— Тебе потребуется моя помощь, но я подожду там, пока ты не оденешь лосины и рубашку, — сказала она, и отвернулась от меня, лицом к туалетному столику, так что я занялся натягиванием одежды, которую мог надеть сам. Я слишком поздно вспомнил, что на туалетном столике было большое зеркало, и, оглянувшись через плечо, я увидел, что она через него тайком подглядывает за мной. Затрудняюсь сказать, почему, но я промолчал, и закончил одеваться — мне, видимо, и так хватало смущающих меня разговоров. На этот раз я позаботился о том, чтобы заправить рубашку.
Несколько минут спустя она помогала мне затянуть завязки дублета. Несмотря на мой прежний опыт, я по-прежнему находил её близость волнующей. Я вспомнил, как Марк признался в отсутствии у себя девственности, и не мог не задуматься: «А вдруг, это было с Пенни?». На этот раз я удержал свой идиотский язык за зубами. Но мысль всё равно меня беспокоила.
— Что тебе не давало спать всю ночь? — спросила она, и её слова заставили меня вздрогнуть, прозвучав прямо у меня под ухом. «Надо будет приказать Бе́нчли помочь мне завтра одеться», — подумал я. Бенчли был камердинером, который помогал Марку с его гардеробом. На миг закрыв глаза, я привёл свои мысли в порядок.
— Прошу прощения? — спросил я. Иногда моя сообразительность даже меня поражает.
— Не надо, — ответила она.
— Не надо что? — отозвался я. Раз выбрав «глупую» защиту, я решил, что надо её придерживаться и дальше.
Она закончила с завязками, и сделала шаг назад, критично оглядывая мою одежду:
— Будешь дальше меня отталкивать, Морт, и однажды пожалеешь об этом.
Я решил, что у меня ещё может быть шанс уйти в несознанку:
— Честное слово, Пенни, я не знаю, о чём ты говоришь, ты же слышала Маркуса, мы засиделись допоздна, пили, и я выпил больше, чем было разумн… — начал говорить я, но так и не закончил, когда её ладонь влепила мне жгучую пощёчину, от которой у меня закололо левую щёку, а голова наполовину повернулась в сторону.
— Проклятье, Мордэкай! Я многое вынесу, но не стой тут и не ври мне в лицо! Марку и Дориану ты всё рассказываешь, но даже не утруждаешь себя довериться мне! Почему? Из-за сисек? — ожесточённо жестикулировала она, и подчеркнула эту ремарку, подняв упомянутую часть своего тела. — Думаешь, я — какая-нибудь пустоголовая девчонка, которой нет смысла доверять?
Я поспешно отступал, неукротимая ярость в её голосе совершенно застала меня врасплох:
— Нет, конечно нет, Пенни! Я доверяю тебе, то есть, мы же выросли вместе, и то, что ты — женщина, тут ни при чём. Мы всегда были близкими друзьями, есл…
— Близкими!? — перебила она. — Так вот, почему ты по любому поводу заглядывал к нам, когда бывал в городе последние два года? Вот, почему ты знал, что Мама в прошлом году умерла от чахотки? Вот, почему ты знал, что Папа больше не мог работать, и что мне пришлось устроиться на работу сюда? Ты приходил повидать Дориана. Ты бессчётное число раз ездил поговорить с Маркусом! Я была просто недостаточно хорошей, чтобы ты потрудился со мной поговорить?
Наш разговор перешёл на темы гораздо большие, чем мои тайные изыскания. На самом деле я избегал Пенни последние пару лет в основном потому, что ситуация становилась всё более и более неудобной с наступлением половой зрелости. То, как она изменилась, отдалило нас друг от друга, а когда она расцвела, Пенни стала ещё популярнее среди городских мужчин. Мне соревноваться никогда не нравилось, и если честно, она была для меня слишком хороша.
— Ты, может, думал ещё, что мне не нужен был друг? — закончила она. Её гнев стал сходить на нет, и я увидел слёзы в её глазах.
— Пенни, прости, ты права, — в нашем разговоре стала проявляться явная закономерность, — я решил, что у тебя было полно друзей. Ведь каждый парень в городе пытался ухаживать за тобой…
— Мне не нужны были ухажёры, мне нужен был друг, — сказала она. Произнося это, она смотрела прямо меня, и на миг мне захотелось обнять её. «Дурак! Она говорит, что ей нужен друг, а первое, о чём ты подумал — полапать её». Воистину, порой родиться мужчиной — сущее проклятие.
— Всё честно, я с тобой согласен. На твоём месте я был бы в другом месте, поскольку я явно не заслуживаю твоей дружбы, так что ты здесь делаешь, Пенелопа? — уступил я. Она была права, но я устал спорить. Не мог же я попросить прощения за то, что не был рядом с ней в тяжёлые для неё времена. К тому же, ей будет лучше, если она перестанет за меня волноваться.
— Мудак! Я здесь потому, что ты — мой единственный настоящий друг! И не думай, что можешь просто взять и прогнать меня; мы — друзья, пока я не скажу иначе! Даже если мне придётся выбить из тебя признание о том, что с тобой происходит!
Я сдался:
— Что ты хочешь узнать?
Она с подозрением посмотрела на меня:
— Без шуток, я уже знаю больше, чем ты думаешь, так что лучше будь честным.
— Замётано.
— Почему вы были прошлым вечером в библиотеке? — начала, удивив меня — она явно была наблюдательной.
— Откуда ты об этом узнала? — спросил я.
— Вы не пили, и я нашла в столе для чтения две странные книги. Если бы я не знала тебя достаточно хорошо, я решила бы, что ты заодно с тёмными богами — содержимое одной из этих книг выглядело подозрительным, — выложила Пенни. Напомните мне больше никогда не недооценивать женщин. — А теперь кончай скрытничать, и скажи мне, о чём вы шептались с Марком и Дорианом.
— Сомневаюсь, что ты в это поверишь. Может, будет лучше, если я тебе покажу, — ответил я. — Закрой те шторы — будет проще увидеть в темноте, — добавил я, указывая на окно. К её чести, она не задавала никаких вопросов, хотя и посмотрела на меня странно, задёргивая шторы. — Сядь со мной на кровать, это займёт лишь минуту.
— Это я уже видела ранее, если ты это мне хотел показать, — с сарказмом сказала она.
— Просто помолчи секунду, и дай мне сконцентрироваться.
Я уже прочитал прошлой ночью о первых нескольких днях Вестриуса в качестве подмастерья, и хотя я ещё не изучил словарь лайсианского, в его журнале были несколько первых изученных им слов, и их применения. Я закрыл глаза, и попытался расслабить свой разум. Я вытянул руку, и сложил ладонь чашечкой.
— Лэе́т, — произнёс я, и сосредоточился на пустом пространстве в моей ладони. Там появилось тёплое свечение, блёклое, но видимое, довольно разочаровывающее.
— Лэет! — произнёс я ещё раз, вкладывая в слово больше силы. Свет вспыхнул, превратившись в яркий, сияющий шар, слишком яркий, чтобы на него можно было смотреть. Я закрыл глаза, но свечение было достаточно сильным, чтобы пробиваться через мои веки. Реакция Пенни была интереснее:
— Блядь!
Она скакнула задом-наперёд через кровать, и упала на пол с другой стороны. Это уже второй раз, когда она шмякнулась на задницу за последний час. Я оставил шар света висеть в воздухе, и пошёл помочь ей встать. По правде говоря, я пока не понял, как его двигать, мне и выключить его оказалось нелегко, когда я впервые попробовал это вчера ночью.
В резком белом свете всё выглядело непривычно, свет отбрасывал тени, в которых её лицо казалось странным. Хуже всего было то, что я увидел в её глазах страх. Я могу лишь вообразить, как я должен был выглядеть в этом сиянии.
— Теперь ты видишь, почему мне так трудно был тебе рассказать? — попытался улыбнуться я, и притвориться прежним, успокоить её, но от этого стало только хуже. Она пятилась, отступая к двери.
— Подожди, Пенни, это не так плохо, как ты думаешь. Вот, позволь мне затушить свет, потом я попробую объяснить получше, — поспешно сказал я, и сделал жест в сторону света: — Хасэ́т.
Свет потух, внезапно погрузив комнату в относительную темноту, поскольку наши глаза привыкли к яркому свечению.
Я услышал, как она взвизгнула, а потом послышался громкий глухой удар. «Готов поспорить, это был диван». Послышался громкий стук, и дверь распахнулась.
В комнату вломился Марк:
— Ладно, ты, лежебока, пора уже вставать! Если проспишь ещё дольше то… хэ?
