а все разговоры о жестокости отметаются прецедентами Дриксен и Марагоны, Уэрты и Алата, Гайифы и внутренней Клавии. Более того, согласно законам анаксии, хотя мой несостоявшийся подзащитный вряд ли имел в виду это, затопление долины Биры полностью правомочно. Древние всерьез полагали, что власть земная держится на силе четырех стихий, которые анакс и главы домов могли пускать в ход. Разумеется, во имя государственной пользы.
– А вы в это верите?
– Трудно сказать. – Инголс с одобрением глянул на жующего Клемента. – Два серьезных мятежа захлебнулись морскими волнами. Это могло породить легенду о силе Раканов, а могло быть следствием проявления этой самой силы. Впрочем, чем ближе к нашему времени, тем меньше упоминаний о подобном, а те, что есть, скатываются к откровенным суевериям.
– Мэтр, признайтесь, зачем вы этим занимались?
– Любопытство, – медвежьи глазки совсем сузились. – Простое человеческое любопытство, помноженное на юридическое. Несколько лет назад ко мне обратился некий священник. Его волновали вопросы наследования и то, как с течением времени менялись законы. Я занялся этим и увлекся. Находя один ответ, я натыкался на четыре вопроса. Гальтарцы весьма остроумно соединили свои верования с законом. Забавно, но иногда им это помогало.
– Если бы его величество знал о вашем увлечении, – заверил Робер, – он остановил бы свой выбор на вас.
– Не думаю, – взгляд адвоката стал еще острее. – Альдо Ракану нужно не торжество закона, а смертный приговор. Добиться его с помощью древних кодексов невозможно. Разве что поискать прецеденты в области сговора с иноземными державами или их властителями с целью отторжения от анаксии тех или иных земель, передачи их под иноземное управление и удержания в этом состоянии. С точки зрения закона неважно, о каких землях речь – пусть даже о сердце страны или всей стране.
– Прошу прощения, – Робер отложил вилку и схватился за бокал, – я сейчас сойду с ума.
– Прошу вас воздержаться, – улыбнулся адвокат, – и забыть мои умствования, тем более Кракл и Феншо пошли по избитой стезе. Они решили утопить подсудимого в полуправде и вранье, которое невозможно опровергнуть, как бы нелепо оно ни звучало. Надо отдать обвинению справедливость, оно проявило недюжинную изобретательность. Говорю вам как юрист.
– Да, – пробормотал Робер, отпихивая вернувшегося Клемента, – один Оллар чего стоит… «Король Талига не может лгать». Это – конец.
– Как раз этот довод отмести легче легкого, – мэтр Инголс отложил вилку и поднял палец. – Сильвестр, или, если угодно, Дорак, королем не был, а Фердинанд дает показания с чужих слов и не в состоянии доказать, что кардинал говорил правду. Другое дело, что обратного тоже не доказать.
Не доказать, но ведь Алва и не доказывает…
– Закатные твари! – Ярость молнией рванулась из каких-то закоулков души. – Алва не дурак! Он не просто маршал, он все ваши проклятые договоры знает, так за каким Змеем он молчит?!
– Самое простое объяснение – это болезнь, – предположил Инголс. – Вы обратили внимание, как герцог держит голову? Готов поклясться, она раскалывается. В таком положении не до защиты, тем более итог суда очевиден.
– Болезнь – повод отложить суд. – Против этого не возразит даже Альдо, особенно если за дело возьмется Левий, а он возьмется.
– Если подсудимый отрицает свою болезнь и находится в здравом уме и твердой памяти, а он находится, вы ничего не добьетесь. У Алвы были все возможности требовать отсрочки, он предпочел отказаться от защитника, а теперь и от защиты.
Отказался. Но Ворон не из тех, кто сдается. У него остается последнее слово, может быть, дело в этом, но врач ему нужен. Настоящий врач, а не коновал и не придворный лизоблюд. Левий должен найти подходящего…
– Прежде чем нам подадут горячее, следует покончить с делами. Вы определились с ценой?
– Монсеньор, давайте поговорим об этом после процесса… Я намерен окончить свои дни в Западной Придде. Надеюсь, изгнание из Ружского дворца послужит мне хорошей рекомендацией при вступлении в палату судебных защитников… ну хотя бы славного города Хексберг. Как видите, определенные дивиденды я получил, и немалые. Тем не менее я не откажусь и от ваших денег. Кстати, вы не хотите передать письмо вашему кузену по матушке? Я имею в виду графа Ариго.
В этом есть свой смысл. Что бы ни натворил Жермон в юности, он стал торским бароном и генералом. Такое даром не дается.
– Я отвечу вам вашими же словами. После процесса.
Глава 10. Талигойя. Ракана (б. Оллария). 400 год К. С. 18-й день Зимних Скал
1
– Высокий Суд выслушает Августа Штанцлера. Пусть свидетель войдет, – Дик ждал этих слов третий день, и все равно они прозвучали неожиданно, а судебный пристав уже распахивал дверь.
– Август Штанцлер, Высокий Суд ждет ваших слов.
– Август Штанцлер здесь, – эр Август шагнул в зал, и Дикон с облегчением увидел, что на старике нет цепей. Альдо при всем своем предубеждении к бывшему кансилльеру оставался рыцарем, но лучше бы он внял голосу рассудка. Пусть Штанцлеры не эории, это еще не преступление. Люра тоже не мог похвастаться знатным происхождением, а победой сюзерен обязан в первую очередь ему! Кансилльер, кем бы ни был его предок, всю жизнь служил Талигойе, а ошибся лишь один раз.
Да, он оскорбил Эпинэ, но как можно равнять все им сделанное с тем, что и виной-то не назвать?! Если кто и вправе укорить Августа Штанцлера, так это Повелитель Скал, согласившийся с его доводами и готовившийся умереть, чтобы жили другие, но Ричард Окделл не обвиняет, обвиняет скрывавшийся в Агарисе Эпинэ.
– Назовите свое имя, – гуэций встречает свидетелей одним и тем же вопросом, и все же в подобном обращении к тому, перед кем раньше вставал, есть что-то оскорбительное. К счастью, военные живут по другим законам, для них главное не бумаги, а Честь.
– Я – Август, второй граф Штанцлер, – спокойно произнес бывший кансилльер, ничем не выказывая ни возмущения, ни страха.
– Поднимитесь на кафедру и принесите присягу, – Кортней бубнил, не поднимая головы от бумаг, и Ричард готов был поклясться, что гуэцию не по себе.
– Именем Создателя, жизнью государя и своей Честью клянусь говорить правду, и да буду я проклят во веки веков и отринут Рассветом, если солгу, – рука эра Августа спокойно легла на обложку Эсператии, но клятва была не нужна, Штанцлер лгал только врагам. Чтобы спасти друзей.
– Суд принимает вашу присягу, – с расстановкой произнес супрем. – Господин обвинитель, этот человек будет правдив. Спрашивайте его.
– Да, господин гуэций, – а вот прокурору нравится допрашивать тех, на кого он еще вчера смотрел снизу вверх. Нет ничего хуже поднявшихся из грязи! Казалось бы, Франциск и его свора это доказали, но благородство не думает о подлости. Альдо возвысил мелкого ординара и ждет благодарности, только дождется ли?
– Господин Штанцлер, – Фанч-Джаррик, не мигая, уставился на спокойного старого человека, – вы
