братьев Ариго и графа Килеана-ур-Ломбаха?
– Чарльзу Давенпорту не удалось выкрасть приказ кардинала, предписывавший Килеану-ур-Ломбаху не покидать казарм, о чем Давенпорт сразу же доложил Алве. Герцог Алва обладает несомненным талантом к подделке почерков, он спешно набросал якобы черновики приказа Дорака и лично подбросил в особняк Ариго.
– Герцог Алва, – вспомнил об обвиняемом супрем, – вы имеете что-то возразить по существу или же задать свидетелю вопрос?
– Пожалуй. Кто этот баловень судьбы, раз за разом оказывавшийся за портьерой его высокопреосвященства?
Эр Август вздернул голову:
– Этот человек – слуга Великой Талигойи и своего короля. Это все, что я могу сказать во всеуслышание. Да, Квентин Дорак мертв, а Рокэ Алва бессилен, но Рудольф Ноймаринен надел на себя регентскую цепь. Зная этого человека, не сомневаюсь, что его мысли – о короне. Тот, о ком я говорю, сейчас находится в волчьем логове, я не могу подвергать его жизнь опасности.
Кортней зашелестел бумагами. Святой Алан! С судейских станется отмести показания эра Августа или потребовать имя человека, ходящего по лезвию меча. Супрем поднял руку, и Дик торопливо вскочил:
– Высокий Суд принимает объяснение эра… графа Штанцлера. Мы не должны подвергать жизнь нашего друга опасности.
– Герцог Окделл, – в голосе Кортнея был упрек, но на самом деле он не сердился, – вы превысили ваши полномочия. Сядьте. Тем не менее Высокий Суд удовлетворится тем, что свидетель сообщит имя своего осведомителя конфиденциально. Герцог Алва, у вас есть еще вопросы?
– Эр Август, – краденое обращение ударило, как хлыстом, – почему, будучи счастливым обладателем известного по крайней мере четверым здесь присутствующим кольца с секретом, вы не передали его вашему примечательному во всех отношениях другу? Я неплохо знал Сильвестра, свои мысли он оберегал тщательнее своего шадди. Если ваш друг имел доступ к первому, сложностей со вторым возникнуть просто не могло.
– Я обязан отвечать на этот вопрос? – с голосом бывший кансилльер справился, но на щеках проступили красные пятна.
– Вас что-то смущает? – пришел на помощь Кортней. – Может быть, вы боитесь повредить невиновным?
– Да, господин гуэций.
– Герцог Алва, вы настаиваете на ответе?
– Господин Штанцлер мое любопытство уже удовлетворил, – пожал плечами Алва, – в полной мере.
2
Штанцлер врет, как проворовавшийся интендант! Нет у него никакого осведомителя, и списка никакого не было, и заговора. Старый плут сочинил для Дикона сказку и вынужден за нее цепляться, а Рокэ молчит, то ли устал, то ли мальчишку жалеет.
Если Ричарда загнать между Штанцлером и Джереми, он наконец проснется, но это потом. Окделл есть Окделл, разочарования не перенесет. С него станет броситься к королю, а тот не рискнет держать при себе второго Алана. Зато когда все закончится, Дику придется выслушать много интересного. И от Джереми, и от сестры, и от Катари.
Крови на дураке пока, слава Создателю, нет, а остальное смыть можно, даже яд.
– Граф, – Кортней расстилается перед Штанцлером, словно ублюдок все еще кансилльер, – почему вы предпочли бежать, а не потребовали суда над угрожавшим вам человеком?
– Мне, знаете ли, нечего терять, – свидетель глубоко вздохнул, – и нечего бояться, ведь я старый человек, и я одинок. К побегу меня вынудили обязательства перед покойным герцогом Эпинэ. Кроме того, моя смерть стала бы еще одной победой Дорака и Алвы. Я должен был жить хотя бы для того, чтоб они не чувствовали себя полными хозяевами Талигойи. Да, я бежал, но не в Гайифу и не в Дриксен, а к своему старшему другу. Анри-Гийом умирал и знал это. Он завещал единственному уцелевшему внуку свою борьбу и свою месть, но маркиз Эр-При был далеко, а в провинции с благословения Дорака бесчинствовали Колиньяры.
Что мне оставалось делать? С помощью верных людей я начал готовить восстание, но мое присутствие приходилось скрывать. Увы, я не мог и помыслить, что тщательность, с которой мы оберегали нашего вождя, в глазах его внука станет предосудительной…
Марион Нику… Тварь, едва не сжегшая провинцию и опять уцелевшая. Надо было стрелять, пусть и на глазах Карваля. «Эру Августу» нечего делать в Багерлее, ему пора в Закат, и он там будет!
– Граф Штанцлер, – ворковал Джаррик, – какими доказательствами заговора против Людей Чести вы располагаете?
Бывший кансилльер развел чистыми руками, на которых было больше крови, чем на бойне.
– Что я могу привести в доказательство, кроме моего слова и участи, постигшей Ариго, Килеан-ур-Ломбахов, Приддов… Только восстание в Эпинэ.
– Господин Штанцлер, – обвинитель пошевелил какой-то бумажкой, – как вам удалось покинуть дворец?
– Мне помогла Катарина Ариго. Королева Алиса, любя жену сына как родную дочь, открыла ей тайну Дороги Королев. После Алана Святого я стал первым мужчиной, который воспользовался этим ходом. Я пришел сообщить об исходе дуэли, но мне не пришлось стать черным вестником, Катарина встретила меня вопросом. Мне осталось лишь подтвердить то, что она почувствовала. О том, что произошло в моем доме, я говорить не стал, это было бы слишком, но ее величество – да, для меня она всегда останется королевой – приказала мне бежать.
– Почему вы ушли один?
– Сестра Ги и Иорама Ариго отказалась меня сопровождать. Она хотела оплакать братьев.
Катари спасла эту тварь? Очередная ложь! Или нет? Кузина цену Штанцлеру знает, если она его отпустила, то спасая тех, кого мерзавец мог выдать. Но почему она не воспользовалась ходом сама? Ее больше не пускали в молельню?
– У меня нет вопросов, – сообщил Кортней. – Герцог Алва, вы желаете о чем-либо спросить графа Штанцлера?
– Нет.
– Вы опровергаете его слова?
– Я подтверждаю, что он стар и не имеет наследников.
– Граф Штанцлер, займите место на свидетельской скамье. Высокий Суд оставляет за собой право вызвать вас повторно.
– Да, господин гуэций. – Штанцлер тяжело спустился с кафедры. Гуэций звякнул колокольчиком, в ответ согласно ударили жезлы судебных приставов.
– Первичный допрос свидетелей обвинения окончен. Слово свидетелям защиты.
3
Молчание затягивалось, давило, как давят перед грозой нависшие над головой тучи. Фанч-Джаррик закусил губу, супрем взялся за колокольчик. Звон был визгливым и коротким, словно в зале тявкнула левретка.
– Подсудимый, – в голосе супрема раздражение мешалось с беспокойством, – вы намерены предоставить свидетелей?
– Нет, не намерен. – Алва с отсутствующим видом смотрел куда-то вверх. Если бы не обстоятельства, можно было подумать, что герцог пьян.
– Защита не может представить свидетелей, – объявил гуэций, – но, прежде чем начать повторный допрос Фердинанда Оллара, Высокий Суд, согласно кодексу Диомида, спрашивает: Имеет ли кто сказать нечто, опровергающее сказанное здесь?
Имеет ли кто сообщить нечто, ускользнувшее от внимания Высокого Суда, но имеющее непосредственное касательство к делу?
Высокий Суд обещает свидетелям свою защиту и ждет ответа шестнадцать минут.
«Нечто, опровергающее сказанное здесь…» То, что можно опровергнуть, опровергнуто и изъято из дела. Ворона больше не обвиняют ни в покушении на государя, ни в нарушении Золотого Договора, он не станет отвечать за взорванное озеро, утопленные села и повешенных пленных, потому что «павлины» и «гуси»
