дракон меня побери! – негодующе проворчал Меус.
В подтверждение его словам, в пол миле от каракки, в реку, охваченный пламенем, плюхнулся камень, с корову величиной – не меньше. Вода, поглотив алое небесное ядро, забурлила, окутав поверхность паром.
– Свистать всех наверх! – громко вскрикнул капитан, помчавшийся в другой конец судна.
Корабль загудел, словно осиное гнездо. Матросы замелькали по палубе, как угорелые, мигая фонарями и безукоризненно выполняя команды Орина. Одни взбирались на мачты, собирая и поднимая паруса. Другие отслеживали кипящие водовороты в течении Скрады. Третьи наваливались то на правый лаг, то на левый, дабы накренить корабль, совершающий маневры среди падающих огненных капель.
Меус стоял на капитанском мостике и едва слышно предупреждал Гельмуса Орина о метеоритах: слева, справа, прямо по курсу, позади судна. Терминологией мореплавателей капеллан не владел, но капитан понимал его с полуслова. Он твердо отдавал распоряжения экипажу, ловко справляющемуся даже с самыми невыполнимыми, на первый взгляд, задачами. Его голос разносился не только по «Ундине», но далеко и за ее пределами. Казалось, что раскаленные булыжники уже сами огибают каракку, дабы не задеть деревянную обшивку небесным пламенем.
Бывалый морской волк сотню раз возблагодарил Тарумона Милосердного, что вовремя мистической стихии, глава ордена оказался, именно, на его корабле.
Белая Зала королевского дворца Форга, уже несколько часов, окрашивалась в рубиновые оттенки. Капли крови поблескивали на белоснежных статуях, слившихся в экстазе плотских утех, и на вычищенном до блеска полу, образовав феерический орнамент. Воздух наполнился болью и смрадом смерти, что витала между мерцающих огней факелов и твердынь потолка.
Тивар, с острым крюком в руке, медленно расхаживал вокруг мраморного пьедестала, увитого замысловатым барельефом. На гладкой, влажной от крови, поверхности, лежала связанная женщина в одной ночной сорочке, напоминающей лохмотья. Ее лицо и волосы были мокры от слез, а когда-то светлая ткань одеяния, разрисована красными разводами. Тело несчастной носило следы побоев и порезов, некоторые были настолько страшны, что мнилось, она давно должна была кануть в объятья Дероды. Но нет, женщина еще дышала.
Повелитель Мендарва облаченный в одни шелковые кальсоны, багрового цвета да черные сапоги по колено, осматривал свою жертву, жадно облизывая слюнявые губы. Его волосатая грудь и выпирающий живот покрылись кровавыми брызгами, а на лице сиял свирепый оскал. Он млел от удовлетворения, но еще не дошел до того сладострастного момента, когда смог бы полностью утолить ненасытный голод.
Злополучная пленница уже трижды теряла сознание, не в силах терпеть пытки, которым несчастную подверг монарх. Но беспощадный изверг намеривался привести ее вновь в чувство и продолжить забаву. Он желал упиваться криками, наслаждаться диким ужасом в глазах, любоваться тем, как жизнь утекает из ран жертвы, золотой пыльцой сквозь пальцы.
Внезапно Белую залу сотрясло, словно какой-то великан решил пройтись по столице, вызывая своей поступью дрожь земли. Голова одной из статуй с треском сорвалась с мраморных плеч и грохнулась на пол, разлетевшись на сотни осколков. Прямоугольные мраморные плиты пола пошли волной, собираясь хорошенько встряхнуть логово монстра.
Маленькие барсучьи глазки Тивара в страхе забегали по помещению, а в голове зажужжал рой мыслей, напоминающий обезумивших навозных мух, почуявших опасность. Стиснув зубы, король пристально оглядел чудесную обитель, где от его волосатых лап в мучениях погиб не один десяток девиц. Он искал источник шума и вибраций, подозревая, что диверсия – дело рук таинственных бунтарей, вознамерившихся отомстить за приговоренную к казни пленницу.
Еще один толчок, и мраморные фигуры, пошатнувшись, стали с кряхтящим стоном отрываться от пьедесталов и рассыпаться в прах, поднимая в воздух облака белоснежной пыли. Стены ходили ходуном, вырывая металлические крепежи, что удерживали факелы, ломали архитектурные шедевры, вдохновляющие Его Величество на самые изощренные эксперименты.
Король, злобно прорычал, негодуя оттого, что стража бездействует и кучка смутьянов не только разрушает дворец, но и отрывает его от сладких развлечений. Сжав крепко в руке крюк, и напрочь позабыв, что он в одних кальсонах, Тивар твердым шагом направился к двери. Он изрежет на мелкие кусочки и мятежников, и тех, кто повинен в проникновении чужаков в королевские владения.
Рельефная плита с визгливым рокотом сорвалась со стены над дверным проемом. Владыка Мендарва, попытался отскочить назад, но запоздалый порыв, хоть и спас его от неминуемой смерти, не уберег от беды. Король оказался наполовину погребен под сотнями килограммами белоснежного камня. Тивар взревел от боли и ярости, стремясь выбраться из ловушки, но мраморный недруг, намертво захватил монарха в плен.
Зал снова сотрясло от невидимых ударов или взрывов. В королевских палатах царила суматоха. Шум голосов, мистическое потрескивание, грохот колонн и мебели доносился эхом до ушей Его Величества.
Напрасно король пытался позвать на помощь, никто бы не осмелился войти в Белую залу. Ведь крики, доносящиеся из святыни Тивара, обычное дело.
Лес Серых лисиц, простирающийся у восточной границы Мендарва и прилегающий вплотную к скалистым хребтам Пазедот, пугающе шумел, под натиском внезапно налетевшего урагана. Ветви древ скручивало в узлы, сухие сучья носились по воздуху, подобно пушинкам, а корявые корни стремились вырваться из рыхлой почвы, что с безнадежностью норовила удержать беглецов.
Птицы и звери, утопая в громком гомоне, неслись в сторону владений троллей, так же, как их собратья от удушающей гари в дебрях Темной Дубравы. На узких горных тропах царило сумасшедшее столпотворение. Животные напористо подталкивали товарищей, рычали, пищали, выли, желая в короткий срок убраться из ареала обитания, озаренного летящими с небес огненными перлами. Никто не осмеливался обидеть рядом идущего. Волки терпеливо наблюдали, как под носом, пушистые кролики, уже начавшие менять шубку к зиме, огромными прыжками пересекали расстояния по каменным выступам. Филины в лапах перетаскивали пищащих хомяков, застрявших на краю расщелины. Более сильные и крупные звери да птицы помогали преодолеть препятствия слабым и мелким собратьям. Дружной ватагой поселенцы леса бежали от разбушевавшейся стихии.
Ная, объятая оковами сна, свернувшись калачиком лежала на соломенной подстилке в небольшом шалаше, выстроенном из толстых березовых веток, покрытых плотным слоем высушенной осоки. Девчушка, сладко посапывала, крепко прижимая к груди незамысловатую куклу, сплетенную из осенних травинок и цветов, что малышке удалось отыскать накануне. И даже, когда лагерь охотников наполнился криками, и большая часть леса вспыхнула подобно факелу, Ная все также безмятежно дремала, созерцая радужные грезы. Девочка широко распахнула очи только после того, как отец стремглав влетел в скромное жилище и, подхватив дочь на руки, выбежал наружу.
Ничего не соображающая Ная, ошеломленно смотрела в темное небо, где свет вечных звезд затмевали яркие рыжие всполохи. Отец, что-то торопливо говорил соплеменникам, давая распоряжения. Мать забрала девочку из
