— Венок с головы не снимай, — строго предупредила она.
— Что я должен делать?
— Отправляйся помогать женщинам готовить праздничное угощение.
Все вокруг рассмеялись; я повернулся, собираясь уходить.
— Подожди, — сказала она. Я остановился.
— За столом ты, конечно, будешь нам прислуживать, — заметила она и, смеясь, добавила: — И пока ты не узнаешь, кому ты принадлежишь, ты будешь обслуживать каждую из нас, как свою хозяйку. И ты будешь очень стараться. Если тебе не удастся понравиться своей новой госпоже, ты будешь сурово наказан. Учти это!
Слова ее были встречены новым взрывом хохота.
— А теперь иди помогай женщинам, — распорядилась она.
Я хмуро посмотрел ей в лицо.
— Скажи, кто моя хозяйка, — взмолился я.
— Об этом ты узнаешь на пире, в самый разгар праздника! — с неожиданным гневом ответила она. — А теперь убирайся к женщинам, ты, раб!
Я повернулся и под провожающий меня общий смех побрел помогать женщинам готовить еду.
Поздним вечером пир был в самом разгаре. Большая часть угощений была уже съедена.
Острова освещались небольшими факелами, сделанными из промасленных ветвей болотного та-винограда, привязанных к воткнутым в поверхность островов шестам.
Сидящие скрестив ноги мужчины и женщины расположились в два правильных круга: мужчины — образуя большой, внешний круг, женщины, лицом к ним, — малый, внутренний. Здесь же сидели и дети, многие из них уже спали, расположившись прямо под открытым небом. Повсюду слышались оживленные разговоры, пение, смех. Думаю, ренсоводам разных островов нечасто приходилось встречаться е соседями, поэтому им было о чем поговорить. Подобные совместные празднества безусловно имели для них важное значение.
В течение большей части праздничного ужина меня использовали как обслуживающего ренсоводов раба, что особенно нравилось девушкам, соревновавшимся за право обладания мною, но кто из них выиграл это право, я до сих пор не знал.
Мне приходилось разносить чаши с кусками жареной рыбы и мяса, нанизанных на прутья подрумяненных гантов, корзины с пастилой и лепешками и бесчисленные тыквенные бутыли с пивом.
Затем ренсоводы затянули какую-то песню, и ко мне подошла Телима.
— Иди к шесту, — приказала она.
Я оглянулся. Шест не был похож на тот, к которому меня привязывали утром. Это скорее был настоящий столб, толстый и очищенный от коры ствол дерева, установленный посередине места, вокруг которого расположились пирующие ренсоводы.
Я подошел и встал возле него.
Телима привязала меня к столбу за руки и ноги, набросив, кроме того, несколько петель мне на шею и грудь. Затем она сняла у меня с головы венок, который я носил в течение всего дня, и заменила его свежим.
Ренсоводы тем временем продолжали петь, сопровождая нестройные звуки ритмичными хлопками в ладоши. Среди них я заметил Хо-Хака, также старательно выводящего мелодию и прихлопывающего в такт в ладоши. Неподалеку от него расположился парень с повязкой на голове, украшенной перламутровыми пластинами.
Телима, любуясь плодами своей работы, отступила от меня на шаг и рассмеялась.
Внезапно ренсоводы перестали петь.
Наступила тишина.
Затем вдруг послышался глухой дробный звук барабана. Я заметил мужчину, колотящего двумя толстыми палочками в большой выдолбленный ренсовый корень. Звук разрастался, набирая силу и темп, и вдруг, дойдя до какого-то кульминационного момента, стих так же внезапно, как и пение.
Сидевшие девушки, смеясь и подталкивая друг друга, стали нерешительно подниматься на ноги и выходить в круг.
Юноши и молодые мужчины криками подбадривали их.
Одна или две девушки, хихикая, хотели было ускользнуть, но юноши смеясь поймали их и тоже ввели в круг.
Девушки, очевидно, в предвкушении чего-то важного для них, волнующиеся, с сияющими глазами, многие в бусах и с надетыми в честь праздника простыми коваными браслетами, неловко переминались с ноги на ногу.
Юноши кричали и хлопали в ладоши.
Многие из них, я видел, не могли отвести глаз от Телимы.
У нее единственной, как я заметил, браслет на руке был из золота.
Она не обращала внимания ни на кого из них, во всяком случае, старалась это показать.
Ренсоводческие общины изолированы друг от друга и ведут обособленную жизнь. Молодые люди редко встречают сверстников или сверстниц с соседних ренсовых островов. Мне вспомнились утренние заигрывания юношей и девушек, их обмен шутками и стремление привлечь к себе внимание. Так происходило их знакомство и взаимная оценка.
Тут снова раздались глухие ритмичные барабанные звуки, но на этот раз к ним присоединился тонкий голосок тростниковой свирели и мелодичные аккорды какого-то незнакомого мне музыкального инструмента, представляющего собой выдолбленный ренсовый корень с натянутыми на него струнами.
Телима первой начала в ритм музыке притоптывать ногой и медленно двинулась по кругу. Руки ее были приподняты над головой, глаза закрыты.
Постепенно к ней присоединились другие, даже самые робкие девушки.
Танцы ренсоводов, насколько мне известно, не совсем обычны для Гора. В них есть что-то дикое и одновременно величественное. Их стилизованные движения напоминают повседневные действия жителей ренсовых островов: забрасывание рыболовных сетей, управление лодкой, плетение из стеблей всевозможных предметов быта, охоту на болотных гантов. Однако постепенно движения девушек стали иными, к ним начали добавляться элементы женской жизни, изображающие ухаживание за ребенком, рабыню Порт-Кара, добивающуюся благосклонности своего хозяина. В движениях девушек появилась некоторая свобода, отражающая определенные черты их характера, но все они позволяли судить об исполнительнице как о конкретной женщине, ищущей себе мужчину и старающейся обратить на себя внимание своего избранника. Даже наиболее скромные и застенчивые, те, что хотели сначала убежать, стали более откровенны в выражении своих чувств и стремлений и под дробную монотонную музыку кружились в каком-то экстатическом самозабвении.
Жизнь на репсовых островах очень трудна, а праздник бывает только раз в году.
Заигрывания парней утром и демонстрация себя девушками вечером сродни ухаживаниям в более цивилизованном мире моей родной Земли и играют в жизни ренсоводов трудно переоценимую роль.
Детство девушки заканчивается, когда она на празднестве впервые выходит в круг.
Неожиданно прямо перед собой я увидел раскачивающуюся под музыку, двигающуюся словно в забытьи, с высоко поднятыми руками и запрокинутой головой, гибкую темноволосую девушку, ту самую, с длинными ногами. Она извивалась в пароксизме страсти, плотно сжав бедра, и вдруг, протянув ко мне скрещенные в запястьях, словно скованные наручниками руки, с какой-то злостью прошипела: «Раб!» — и гневно плюнула мне в лицо.
