В основной части салона никого из бортпроводников не было видно. Дверь кабины пилотов оставалась закрытой. После угонов этого дня были приняты федеральные и международные законы, согласно которым дверь кабины пилотов должна быть надежно заперта сразу после того, как самолет получил разрешение на взлет, но в сентябре 2001 года большинство экипажей держали дверь кабины закрытой, но незапертой.
Борт продолжал полет, уверенно рассекая спокойный воздух. Все вроде было нормально, но в моей голове мельтешили ненормальные мысли. Думаю, большинство других пассажиров чувствовали то же самое. Я отчаянно пытался связаться с Лил, чтобы убедиться, что она в безопасности.
Затем я вспомнил про радиотелефон – передо мной на стене было крепление для трубки, но сам аппарат отсутствовал. Я проверил подлокотники своего кресла, тоже безрезультатно. Какое-то время на самолетах многих крупных авиакомпаний США имелись аппараты радиотелефонной связи, которые позволяли пассажирам общаться с людьми на земле. Но из-за ненадежного сигнала и высокой стоимости звонков они не получили широкого распространения. Большинство комплектов было снято.
Я снова попробовал свой мобильник, но сигнала по-прежнему не было. Стюардесса быстро прошла по проходу и открыла дверь кабины экипажа. На несколько секунд я смог заглянуть в кабину пилотов – стюардесса закрывала от меня капитана, пока говорила с ним, но первый пилот был мне хорошо виден. Он быстро двигался, пытаясь подключить или задействовать какой-то инструмент, расположенный слишком низко, чтобы я мог разглядеть, что это такое. У меня возникло ощущение срочной, целенаправленной деятельности, но не паники. Яркий свет неба слепил меня.
– Все в порядке? Что происходит? – спросил я у бортпроводницы, когда та закрыла дверь
– Пожалуйста, оставайтесь на своем месте, сэр, и пристегните ремень. Капитан скоро сделает сообщение.
Она поспешила прочь, но я слышал, как другие пассажиры позади меня тоже пытались привлечь ее внимание. Минут через пять в динамике раздался голос капитана. Он сразу перешел к делу:
– Народ, я знаю, что некоторые из вас слышали известие об инциденте в Нью-Йорке. Похоже, пара рейсов из Бостона угодила в переделку. Мы все еще ждем подробности, но ничего из того, что нам сообщили, не влияет на этот рейс. Мы продолжаем наш полет в Детройт, как и планировали. Тем не менее убедительная просьба всем оставаться на своих местах с пристегнутыми ремнями безопасности. Мы будем обновлять для вас информацию по мере ее поступления. Пока что мы планируем вовремя приземлиться в Детройте, примерно через полтора часа…
Самолеты прилетели из Бостона! Услышав это, я ощутил почти пьянящее облегчение.
Что бы ни случилось в Нью-Йорке, это не касается Лил. Ее самолет вылетел из Вашингтона, из аэропорта имени Даллеса. Мне страшно было представить, какова на самом деле «серьезная ситуация» для тех двух самолетов, но, по крайней мере, я знал, что Лил нет ни на одном из них.
Мой мобильный телефон оставался нем, но я продолжал сжимать его в руке.
Еще несколько минут полет продолжался в обычном режиме, но на сиденьях позади меня многие пассажиры начали громко разговаривать друг с другом. Я чувствовал себя отрезанным от них, и мне было трудно разобрать, о чем они говорят. Я смотрел в иллюминатор на пустое небо вокруг нас, пытаясь представить или понять, что могло произойти в Нью-Йорке.
Внезапно звук двигателей самолета изменился, корпус тряхнуло, как будто мы сбрасывали скорость, готовясь идти на снижение. Резко заложило уши.
Затем снова заговорил капитан. Судя по тону, на сей раз это уже не было похоже на рядовую проблему:
– Дамы и господа, хочу сообщить, что нам приказано прервать наш рейс. Мы собираемся совершить посадку в Питсбурге. Скоро мы будем на земле. Просьба ко всем оставаться на своих местах и ждать дальнейших инструкций.
Самолет уже накренился, меняя курс. Солнечный свет падал в иллюминаторы под неожиданным углом.
Почему из-за авиакатастрофы в Нью-Йорке мы должна совершить экстренную посадку? Я впервые начал нервничать из-за того, что нахожусь в самолете. Неужели нам тоже грозит опасность? Что-то не так с этим самолетом? Иначе с какой стати нам совершать аварийную посадку?
Через несколько минут капитан снова вышел на связь, в третий и последний раз. Его голос звучал напряженно, и говорил он торопливо, почти глотая слова:
– Аэропорт Питсбурга сейчас закрыт из-за еще одной авиакатастрофы. Детройт тоже закрыт. Мы ищем альтернативный пункт назначения, который нам приказано выбрать как можно скорее. Воздушное пространство США закрыто для всех полетов. Мы попытаемся сесть в Колумбусе, штат Огайо. Оставайтесь на своих местах и держите ремень безопасности застегнутым. Ждите дополнительные инструкции. Бортпроводникам занять свои места.
Еще одна катастрофа? Рядом с Питсбургом?
Внезапно снова появился персонал. Бортпроводницы забегали туда-сюда по проходу, проверяя, все ли пассажиры пристегнуты и все ли незакрепленные предметы надежно закреплены. Затем они расселись по местам: две из них сели на откидные сиденья, лицом к салону, через проход от того места, где сидел я. Не глядя мне в глаза и ничего не говоря, обе пристегнулись. Самолет совершил несколько резких маневров, двигатели нарастили обороты, затем снова замедлились. Солнечные лучи продолжали скользить по салону, своеобразные свидетельства резких изменений, которые пилоты вносили в наш курс и высоту. В моем иллюминаторе попеременно мелькала земля, высокое небо и снова земля – мы летели низко.
Наконец самолет стабилизировался. Прильнув к иллюминатору, я увидел, что, хотя сейчас мы были на меньшей высоте, чем если бы выполняли полет в штатном режиме, мы летели ровно, следуя, как мне показалось, прямым курсом. Меня охватило какое-то нервное спокойствие. Через проход я увидел, что две женщины-бортпроводницы держатся за руки. Они опустили их вниз, спрятав в узком пространстве между телами. Обе смотрели прямо перед собой, по всей длине салона, демонстрируя профессиональные улыбки, но я сидел достаточно близко к ним и видел, как крепко они сжимают друг дружку за руки.
Около получаса мы летели низко и медленно. Напряжение не отпускало. Я был уверен, что с нашим самолетом вот-вот произойдет что-то ужасное. Остальные пассажиры молчали. Из кабины экипажа больше не поступило никаких объявлений, и никто из бортпроводниц не сдвинулся со своих мест. Я старался не думать о том, что может случиться с самолетом, пока мы пересекаем закрытое воздушное пространство. Что это значило? Если мы задержимся в воздухе чуть дольше, нас перехватят военные самолеты? Сколько топлива осталось в баках? Что, если Колумбус закроют до того, как мы долетим до него?
Я навязал себе ощущение квазинормальности, пытаясь строить планы. Моим приоритетом оставалась Лил. Как только мы приземлимся, я смогу ей позвонить. Я представил, что ее самолет, как и мой, получит приказ совершить где-нибудь посадку. Как только мы с ней снова свяжемся, сможем принять собственные решения, как нам присоединиться друг к другу и как можно быстрее забронировать рейс из США. Я предположил, что временно запрещены полеты только внутри США, а международные рейсы выполняются в штатном режиме. Я надеялся, что в аэропорту, где мы должны приземлиться, Колумбусе или каком-то другом, в зависимости от того, что произойдет в следующие несколько минут, будет международный терминал, где можно забронировать рейс в Британию.
Самолет внезапно покачнулся, звук двигателя изменился, и у меня снова отложило уши. Теперь мы летели близко к земле: я видел дороги, фермы, кварталы жилых домов.
Самолет накренился влево, затем взял еще круче вправо. Казалось, мы полетели еще быстрее. Гул двигателей усилился, знакомое бывалым воздушным путешественникам ощущение, когда самолет заходит на взлетно-посадочную полосу. Я услышал скрежет выпущенных закрылков, громкое жужжание и два глухих удара, когда раскрылось и зафиксировалось шасси.
Мы летели уже довольно низко. Можно было разглядеть отдельные деревья, плоские крыши заводов, легковые и грузовые автомобили, движущиеся по широкой дороге. Мы пронеслись над ними к аэропорту, располагавшемуся где-то неподалеку. А чуть дальше были видны сверкающие башни города. Земля неслась под нами на бешеной скорости.
