все же совладал с собой и молча продолжил помогать. Он, как и его отец, почти никогда не разговаривал – только по делу или когда мысли становились невыносимыми. – Я подумаю об этом. Мы найдем решение, Лайонел.
Брат Сэры всегда ходил босиком, он не признавал обуви и не понимал ее назначения. Чаще всего его можно было встретить в лесу: он обожал забираться повыше, отталкиваться со всей силы и менять ипостась прямо на лету. Наблюдать за этим мне нравилось, а еще я чувствовал, что его достижения и самоконтроль достойны похвалы.
Он помогал мне, хотя я не просил. Его об этом никто не просил, но Лайонел вечно вертелся у моего порога. Как и Джастин… Или Сирис с Лиммой.
Дэон тоже часто заходил: дракон с интересом изучал меня, как будто искал изъян, но в итоге мы все чаще просто устраивались у камина, и я рассказывал ему о Сэре. Ариадна делала то же самое.
Постепенно мой дом наполнился людьми и существами, о покое оставалось лишь мечтать, но эти моменты стали самыми теплыми в моей памяти.
Вскоре Сэра очнулась.
Ролан
– Мы так проспим все на свете. – После пробуждения Сэра долго приходила в себя. Ее тело было не готово к трансформации, и мы долго боролись с последствиями.
Я учил ее ходить заново. Сэра молчала, часто плакала, но ее слезы были счастьем для нас. Я видел их, чувствовал ее душу, а значит, она жива.
– Ролан, – тихий шепот у самого уха вечно вызывал во мне дрожь. Дыхание ведьмы обжигало холодом, но я настолько привык к этому, что уже не представлял свою жизнь без этого холода, – а может, не пойдем? Скажем, что проспали.
– Мы так в прошлый раз говорили, – хмыкнул я, заворачивая девушку в одеяло. Она мило улыбалась, старалась не поцарапать меня острыми когтями, которые так и не смогла изменить. – Немного осталось. Скоро ты научишься контролю, очень скоро!
– Надеюсь.
Магия Сэры оказалась проблемой. Лайонел был единственным, способным ее ограничить. Он не позволял сестре воздействовать на окружающий мир, в то время как Калеб быстро возводил защитный купол, меняя его форму и структуру для будущих тренировок. Ариадна помогала ему в этом, но силу почти полностью потеряла. Как и Дэон. Дракон стал просто драконом, способным на смену ипостаси и легкую, незатейливую игру с магией. Не более того. Это пугало, но, с другой стороны, восхищало.
Постепенно Сэра училась контролю. Она казалась холодной и отстраненной, но я чувствовал ее смятение, ее тревогу и страх. Я боялся, что она предложит оборвать связь…
Мы стали жить вместе. Я наслаждался каждым мгновением, ее улыбкой. Я видел ее старания, с радостью ел все, что она готовила, и вечно злился, когда наше уединение нарушали.
Мне нравилось заплетать ей косы. Не знаю, откуда это взялось, но я вечно трогал ее волосы, вплетал в них цветы, постепенно учился вязать замысловатые узлы. Наблюдая за этим, Джастин подкалывал нас, затем подставлял морду Риске, но волчица была непреклонна.
– Интересно, а какие дети будут у полукровки-дракона и оборотня-мага? – внезапно спросила Лимма, обращаясь к Сирису.
– Ты меня спрашиваешь? – усмехнулся волк, бросая теплый взгляд в сторону Риски. Лимма это видела, тихо улыбалась, подбадривала друга, хоть и понимала, что такой союз сулит одни проблемы. Джастин не остановится, и в итоге все может обернуться катастрофой.
– Я задаю вопрос громко, чтобы слышали те, кому он действительно был задан, – пояснила девушка, заваривая свой знаменитый травяной чай. На сей раз в нашем с Сэрой доме гостил Морл. После долгой работы гном устал, от него приятно пахло гарью, а на лице сияла счастливая улыбка:
– Главное, чтобы эти дети не стали очередной причиной конца света, – заметив это, гном принял из рук Лиммы чай, осторожно касаясь ручки мощными пальцами. На моей памяти он разбил уже семь кружек, зато взамен принес потрясающий сервиз, созданный своими руками. – Опасная смесь получается… В теле Сэры сосредоточен драконий огонь, совмещенный с водной стихией. Ролан у нас мужчина горячий, да к тому же сам оборотень. Огонь и вода не так чтобы совместимы, а разные виды оборотней тем более.
Сэра не краснела от таких разговоров, но все равно смущалась.
– Ты смотри, опять ей косы плетет! – довольно фырчал Калеб, сидя у камина. Сам Ролан, и вдруг такое! К свадьбе-то готовы? Семь дней осталось, Мирград уже заранее пьет…
– Я вчера был у Олова, – начал Дьен. – Ваш сын пришел в себя лишь на мгновение, как вы и предполагали. Но вы уверены в правильности выбора?
– Не уверен, – Калеб опустил голову. – Это решение до сих пор вызывает споры.
Олова не убили. Люди и нелюди жаждали его смерти, но когда при вынесении приговора увидели его, то смолкли. Замолчали даже те, кто громче всех требовал возмездия и имел на это полное право.
Они видели его безумие, чувствовали его боль и жажду смерти.
На общем суде сердца, наполненные злобой и скорбью по погибшим, решили, что жизнь для него будет куда мучительнее. И были правы.
– Мне это надоело! – не выдержал Дьен, чуть не задев когтями Дэона с Ариадной. Дракон вовремя отпрянул, укоризненно глянул на волка, но, как всегда, ничего не сказал. Дьен извинился. – Олов постоянно плачет. Я вижу в его глазах ужас и невероятную боль… И сочувствую! Я, который пострадал от его рук не меньше остальных! Это тяжело… Тяжело осознавать, что твой враг – тоже жертва… в какой-то степени.
– Предлагаешь его простить? – усомнился Сирис. – Олов хоть и был отравлен, но яд сам изобрел.
– Вот в этом и проблема. – Калеб выдохнул, посмотрел на Дэона, как будто молча ждал согласия. Дракон долго думал, затем кивнул головой, одобряя выбор бывшего архимага, и сам решил все рассказать:
– Мы нашли лабораторию Олова. На старом кладбище. Под землей. Нашли рецепты, а также схему того самого зелья. Изначально Олов пытался изобрести нечто вроде сыворотки правды. Через подчинение, по его замыслу, можно было раздобыть ответы. Вот только формула не совпадает. Мы долго изучали остатки яда, добытого Ариадной, с рецептурой Олова.
– Он мог сжечь свои исследования, – махнул рукой Морл, – или вы хотите сказать, что…
– Кто-то намеренно изменил формулу, – шептал Дэон, – и хорошо замел следы. К тому же прошло столько времени! Суть такова: Олов мог сам ошибиться в ходе исследований, но, возможно, кто-то намеренно изменил формулу, отравив сына архимага.
Наступило молчание. Калеба трясло, меня тоже. Сэра напряглась, я чувствовал
