Мы пролетели над какими-то низкими зданиями и странными механизмами, которые нередко можно увидеть по периметру аэропорта, и я был мысленно готов к удару шасси о взлетно-посадочную полосу, когда гул двигателя снова усилился. Весь корпус самолета вздрогнул и пугающе накренился. Мы были не более чем в пятидесяти футах от земли. Самолет резко поднялся выше, наклонился влево, и в иллюминаторе я увидел участки боковых взлетно-посадочных полос. Трава была ужасающе близко, многие самолеты уже стояли на земле. Затем, к моему ужасу, я понял, что мы на самом деле летим над крышей аэровокзала. Мы пронеслись над ней на высоте менее двадцати футов. Я успел заметить даже медленное вращение лопастей вентилятора!
Покачивая крыльями, самолет выровнялся, двигатели сбавили обороты, самолет вздрогнул. Каким-то чудом или, что более вероятно, благодаря блестящей летной технике пилотов мы совершили виражную и ухабистую посадку на второй взлетно-посадочной полосе. За моей спиной послышались ликующие возгласы пассажиров.
Мы вынуждены были приземлиться далеко от края взлетно-посадочной полосы, где обычно совершали посадку самолеты регулярных рейсов. Мы уже пронеслись почти вдоль ее половины. Резко включились тормоза, давая обратный ход, взревели двигатели. Самолет дернулся и покатился по взлетно-посадочной полосе, агрессивно сбрасывая скорость, чего за весь мой опыт полетов еще не случалось ни разу. Когда он наконец остановился, мы были на дальнем краю аэродрома. Как только двигатели заглохли, ожила система оповещения.
– Убедительная просьба к пассажирам оставаться на своих местах, пока не погаснет знак «пристегнуть ремни безопасности». Башня приказала нам ждать здесь, пока для нас не будет найдено место у выхода в терминал. Спасибо.
Долгое ожидание
Самолет застыл у периметра летного поля, и в салоне с каждой минутой становилось все жарче и неприятнее. Солнце нещадно палило. Двигатели были отключены, и без дополнительного источника питания вентиляция не работала. Я неоднократно пытался отправить сообщение или позвонить Лил, но безуспешно.
Сотовая связь была отключена или заблокирована – многие пассажиры жаловались на это. Я оставался сидеть на своем месте, правда, ремень расстегнул. Самолет больше никуда не летел. Внезапно дверь кабины пилотов открылась, и летный экипаж быстро зашагал по проходу. Они не проронили ни слова. Оба – сильные, крепкие парни, их глаза скрывали темные очки. Многие пассажиры проигнорировали распоряжение оставаться на местах и стали двигаться по салону. Пока оба пилота шли по проходу, их забрасывали вопросами. Мне хотелось похлопать им за их летное мастерство – они благополучно посадили самолет в чрезвычайных обстоятельствах. Но, как и все остальные, я хотел знать, что происходит, а у них наверняка было больше информации, чем у нас. Двое пилотов скрылись в задней части самолета, за ними последовали бортпроводники. Один из членов экипажа задернул занавеску.
Австралиец сидел в сторонке от других пассажиров. На нем были наушники, и он держал в руках портативную игровую консоль. Сотовая связь по-прежнему не работала. Внешне он был само спокойствие, похоже, единственный из нас, кого ничуть не волновало наше положение.
Между тем уже ходили самые невероятные слухи о том, что происходило в Нью-Йорке. Кто-то сказал, что там были взорваны бомбы, что там действовали вооруженные террористы, возможно даже, террорист-смертник. На самом же деле никто не мог знать больше, чем я сам. Мы услышали, как открылась и захлопнулась задняя дверь.
Какая-то женщина в задней части салона громко сказала, что видела, как увозили экипаж – их забрал грузовик с передвижным трапом.
Мы обливались потом и возмущались. Несколько человек воспользовались туалетом, у которого теперь не работал слив, и в салоне висел неприятный запах. Я все так же смотрел в окна, надеясь, что передвижной трап вернется, чтобы забрать нас, или приедет тягач, чтобы подтянуть нас к терминалу. Сотовая связь не работала. Это жутко раздражало часть пассажиров, они были в ярости от невозможности войти в Сеть.
Наконец за нами приехал грузовик с передвижным трапом. Еще через несколько минут вспышек возмущения и жалоб со стороны самых нервных пассажиров нам разрешили сесть в автобус. Некоторые из мужчин, проложив себе путь плечами, протолкнулись впереди всех.
Пока мы ехали к зданию аэровокзала, я поражался тому, сколько самолетов стояло на приколе. Большие и маленькие, грузовые и пассажирские, все мыслимые крылатые машины США. Много бортов международных компаний, большинство которых я не узнал. Все выходы терминала были открыты, поэтому другие самолеты парковались свободно, в любом месте, какое только им удалось найти. Я вспомнил статью, которую читал несколько лет назад в одном из журналов, для которых я писал: в ней говорилось, что сейчас так много гражданских самолетов, что отрасль может успешно работать только тогда, пока большинство из них находятся в воздухе. До меня вдруг дошло: каждый аэропорт в Северной Америке сейчас забит севшими самолетами, и высказанные в той статье опасения у меня на глазах стали реальностью.
Как только мы вышли из автобуса и двинулись к терминалу, водитель резко развернулся и на огромной скорости покатил через летное поле обратно.
Терминал
У меня не было багажа, о котором стоило бы беспокоиться, потому что я всегда путешествую налегке, но нескольким другим пассажирам пришлось протискиваться к багажной ленте (зал был битком забит тысячами людей), где им предстояло долгое и томительное ожидание. К счастью, я был свободен от этого. В терминале царил хаос: никаких сотрудников службы безопасности или информации не было, поэтому я прошел через вестибюль прямиком туда, где висел огромный телеэкран. Там уже собралась толпа, во все глаза смотревшая на него.
Австралиец тоже был там – я видел его уже знакомую рослую фигуру, рюкзак лежал на полу у его ног. Я протиснулся сквозь толпу и встал рядом.
– Привет, – сказал я, как будто был знаком с ним сто лет.
– Привет, приятель, я видел тебя в самолете. Гляди, разве это не нечто?
Мы посмотрели на телеэкран. Кадры сопровождал комментарий, но из-за гула голосов в терминале ничего не было слышно. Картинки и титры говорили сами за себя. Это был своего рода непрерывный монтаж кадров важнейших событий: самолеты таранят небоскребы и взрываются внутри зданий, наружу вырываются гигантские языки пламени, тщетные попытки спасения людей с земли, жуткие кадры оказавшихся в ловушке на верхних этажах несчастных, которые падали или совершали прыжок навстречу смерти, внезапное обрушение сначала одной башни, затем другой.
– Господи, они обе рухнули! – воскликнул австралиец. – Да этого просто быть не может!
Страшное зрелище повергло меня в шок. Даже толпа вокруг нас в терминале примолкла. Я подумал о людях, которые все еще были внутри, о пожарных, о полиции и машинах «Скорой помощи», сгрудившихся вокруг входов в здания. Это была беспрецедентная катастрофа, кошмарная, даже если бы обрушилось только одно здание, но два…
Ужас того, чему мы были свидетелями, лишил меня дара речи.
– Черт, мы только что увидели невозможное! – воскликнул австралиец. – Башни построены таким образом, чтобы выдержать столкновение с ними большого самолета.
– Но вы видели, что произошло! Самолеты с горючим…
– Этого недостаточно, чтобы их обрушить. Башни-близнецы были спроектированы с большим запасом прочности, все заложенные в расчеты коэффициенты были вдвое, а то и втрое выше обычных. Они не могут взять и вот так запросто рухнуть, осесть прямо вниз.
– Но мы видели, как это произошло, – повторил я, ничего не понимая. Пока я говорил, по телевизору повторно транслировали видео, на котором одна из башен на наших глазах оседала и рушилась, стальные колонны торчали с обеих сторон, а к земле устремлялось огромное облако обломков.
– Они падают, но это не обрушение. Это просто невозможно. Башни были построены так, чтобы выстоять, даже если в них врежется полностью заправленный топливом «Боинг 707».
