Ознакомительная версия.
В принципе, правильно кажется.
Лайерак улыбается.
Полицейских и телохранителей в три раза больше, чем солдат свободы, но это ничего не значит: они уже проиграли. Потому что Огнедел твердо решил выиграть эту партию.
Лайерак встает из-за столика летнего кафе и неспешно движется к Дворцу. Лайерак выглядит заурядным зевакой, и лишь объемистый саквояж в левой руке немного выбивает его из образа. Но кто подумает, для чего зеваке саквояж? Кто обратит внимание на такую мелочь? Верзийский жандарм обратил бы, лингиец из тайной полиции обратил бы — их обучают бороться с террористами, а вот на Кардонии таких профессионалов нет.
Здесь безопасно. Лучшее место во Вселенной, чтобы поменять ход истории.
Лайерак улыбается.
Из лимузина выходит красивая молодая пара: мужчина в треуголке и строгом сюртуке — посланник дер Саандер и женщина в голубом, его жена. Мужчина выходит первым, подает даме руку. Она что-то говорит. Они улыбаются.
И Лайерак улыбается, на ходу расстегивая саквояж и доставая «Брандьер».
Полицейские отдают честь.
Встречающие начинают громко говорить, они мрачны и совершенно растеряны. Наверное, рассказывают о том, что натворил Шо. Но посланник не успевает ответить.
Первый выстрел.
Первый крик. В нем больше удивления, чем страха.
Полицейские и телохранители еще ничего не понимают, встречающие разевают рты, дер Саандер поворачивается. А его жена бледнеет.
В толпе четыре парня с револьверами, и потому за первым выстрелом сразу же звучат три. А потом снова четыре, на этот раз залпом. Кто-то из телохранителей падает, кто-то прячется. Встречающие бросаются прочь, полицейские лезут в толпу. А молодой посланник закрывает собой жену.
Пытается закрыть.
Бесполезно.
Лайерак с наслаждением выстреливает в каатианца из «Брандьера» и громко смеется, когда мощный алхимический снаряд швыряет жертву на лестницу.
— Нет!
Женский крик. Пронзительный, однако его заглушает дикий вопль вспыхнувшего факелом мужчины.
— Фредди!!
Но от горючей смеси не отмыться.
Вопли, выстрелы, вопли — музыка огненных представлений. Трещат револьверы, но подлинная красота происходящего не в них. Револьверы обрамляют явление «спичек», людей-факелов, людей огня… Огонь очищает. И неслучайно именно в огне рождается Новый Герметикон. В муках и с воплями. С выстрелами и снова — воплями.
В огне.
Лайерак стреляет в женщину, а затем — в убегающего полицейского.
«Всякая власть преступна!»
Площадь плавает в панике. А еще в боли и крови, но это нормально: боль и кровь сопровождают любое рождение.
«Всякая власть должна быть уничтожена!»
Ответные выстрелы телохранителей становятся прицельнее. С дальнего края бегут полицейские, скоро их будет очень много. «Брандьер» дважды бьет в лимузин, а потом, последние три заряда — в толпу. В кого угодно. Только для того, чтобы вспыхнули еще три «спички».
А потом помощники тянут Отто в переулок, к машине.
— Я изменил мир!!
На ступенях Дворца пылает молодая пара.
— Вы слышите? — смеется Лайерак. — Я только что изменил мир! Я только что создал Новый Герметикон!
* * *
— Они стреляют? — дрожащим голосом осведомился Йорчик.
— Ага, — подтвердил Мерса, бросив на профессора веселый взгляд.
— А мы?
— А мы летим на твоем ипатом пассажирском паровинге, чтоб тебя в алкагест окунуло! Не мог выбрать что-нибудь вооруженное?
— Я…
— Хоть один завалящий пулемет!
— Но…
— Да, заткнись ты! — Алхимик переступил через связанного Руди и посмотрел в иллюминатор. — Вроде не догоняют.
Но и не отстают. Беглецам повезло: патрульный паровинг оказался довольно далеко от Карлонара. Пока пилотам сообщили о побеге, пока они легли на курс… Одним словом, полноценного перехвата у приотцев не получилось: Каронимо засек военных и увернулся. Но патрульные сели на хвост и упорно шли за беглецами, изредка пытаясь достать их из пулеметов.
— Я хочу поговорить с Гатовым, — громко произнес Руди.
— О чем?
— Позови Павла! — сорвался на визг галанит. — Немедленно!
— Держи себя в руках, — равнодушно отозвался Мерса и занялся «важнейшим» делом: изучением ногтей. — Твои дружки из Компании сбили мне маникюр.
Было видно, что он не собирается никуда идти до тех пор, пока не узнает подробности, и Йорчик сдался:
— Послушай…
— Меня зовут Олли.
— Плевать!
— Не нужно меня оскорблять.
— На борту бомба, хнявое ты животное!!
— Ты уверен, что Мерса справится?
— Он сейчас Олли, а Олли за жизнь понимает, — усмехнулся Гатов.
А в следующий миг, будто услышав, что речь идет о нем, в кабину вломился алхимик. Шумный и веселый, словно они не от озверевших приотцев драпали на безоружном самолетике, а выбирали подходящий островок развлечься: чтобы лагуна для забав с девчонками и пляж песчаный для прочего…
— Друзья мои, как обычно, две новости: такая и такая.
— Начинай с хорошей, а плохую оставь себе: я не в настроении выслушивать кошмары, — ответил Бааламестре.
— Я обезвредил бомбу!
— Нашел чем хвастаться.
— А плохая? — поинтересовался магистр.
— У преследователей появились друзья. — Мерса указал на две приближающиеся с северо-востока точки. — Или я ошибаюсь?
— Не ошибаешься, — вздохнул Гатов. — Нас берут в клещи.
— Будет перехват?
— Минут через пятнадцать.
— Я предупреждал, что вторая новость так себе.
Беглецы рассмеялись. Негромко, невесело, но все-таки рассмеялись.
Будут ли с ними церемониться? Предложат ли сдаться? Захотят ли они сдаваться? Захотят ли возвращаться в плен, зная, что шанса на побег больше не представится? Вопросов полно, но все они неприятные. И ответы на них неизвестны. На все вопросы неизвестны, кроме одного:
«Мы боимся?»
«Нет».
Мы бравируем, напускаем на себя веселый вид, мы дергаемся в глубине души, но страха, того противного, сосущего страха за собственную шкурку, жалкого желания сделать все для спасения — его нет. Мы не можем драться — на ипатом паровинге нет оружия, — но готовы сопротивляться.
Павел бросил парашют около Йорчика, разрезал пару витков, не освободив, а позволяя освободиться, и отошел к двери, держа револьвер направленным на профессора.
— Прыгать умеешь?
— Нет, — ответил Руди, с лихорадочной торопливостью сбрасывая веревки.
— Надеваешь рюкзак, застегиваешь, выходишь в небо и дергаешь за кольцо.
Ознакомительная версия.