кусок грудки куропатки, который приберегла специально для нее.
Как ни странно, уговаривать Эхо пришлось долго, но наконец она села на кожаную манжету Пирры и уставилась на мясо. Вдруг соколиха схватила клювом угощение, швырнула в пыль и улетела обратно на свою ветку.
После полудня стоит жара, но Пирра с тревогой заметила, что соколиха распушила перья: она так делает, только когда замерзнет. А вместо того чтобы, как всегда, встать на одну ногу, Эхо вцепилась в ветку обеими. К тому же соколиха тяжело дышит, будто даже такой короткий полет утомил ее.
– Эхо, что с тобой?
Ласка взглянул через плечо на птицу.
– Болотная лихорадка, – пробурчал он.
– Что? – вскричала Пирра. – Эхо заболела?
Мальчик кивнул.
Подошел Камень. Он держал в руке комок из черноватого порошка.
– Это что? – подозрительно спросила Пирра.
Камень молча сунул порошок ей под нос. Ласка ответил за него:
– Лекарство. Для птицы.
Пирра оказалась застигнута врасплох.
– Спасибо, – произнесла она.
Камень угрюмо глядел на нее, дожидаясь, когда она возьмет порошок.
Отряхнув брошенное Эхо мясо, Пирра разрезала его и поместила часть лекарства внутрь. Потом упросила соколиху опять слететь вниз и после долгих уговоров убедила ее проглотить крошечный кусочек мяса вместе с порошком.
– Надо подняться вверх, – неожиданно объявил Ласка. – Мы должны показать тебе дорогу до Дентры.
– Ну не сейчас же! – рассердилась Пирра. – Скоро стемнеет, вдобавок Эхо…
– Сейчас.
Пирра шумно вздохнула.
– Вот тропа, – произнес Ласка, когда они поднялись на вершину холма над лагерем.
– Где? – пропыхтела Пирра.
По односложным ответам мальчишек она поняла, что до Дентры можно добраться, если идти вдоль ручья до истока. Святилище находится прямо под пиком в форме острия стрелы, а над этой Горой возвышается другая, самая высокая из всех. Казалось, грозная вершина сурово взирала на Пирру в лучах заходящего Солнца. Это и есть пик Ликас.
«Так вот где прошло детство Гиласа», – подумала Пирра. Интересно, где он? Что делает? Вдруг какой-нибудь крестьянин обратил внимание на его светлые волосы и выдал Гиласа Воронам? А что, если после очередного видения Гилас лишился чувств и позаботиться о нем некому?
Болотники ушли, и Пирра вернулась в лагерь одна. Там мальчишек не оказалось, да и Разбойница куда-то исчезла. Должно быть, наконец отправилась на охоту.
А Эхо так и сидит на ветке. Птица часто моргает, ее бьет дрожь. Наверное, соколам лекарство Болотников не помогает.
* * *
Стало Темно, но соколиха все проверяет, не ползают ли по ветке муравьи.
Обычно одного взгляда ей достаточно, а потом она спокойно устраивается на ночлег, но сегодня все по-другому. Страшно подумать, что, если муравей приползет и придется улетать, она устанет всего после нескольких взмахов крыльями и вынуждена будет сесть на первое попавшееся дерево, а там муравьев окажется еще больше.
Ну почему она сегодня такая пугливая и слабая? Почему в глаза будто песка насыпали? Почему она все время чихает? Что за мерзкое состояние! Соколиха ни разу в жизни не чувствовала себя так плохо! До чего унизительно сидеть, съежившись, и цепляться за ветку обеими лапами, будто она не сокол, а какой-нибудь жалкий голубь!
Львица всего этого не видела: как только стало Темно, она ушла охотиться, но с ней соколихе было бы гораздо спокойнее. Даже признаться стыдно! Уважающие себя соколы во львах не нуждаются. Соколу никто не нужен. Он лишь на некоторое время остается рядом с другим существом, если ему этого хочется, но сокол волен улететь в любой момент, как только пожелает.
Темное время тянется медленно. Люди, которые мажутся вонючей грязью, ушли, а девочка сидит внизу, печально глядит на огонь и скучает по мальчику. Соколихе его тоже не хватает. Зря они разделились! Надо было держаться вместе.
Вдруг тень заслонила звезды, и соколиха вздрогнула. Но тень поплыла дальше. Это всего лишь облако, а вовсе не кошмарные духи. Соколиха впервые почувствовала их несколько смен Тьмы и Света назад, когда было Светло.
Страшные духи – еще одна причина не любить это ужасное место. Они передвигаются пугающе быстро и являются внезапно. Если Они нагрянут снова, у соколихи не хватит сил улететь.
Девочка внизу что-то бормотала на этом их низком, тягучем человеческом языке. Вот она вытащила из огня горящую ветку, встала и пошла туда, где заканчивается свет.
Соколиха обеспокоенно переступала с ноги на ногу. Ну почему девочке не сидится в безопасном месте?
* * *
Эхо стыдится своей слабости и ни в какую не желает слетать вниз. Птица не понимает, что больна, а Пирра не знает, как ее утешить.
Аппетита у девочки не было, но она заставила себя съесть одну половину куропатки, а вторую оставила для Ласки и Камня. Мальчишки все не шли, и наконец Пирра сообразила, что они не вернутся. Так вот почему Ласка так спешил показать ей дорогу до Дентры! Они с Камнем бросили ее и ушли обратно на болота. Продолжать путь придется одной.
Вдобавок бурдюк опустел. Пирра рассердилась на себя: надо было набрать воды, пока не стемнело. А еще собственная рассеянность лишний раз напомнила Пирре, что она еще только учится выживать в дикой природе. А вот Гилас с детства к такой жизни привык.
Сердито бормоча себе под нос, Пирра вытянула из костра горящую ветку и повесила на плечо бурдюк.
Стоило отойти от костра, как девочку сразу окутала густая тьма.
Из леса доносятся разнообразные звуки: крики, шорохи, отдаленный вой волков. Судя по звукам, хищники далеко, в Горах, но на рассвете Пирра именно туда и отправится. Она будет забираться все дальше вглубь этой беспощадной, опасной земли. Для Гиласа это дом родной, а для Пирры здесь все чужое.
Вспомнились следы, на которые она наткнулась вчера: огромные, чем-то похожие на человеческие. Ласка сказал, что они медвежьи. А сегодня Пирра видела, как в кустах что-то вынюхивал гигантский медведь. Клыки у этого зверя длиннее, чем нож девочки. Выискивая желуди, медведь сердито глянул на нее.
Сколько же здесь диких зверей! А предупредить Пирру об опасности некому: Разбойница на охоте, а Эхо больна.
– Прекрати, Пирра, – вслух сказала она. – Какой смысл себя жалеть?
Луна то выглядывает, то скрывается из вида, а пруд блестит в ее свете. В воздухе стоит аромат сосен, вокруг разносится песня ночных сверчков. В воде плещется рыба.
Пирра опустила бурдюк в воду, и он стал с бульканьем наполняться. На другом берегу пруда девочка заметила движение и расплылась в улыбке. Из камышей на нее глядели два больших, посеребренных Луной глаза.
– Ах вот ты где, Разбойница! – тихонько окликнула ее Пирра. – Как я рада, что ты вернулась! Ну что, удачно поохотилась?
Как и все львы, по ночам Разбойница кажется серой, а еще она обладает почти сверхъестественной способностью сливаться с окружающей местностью. Пирра ее едва разглядела. Но вместо того чтобы с шумным плеском пробежать по воде и бурно приветствовать девочку,
