ничего с тобой не случится.
За ветками была пустота, лёгкий жемчужный туман. Внизу, в тумане, лежала долина, странная, собранная из кусочков, разделённых уступами, обрывами, косо торчащими скалами. Каменная чаша, наполненная яблоневым цветом, сырой, заросший купавками луг, крутой склон, покрытый белыми колокольцами, маленький кусочек леса: семь дубов и крохотное пятнышко родника.
– Что это такое?
Голова кружилась, но смотреть и разговаривать это пока не мешало.
– Сады крайнов. Пешком тут далеко не уйдёшь, а летать очень даже можно. Вон там дальше вишни, только они отцвели уже, чуть пониже я травки кое-какие выращиваю, которые в обычных местах не растут. А там Ланкины розы, жаль, отсюда не видно.
– Розы? В мае?
– Так это ж Ланка. Захочет, и в январе всё зацветёт.
– А кто она?
– Главная курица. Эжена твоего старшая сестра. Выучил на свою голову. Я ей это зелье ещё припомню. Не одна она всякую гадость варить умеет. Была блондинка, станет зелёная с просинью.
– А… это она к тебе из дому сбежала?
– Нет. Это счастье не моё. Я себе другое добыл.
И замолчал. Смутился вроде. И Арлетте отчего-то стало неловко. Надо бы что-нибудь сказать.
– А мы где сидим?
– Только не пугайся, на дереве. Тут ива в расщелине случайно выросла. Я поговорил с ней немного и вот…
– Свил гнездо, – пробормотала Арлетта. С деревьями он разговаривает. Летает. Гнёзда вьёт.
– Надо же где-то прятаться, чтобы братья-сёстры не доставали.
Арлетта, пользуясь тем, что её крепко держат, высунулась немножко дальше. И снова зря. Гнездо зелёным шаром висело на отвесной скале, из трещин которой свисали длинные хвосты каких-то растений, лепились кривые невысокие деревца. По обросшим сизым мхом камням не слишком многоводный водопад тихими струйками сползал в маленькое, даже на вид холодное озеро. Ровный, плавно изогнутый берег, покрытый сероватым песком, густые непролазные кусты шиповника, над ними – несколько могучих сосен. Печальное место. Место для одиночества.
Посмотрев на растрёпанные верхушки, окутанные туманом, Арлетта поёжилась. Вниз бы, на берег, на твёрдую землю, посидеть, подумать, умыться немножко, а то небось всё лицо от плача распухло.
Ой! Взвились плакучие ветки, озеро рванулось навстречу. Заорать она не успела. Только набрала в грудь побольше воздуха, как её аккуратно поставили на прибрежный песок, твёрдый, холодный и вполне надёжный.
– Ты что, в мыслях моих копаешься? Так я и знала! Ты ещё тогда…
– Да не копаюсь я, – усмехнулся не ночной не брат по имени Варка, усевшись на травку, – там копаться никакого терпения не хватит. У девиц в головах всегда такая неразбериха.
Возражать Арлетта не могла. Неразбериха сейчас у неё в голове творилась знатная. Поэтому решила сделать что-нибудь простое и нужное. Это всегда помогает. Пошла к воде, умылась. Поглядела на себя в дрожащее зеркало. Красота. Волосы во все стороны рожками и завитушками, щёки впалые, зато глазки распухшие, заплывшие. А этот сидит, смотрит…
– Купаться не вздумай. Тебе нельзя. Вода здесь ледяная, а ты вся насквозь застуженная.
Ледяная, это правда. Аж пальцы застыли. Зато в голове прояснилось. Села рядышком с неколдуном-недраконом, покосилась на него, привыкая. Это же он, вот этот, как сон, прекрасный, фиалочки подарил, про саламандру пел. Это ради него она разбойника сковородкой шарахнула. Сидит, на воду уставился.
– Что теперь со мною будет?
– Ну, что-что. Сначала я буду тебя лечить. Потом ты будешь отдыхать. Долго. До тех пор, пока сама танцевать не захочешь.
– А если не захочу?
– Ну и не надо. Хотя… Мне нравилось. Но… не хочешь, как хочешь. Будешь просто жить.
– Где?
– В замке. Или, если не хочешь никого видеть, у Лексы с Нюськой, в сторожке на Крестовой круче. Тишина, красота и никаких людей. Одни сплошные ёлки.
Арлетту передёрнуло. Сразу вспомнился бедный Фердинанд.
– Не люблю ёлки.
– Тогда в Бренне. Ты же дом хотела. Будет дом. С коврами, занавесками и камином. В Бренне весело. Балы, приёмы, праздники. Ярмарка с каруселями три раза в неделю. О… про ярмарку это я зря брякнул. В Сенеже тоже можно, у Хелены с Филиппом, в Цитадели или в городе. Там, хоть и столица, потише, поспокойнее. Хелене ты понравилась. Побудешь у неё дамой свиты. От тех, что ей навязывают, бедняжку мутит. А отказаться нельзя, протокол. М-да… может, её и по другой причине мутит. Интересно, сама-то она догадалась или это пока только я вижу?
– Я не умею дамой. А сам ты где живёшь?
– В замке. Только я там редко бываю.
– Почему?
– Травник я. Люди болеют и прекращать это дело не собираются. Без меня курицы кое-как справлялись. Но разные случаи бывают… Сложные они не вытягивают. Была бы дома Жданка, было бы легче. Но Жданка второй год в отъезде.
– Тогда и я в замке, – робко предложила Арлетта.
– Как скажешь. Потом, когда отдохнёшь хорошенько, сплетёшь мне венок.
– Зачем?
– Мечта у меня такая. А вот когда ты совсем отдохнёшь, начнёшь гулять по Пригорью, я пойду, упаду где-нибудь на дороге.
Арлетта, наконец, рискнула повернуться, поглядеть на него прямо. Сидит. Красивый. Сильный. Только хмурится что-то, от воды глаз не отрывает. Сложенные крылья за спиной то вспыхнут, проявившись, то сольются с туманом. Стра-ашно.
– Ну, что ты на меня смотришь? Всё как ты хотела. Я буду на дороге валяться, ты меня подберёшь… Ведь подберёшь?
Резко так спросил, зло. Арлетта тоже уставилась на воду. Интересная какая водичка, прозрачная, колышется туда-сюда, каждый камешек видно.
– Почему я?
– Песен я тебе не пел. В глаза никогда не смотрел. Ты меня даже не видела. Но была моим щитом. Ни разу не выдала, рискуя собой. Лексу сковородкой огрела. Знаешь, за меня ещё никто с разбойниками не дрался. Обычно наоборот бывает.
«Ну, да, так и есть, – в испуге и смущении подумала Арлетта, – но это всё не то, этого как-то мало».
– Про «много» я тебе потом расскажу, – мрачно пообещал Варка, как видно легко разбиравшийся в её неразберихе, – про твои танцы и мои песни, про то, о чём думаю, когда ты… В общем, маленькая ты ещё.
– Мне шестнадцать. Ну, наверное.
– Угу. Я знаю.
Злится. А почему? Чего она такого сказала? А если сейчас рассердится и уйдёт? Надо сказать что-то, чтобы не ушёл.
– Знаешь, вот когда ты исчез, мне было так плохо. Я так ждала, так хотела тебя найти, чтобы руку твою рядом чувствовать, чтобы смотреть твоими глазами, а сейчас мне страшно.
– Знаю.
– Но ты не уйдёшь?
– Нет.
Отвернулся от озера и совсем случайно, сам того не желая, встретился с ней взглядом.
Рассвет и ветер. Прохладная ясность восходящего над морем солнца. Море пело в ушах, ветер летел, гнал волны к рассвету, Арлетта летела с ветром, падала в золотистый рассвет, и это было совсем не страшно.
– Тихо-тихо-тихо. Ну что ты, нельзя же так. Нельзя мне в глаза смотреть. Опасно. Может, потом, когда привыкнешь…
Да уж. Привыкнешь тут. Лучше рубашку его рассматривать, раз уж опять к ней прижимают. Хорошая
