– Мы, – свистящим шепотом уточнила Европа. – Мы вместе будем резать этого негодяя и вместе уйдём! И Майя уже не вымолит прощения для своего беспутного сына!
Первым почуял угрозу правый сандалий. Он обогнул руку Геллера и в стремительном пике ударил хозяина в лоб. Тот вяло открыл один глаз, заметил летящую на него фурию и тряхнул кадуцеем. Но обвисшие с жезла змеи только синхронно икнули и даже не пошевелились. Уже грянул клич:
– Стоять, Гермес!
Уже взметнулись к побелевшему от испуга небу чёрная, как глубины Тартара, кочерга, и сверкающий, как молния Зевса, кинжал, но тут дрогнул воздух, и тело Гермеса подернулось рябью, два раза мигнуло и пропало.
– Опять удрал, – горестно константировал сын гор.
– Пускай, – отмахнулась Европа. – Всё равно поймаем. Пойдёмте к нам, Ахмет-джан, и вы, уважаемые варвары, простите, не знаю ваших имён.
– Благодарствую, – низко поклонился Володимир. – Но надо нашим друзьям помочь, а то что-то неладное у них там творится.
Волхв обернулся и успел заметить, как замахивается Михайло. Порыв ветра от широкого, как душа хорошего человека, замаха взъерошил волосы у парня, и горец спокойно заявил:
– Нам там делать нечего.
– Как так нечего? – удивился Геллер. – Атаман велел всех в тенёчек переложить. А это ещё кто?
Тайком проникший в расщелину улицы солнечный лучик ударился о сверкающую медную броню и обиженно рассыпался блёстками. От стены до стены стали закованные в броню воины с низко надвинутыми на лбы шлемами. Лязгнули сомкнутые щиты, и строй ощетинился острыми жалами копий. В первом ряду вои держали копья в руках, просунув их между щитов. Второй ряд положил свою оружейную справу на плечи товарищей, а третий ещё и добавил остроты к первым двум.
– Крепкие хлопцы в первом ряду стоят, – похвалил воинов Геллер, деловито поднимая оглоблю от разваленной тележки, – уже по два бревна на плечах держат.
– Фаланга, – с гордостью сказала Европа и вдруг схватилась за щёки. – Так как же это? В нашем городе фалангу строят! Против кого?!
– Против кого, потом будем разбираться, – мрачно ответил Володимир, примериваясь, – Сначала их с нашей игрой познакомим, городки называется. – А ну, братия, пригнитесь!
Последние слова он выкрикнул на своем языке, и кому надо его поняли. Оглобля просвистела по улочке, и строй рухнул. Получив дрыном по коленям, упал первый ряд, а вслед за ним посыпались и остальные.
– Как в кузне у Машкиного батюшки, – мечтательно проговорил Ивашка, увертываясь от катящегося под уклон и отчаянно матерящегося воина.
Европа махнула кочергой, и воин покатился дальше уже молча.
– Не понимаю, чего на него нашло? Почтенный человек, зеленью торгует, а ругается как кентавр.
За обсуждением моральных качеств местного ополчения несостоявшиеся убийцы Гермеса подоспели к остальным в тот момент, когда атаман при активной помощи остальных уже достал из панциря командира фаланги. Гречанка ахнула, а её супруг задумчиво положил руку на кинжал, точащий из-за пояса.
– Какой позор! Гефестид, как ты мог?!!
– А что я? – раненый в пятку обитатель порта висел в воздухе, а зажатая в крепкой руке Михайлы хламида угрожающе трещала. – Мне сказали.
– Ты привёл хороших людей ко мне! – возмущенно подскочил на месте Гиви. – Ты у них деньгу брал! Ты за стражников вступился, да?!
– За каких стражников? – удивился Гефестид.
– Вон за тех! – махнул рукой в сторону смирно лежащих у ближайшей стенки оборванцев Михайло. Хламида жалобно затрещала, но удержать тело хозяина не смогла, и с воплем «Я их не видел!», бывший проводник улетел к стене. Стена оказалась крепче материи, и после глухого удара грек сполз по ней до гостеприимно распластавшейся мостовой.
– Ведмедь, – огорченно сплюнул Спесь Федорович. – Я же хотел его спросить, куда он нас еще поведёт? На целый же день нанимался.
– Так их же двое было, – виновато ответил Михайло и, поколебавшись, направился к груде тел, сваленных на месте разбившегося кувшина. Вяло шевелящиеся воины единовременно вздрогнули и стали стремительно расползаться. Положение спас остроглазый Ивашка, указавший на выглядывающего из-за угла Гераклида.
– А ну, мил человек, иди-ка до нас, – ласковым голосом позвал того атаман. И, как ни странно, улыбающийся гигант покорно направился к компании, явно не чувствуя за собой вины.
Подойдя ближе, Гераклид смущенно стал извиняться, что покинул компанию в таверне, но Гефестид – он-то завсегда старшой, он сразу сказал, что к начальству итить надоть. Богатырь душераздирающе вздохнул, отводя взгляд от раскинувшегося в позе морской звезды проводника:
– А мы и выпили-то всего по чаше, даже не закусили почти. А потом он мальчонку послал в ареопаг, а меня по своим адресам погнал.
– А зачем? – грустно спросил Геллер, поднимая с мостовой медный панцирь и зачем-то раздирая его на части.
– Как зачем? – удивился гигант, нервно сглатывая слюну от скрежета раздираемой пальцами меди. – Он и сказал: Родина, мол, в опасности! Собирай мой десяток, пойдём, проводим гостей на агору.
– Это понятно, что в опасности, – согласился Кудаглядов, потом подумал и добавил: – Не понимаю, правда, в какой. А на гору сходим, посмотрим, послушаем.
– А может быть, сначала к Гиви зайдём? Там еще не всё доели, – скромно потупился Гераклид.
– Успеем, – отмахнулся от радостно оживившегося Михайлы атаман. – Гиви с нами пойдёт, ему как жителю города тоже на собрание надо.
– Нэ хачу, – хмуро отказался владелец трактории. – Кричат много, да. Делают мало.
– Как это не хочешь?! – Европа уткнула руки в боки и стала удивительно похожей на миллионы женщин, столкнувшихся с семейной проблемой. – Это наш город, и у нас демократия! Каждый должен сказать!
– Сказать, – согласился Гиви и, задрав вверх указательный палец, назидательно продолжил: – Сказать, но не кричать! Собрание мужей должно быть, а не торг в базарный день!
– Ладно вам, – отмахнулся Геллер от раскрывающей рот женщины. – Идём, что ли? Мальчонке надо вашу демократию показать, пусть радуется, что у нас такого нет.
Немного поворчав для приличия, Гиви отдал свой кинжал Ахмету и, отправив того вместе с Европой в своё заведение, возглавил процессию.
– Кинжал надо оставлять, – с горечью поведал горец удивленному атаману. – Горячий я чэловек, да. Порежу совсем глупых оратуров.
По сторонам Ивашка почти не смотрел, город был скучен и одинаков. Высокие стены загораживали внутренние дворики, а плоские крыши домов жались друг к другу в непрерывную дорогу. Улочки были узкими и грязными, единственное что – мощенными. Близость стен спасала от солнца, но полностью загораживала просмотр, так что волхв начал прислушиваться к бурно жестикулирующему Гиви.
