способным на побег.
– Это единственное, в чем ты был хорош, – процедила она и заставила себя не провожать его взглядом. Слишком много чести этому ублюдку.
Только когда солдаты вывели Гитера, Нарина смогла как следует оглядеться и с раздирающим изумлением заметила сидящую к ней спиной Айсин. Она подогнула под себя ноги и скрючилась на полу, словно получила смертельную рану в живот и теперь придерживала внутренности.
Пока Нарина обходила студентку и опускалась рядом с ней на корточки, ее охватила тревога, а от вида ран дрогнуло материнское сердце. Нарина ласково взяла ее за руки, чтобы передать внутреннюю уверенность и поделиться спокойствием. Утешить, в конце концов. Не каждый день девочке с Теллеи удается остановить Гитера Домитора.
Нарина ощутила на пальцах что-то липкое. Она отняла свои ладони от рук Айсин и опустила взгляд. Кровь темная, словно чернила, оказалась на руках Нарины. Пророчество Гвиветты наполнило ее память осколками стекла. Она почувствовала, как дрожит, и поспешила отвлечься от ужасающих мыслей. Торопливо подняла глаза и поймала взгляд Айсин. Она выглядела отвратительно, побитая и подранная, словно кусок мяса – двумя животными, но хуже всего были ее безжизненные глаза.
– Что случилось, аронита Фарфала?
Айси рассмеялась, и от этого смеха у Нарины в жилах застыла кровь. Так смеются люди под пытками, когда страдания уже не выразить никакими воплями и криками.
– Это не моя фамилия, просто маскарад. Как и вся моя жизнь, – она снова усмехнулась, а затем ее взгляд вновь погас.
– Хорошо, – Нарина не смогла искоренить охватившую ее жуть, поэтому отмахнулась от нее и упрямо спросила: – Айсин, что здесь случилось? Чья это кровь? Твоя?
– Нет.
– Чья это кровь? – «Проклятая кровь», – добавил голос Гвиветты.
– Могильного Алхимика. Я убила его. Я убила Нейрана.
Глава 17. Вер-Шители Судеб
– Вермон! – Лунас вломился домой, едва не вышибив ногой дверь. – Вермон, горогон тебя раздери! Где ты?! – проорал он в надежде, что отец вылетит навстречу, как верный пес к хозяину после долгой разлуки.
Однако сонный Вермон неторопливо вышел в гостиную с чашечкой утешиина в руках. Его слегка вьющиеся волосы были стянуты в низкий хвост, а серая мятая рубашка – небрежно не заправлена в штаны. Только увидев на руках сына Эльвию с почерневшей кожей, покрытой сажей, мужчина встрепенулся и поправил очки.
– Что с ней? – Вермон поставил чашку на полку над камином. – Это то, что я думаю?
– Да! Срочно неси лекарство! – потребовал Лунас, застелив диван магией Люкса и укладывая на него Эль. Над ее телом то и дело вспыхивал огонь, словно она обращалась в тлеющий уголек. Чтобы уберечь себя от ожогов во время полета, Лунас окутал ее солнечным коконом, но пламя все равно прорывалось. Он присел рядом с Эль и осторожно убрал волосы с ее лица.
– Сынок, ты должен понимать, – мягко начал Вермон, – разработка нового лекарства, его создание, требует…
– Его еще нет?! – Лунас вскочил и бешено уставился на отца. – Ты обещал, что к моему возвращению оно будет готово!
– Это алхимия, сын, я могу только предполагать, но не обещать, – голос Вермона стал строже. – Не так-то просто найти все необходимое для синтеза лекарства. Да и спешить нельзя, нужно все многократно проверить.
– Вот, значит, как?! Так же ты себя оправдал, когда не спас маму?
– Лунас, не надо, не начинай, – отец сжал челюсти, будто пытался сдержаться.
– Почему же? Боишься посмотреть правде в глаза? Ты подвел ее. И сейчас подводишь меня! Все повторяется, потому что Вермон Семпер – ничтожество, неспособное держать обещания!
– Лунас! – Вермон схватил его за грудки и хорошенько встряхнул. – Не смей так говорить с отцом!
Такое совершенно несвойственное ему поведение удивило бы Лунаса в любое другое время, но не сейчас, когда сознание его охватил гнев, все еще подпитываемый миласинитом.
– А ты не учи меня! – Он оттолкнул отца слабой вспышкой солнечной магии. – Я слишком долго жил без тебя, чтобы сейчас выслушивать твои упреки!
Повисла недолгая пауза.
– Прости, сын, это все работа, – Вермон заметно смягчился. Лунас же завелся еще больше.
– Проблема не в работе, а в тебе! Мне стыдно быть твоим сыном!
– Лунас… Не стоит винить меня в смерти матери.
– Не стоит? Хочешь сказать, ты ни при чем? Вместо того, чтобы попытаться вылечить ее, ты утопил свою убогость в мандрагоровой настойке! Оставил маму и бросил нас с Лиар!
– Ты многого не знаешь…
– Что ж, просвети! – Лунас сел на один из стульев возле стола. – Может, мне давно пора услышать от тебя что-то еще, помимо жалких извинений и призывов смириться со случившимся?
Вермон тяжело вздохнул.
– Прости меня, сын. Конечно, я виноват. Просто усталость…
– Твоя усталость длится уже драконову дюжину лет!
– Мы делаем все возможное.
– Этого недостаточно! Эль умирает!
– Выслушай, – рассудительно призвал Вермон. – Мы с Лиар составили сто одиннадцать комбинаций лекарства в разных пропорциях и запустили пробные реакции.
Лунас приготовился к очередным оправданиям и уговорам бездействовать.
– Теперь нам остается только ждать, – обреченно добавил отец.
– Давай дадим ей то, что есть. Иначе она погибнет, неужели не понимаешь? Неизвестно, сколько она протянет!
– Она погибнет еще быстрее и мучительнее, если дать ей не ту сыворотку. Некоторые из них могут не исцелить, а ускорить процесс распространения вируса в крови. Ты этого хочешь?
– Нет, – проворчал Лунас. – Тогда что мы можем сделать, пока ждем?
Вермон с извиняющимся взглядом сжал золотой кулон в виде солнца на своей шее.
– Тумматский тлен! – Лунасу показалось, что отец знает больше, чем готов сказать.
– Что случилось? – кротко спросила спустившаяся в гостиную Лиар. – Помилуй Со-Здатель, что с Эль?
– Не лезь! – огрызнулся Лунас. У него просто не осталось сил на тактичность.
– Не смей грубить сестре!
– Тогда займитесь делом и создайте уже, наконец, это тумматское лекарство! Я буду у себя. – Лунас схватил Эльвию и понес в свою комнату. Лишь краем уха он услышал, как Лиар сорвалась на слезы и спросила у отца дрожащим голосом, умрет ли Эль. Ответ Вермона Лунас и сам знал – молчание.
Он принес Эль в комнату на втором этаже и положил на широкую кровать с почти королевскими балдахинами. И вдруг с ужасом понял, что неосознанно обустроил свою спальню похожей на комнату матери, где она провела последние дни своей жизни. Картинка настоящего будто наложилась на изображение из прошлого, отчего возникло тревожное ощущение дежавю.
Лунас тряхнул головой и укрепил солнечный кокон вокруг Эль, чтобы не допустить пожара от огня на ее коже или от чистого пламени, в которое она могла обратиться из-за вируса. Лунас поежился от жутких
