
Конан на секунду задумался и продолжал:
— Незадолго до того, как я выпил подсунутое вино со снотворным, философ Алкимедес сообщил мне, что собирается написать книгу о необходимости как об основе правления государством. В качестве примера он хотел привести Нумедидеса. К сожалению, я был слишком пьян, чтобы понять этот намек. И чуть не поплатился жизнью. К счастью, у меня были друзья, которые позаботились о том, чтобы я смог убежать из железной башни, и в условленном месте приготовили мне острый меч и свежую лошадь. Я направился обратно в Боссонию, намереваясь поднять свой отряд на восстание. Но здесь я узнал, что все преданные мне боссонцы отправлены в другую провинцию, а в их городе разместился отряд из Турана. У этих глупцов были коровьи глаза. Большинство из них не слышали обо мне. Они хотели меня арестовать, и мне, откровенно говоря, ничего не оставалось, как силой пробивать себе путь к свободе. Стрелы свистели вокруг меня, когда я переплывал реку Грома. И вот я здесь. Он наморщил лоб, рассматривая уже близкий корабль.
