Я понимающе кивнул, успокаивая:
— Всё правильно. Я и хотел посмотреть, как они там будут. И что? Ну, построили, в криминальном мире всегда кто-то кого-то строит.
— Дык, кабы в этом дело… — Секст Долгий переступил с ноги на ногу. — Мы их со всеми вместе на работы погнали с утра. Ибо сказано, «уголовная шушера должна работать от зари до зари под неусыпным надзором и выполнять все приказы, а ежели кто воспротивиться — бить и карать нещадно». Вот.
— А они не пошли — понял я.
— Пойтить-то пошли, куды им деться. — Тяжёлый вздох. — Но работать — не работают. И что делать не знаю, не бандиты это, люди орденские, божьи люди. Прошу граф своим словом сказать, как быть.
Меня немножко так тряхонуло. Совсем-совсем чуть-чуть. Подумаешь, пламенем объялся! Пламя моё уже давно не касается одежды, только ореол вокруг. Но все вокруг почему-то разбежались, а через минуту мальчишки-подмастерья вылили на стену, у которой я стоял, по указке Гнея, который тут рулит, несколько вёдер воды.
— Секст! — медленно произнёс я, стараясь не рычать. — Эти «божьи люди» грохнули шестерых моих людей! Посыльных, которых сестра направила ко мне с сообщением-предупреждением! Эти люди «божьи люди» хотели арестовать меня. Меня, владетельного графа, вассала короля! Силой, мать твою Секст Долгий! — Десятник юстиции от взятого тона испуганно вжал голову в плечи.
— Не хотят работать — бить, — вынес я вердикт. — Не работают снова — снова бить. Не выдержат, сдохнут от побоев — закопать. Что не ясно?
Но глядя на его и вправду испуганное не на шутку от этих слов лицо стража, простого сельского парня непонятного происхождения, сменил гнев на милость. Не надо переоценивать менталитет местных и их страх перед непознанным, перед авторитетами мира сего. А если хочу, чтоб не боялись — надо войти в эту реку первым и показать пример. Тогда остальным будет проще. Всегда проще следовать за каким-нибудь идиотом, чем самому становиться таким идиотом.
— Где это? Далеко? — бросил я, мысленно застонав.
— Да нет, шагов пятьсот…
И правда недалеко. Но только потому, что мы в мастерской у реки… У котлована под будущую реку. Который люди Гнея сейчас активно укрепляли материалом, имеющимся под рукой, а именно булыжниками со всей окрестной территории, перемешанными с глиной местных пород. Глину копают в двух днях пути от замка на юго-восток, для гончарных целей она так себе, но укрепить берег — нормально, и главное дешевая. В прошлый приезд попросил не гнать коней, пусть река пока по рукаву так и идёт в обход, а как построят виа, по ней, родимой, привезём сюда из Холмов нормальный камень и облицуем по-человечески. И «годная» известь как раз поспеет. То бишь весной продолжим каменные работы по облицовке, а пока только земляные и укрепительные.
В котловане с полтора человеческих роста метрах в полста от нас трудилась бригада «криминальных» — то есть непрощённых мною в памятный день судилища убивцев. Ну и приписанных к ним без меня Эстебаном своей волей более поздних «уркаганов». Человек сорок. Кирки, лопаты, деревянные вёдра и кожаные полотнища, которыми таскали землю. Но прямо под нами (мы встали у края) стояли, просто стояли, скинув инвентарь в сторону, памятные противники. Не двенадцать, десять — двое, видимо, после ночного «разговора» с Клавдием работать не могут. И все шестеро сдавшихся полных братьев. Но монахи, судя по глазам, работать были готовы, они как бы и в мирской жизни ни разу не были благородными. Но благородных недорыцарей физический труд оскорблял. Особенно если учесть, что сеньоры считали себя белой костью…
— Так-так, уважаемые, почему стоим? Работа сама себя сделает? — уверенно спросил я их.
Тишина. Котлован окружала редкая сеть одетых в дерьмокольчуги стражников, но их забота — чтоб не сбежали. По сути профессиональных надсмотрщиков, как на рабских плантациях, у меня и нет — вот никто и не смог сладить с упырями. Сейчас же нас все внимательно на нас глазели и слушали. Народу в общем немало: подошедшие вместе со мной мастера, отроки личной стражи, несколько вольных работяг и каким-то боком затесавшиеся две женщины с мехами — носят воду труженикам. Видно тоже члены семей новой стражи, коих Илоне кровь из носу нужно трудоустроить. Массовка есть, через час всё королевство будет знать, что я сделал. Если лопухнусь — лучше сразу в Светлую и на дно.
— Сеньоры, взяли лопаты и кирки, и начинаем работать в поте лица! — прикрикнул на них, понимая, как глупо это выглядит. — Всё ясно? Вопросы? Нет вопросов? Тогда приступаем. Раз. Два. Три!
Не шелохнулись. Полные братья заволновались, заперешёптывались — они встали все шестеро одной кучкой, хотя «статусные», переговорщики, всё же держались достойно, с вызовом, в отличие от работяг из обслуги. Но полубратья как стояли — так и продолжили, лишь губы кого-то из них тронула ехидная усмешка превосходства.
Я оглянулся, увидел за спиной одного из охранников памятный «Аструм». О как, парни начали с перевооружения собственно замка — ладно, ругать не буду, пускай. Шаг логичный.
— О, — дай сюда!
Забрал. Поставил ногу в стремя, с наслаждением (моё жедетище) его натянул. Тетива шла легче, чем в прошлый раз, и ручка рычага была чуть длиннее, но время натяга чутка увеличилась. Может так и надо, я в механике не бельмеса, тут тоже не буду давать оценку. Вложил в ложе болт. Навёл агрегат на одного из смутьянов.
— Сеньоры, я не шучу. Лопаты в руки, или вам хана. У меня нет никакого настроения вас облизывать, чего-то разрешать, чего нельзя другим, или делать скидки на происхождение. Вы — бандиты, убившие моих людей и пытавшиеся похитить меня. А значит или вы работаете, или я кончаю вас, как самых обычных бандитов с большой дороги.
— Пошёл ты! — прошипел один из этого сборища. Тихо, сквозь зубы, но остальные молчали, и было слышно.
— Как хотите.
Тр-реньк! Отдача. Я не целился — этой штукой очень сложно целиться, ни ствола, ни пушки. Хотя местные и показывают пилотаж в меткости, это однозначно не моё. Болт вошёл в грудь… Кому-то из орденцев, в кого попал — в того попал, рука бога, наверное.
Тело полубрата захрипело, начало оседать. Тишина вокруг зазвенела. Только ойкнули обе женщины, но быстро заткнулись, и… Нет, не убежали. И не запричитали. И не упали в обморок. Ойкнули и продолжили смотреть. А ещё прекратили работу и обернулись, смотря за действом, «уркаганы», и надсмотрщики и охрана им и слова не сказала, сама поглощённая разворачивающимся действом.
Ладно, продолжаем концерт. Снова ногу в стремя. Краникен с предохранителя, рычаг дреньк-дреньк, дреньк-дреньк. Тетива натягивается неторопливо, но очень… Смертоносно. Опасный звук. Тетива обычная, из конопляной верёвки — боевые, из жил, будем на войне использовать. Экономия. Новый болт взять у стража. В ложе, поднять, навести на группу камрадов в похожих на чёрта, испачканных, но когда-то белых накидках…
— Раз. Два. Три, — вопрошаю. — Снова нет?
Тр-реньк! О как, в шею! Блин, кровяки сколько! Падающее тело подхватили братаны убитого, аккуратно положили на землю. На меня затравленный ненавистный взгляд… Полный растерянности. К такому их жизнь не готовила. Без эмоций, как скот, их никогда никто не убивал. Они не скот! Они привыкли себя считать белой костью! А тут какой-то граф их — и за дерьмо держит!
Ногу в стремя. Трак, трак, трак! Протянуть руку за следующим болтом. Ложе. Поднять, прицел. Досчитать до трёх. Тр-реньк!
В живот. Не так красиво и красочно, без лишней крови, но новое тело взвыло и само начало медленно оседать. Ещё более испуганный и затравленный взгляд остальных.
— Граф, не надо! — Это Амвросий. Он у нас «хороший полицейский». — Что ты делаешь, одумайся?
— Граф, тебе это не забудется! — А это стращать начал «плохой полицейский» Одоакр. — ЭТОГО тебе никогда не простят!
— Я ищу чьего-то прощения? — наигранно-удивлённо вытянул я мордаху. — Или кого-то боюсь? — Пауза. — Повторяю, сеньоры! Передо мной — бандиты! Напавшие на моё графство, убившие моих людей! Это собаки, и смерть им — собачья! Хотите жить — выполняйте приказы, и точка! Возможно я вас обменяю в итоге вашим хозяевам, но только тех из вас, кто доживёт. Никаких потворств вашему эго не преемлю! Болт! — протянул руку в сторону.
