думала, что ты для меня чужак! И с чего ты вообще взяла, что я должен ослепнуть или, того хуже, погибнуть?
– Мне так сказал Савитар.
– А вдруг он врёт? Вдруг они все врут? Мне уже соврали про башню. С чего бы им говорить правду о твоей болезни?
– Ты правда хочешь это узнать? Хочешь заглянуть мне в глаза? – с какой-то мольбой в голосе спрашивала Рашми. – И не боишься?
– Не боюсь! – без раздумий выдал храбрый, но глупый Ананд. – Я хочу быть, как ты, чтоб совсем без отличий.
– Ну хорошо, – согласилась Рашми. – Только отойди от меня на пару шагов и отвернись – моя к тебе просьба, на случай, если вдруг передумаешь.
– Не передумаю! – стоял на своём Ананд.
– Но ты всё же сделай, как я сказала. Ради меня, – нежно уговаривала его прекрасная маленькая тигрица. Ананд прислушался к ней: плывя в травах, он отошёл от неё на два прыжка вперёд и случайно бросил взгляд на траву под лапами – трава была выжжена и грела, как только что испечённый хлеб. И на какой-то короткий миг он засомневался: правильно ли он поступает? Но то была не трусость, вовсе нет: Ананд был храбрым для своих лет тигрёнком. Это было благоразумие. Ведь иметь голову на плечах – благо, то хорошее, что оберегает нас от неразумных, скоропостижных решений, в то время как любые решения стоит принимать на холодную голову. А тигрёнок Ананд определённо погорячился. И в этом прекрасная маленькая тигрица Рашми была куда мудрее его.
И снова звёзды будто кто-то смахнул с небес, будто они были выложены из песка, и чьё-то дыхание сдуло их, и осталась лишь пустошь. Только теперь у Ананда не жгло в глазах – он сорвался с места, полный решимости закончить начатое, прыжками подскочил к Рашми, сидящей в кусте жасмина. Его взгляд устремился в два золотых камешка её глаз.
– Я смотрю! Я смотрю в них! – радовался Ананд – ещё немного и он пустился бы в пляс. – Теперь я такой же, как ты! Я… – он не договорил, а на его мордочке застыло непонимание: кто-то вернул на небо звёзды, а глаза Рашми скрывала всё та же голубая повязка с вышитыми на ней золотой нитью глазками. – Как?.. Почему?.. – залепетал обескураженный Ананд.
– Искра. Ты меня ей обучил, – с хитрой улыбкой ответила Рашми. – На свою голову. Я всё выдумала – это иллюзия, Ананд. Тот, кто дорожит другим, никогда не сделает тому, кем дорожит, больно. Где есть любовь – там не бывает больно. А ты, Ананд, не дорожишь своим сокровищем.
– Сокровищем? – не понял тот.
– Да, жизнь – это сокровище, что есть у бедняков и богачей. Я прочитала это в одной книжке и запомнила.
Ананд светло улыбнулся.
Но вернёмся в настоящее, в ночь их первого знакомства. Ночь кончалась, и незаметно подкрадывалось утро. Солнце заполняло палитру мира красками. Ананд всё думал, как представить Рашми отцу, что тот скажет, как поведёт себя? Не выдаст ли отец Рашми королю, а король – не запрёт ли её снова в башне? Да, его отец и его король были добры и справедливы, но лучше сейчас держать ухо востро. И с тяжёлым сердцем Ананд предложил Рашми вернуться в башню, пока он не придумает, как раз и навсегда спасти её из заточения, но взамен пообещал, что вернётся за ней в следующую ночь. К его удивлению и успокоению, она легко согласилась, без слёз и уговоров. Скорее всего, Рашми, как и сам Ананд, боялась, что к ней может наведаться Савитар. Ананд отнёс её на спине в башню, обогнув остров по побережью, чтобы не попасться королевской страже, и собрал искрой мозаику окна.
В хижине отец досматривал последний, предрассветный, сон. Ананд прокрался в постель совсем без сил и, едва коснувшись головой подушки, заснул.
Глава 7. Световая болезнь
Сон Ананда был крепок, но короток. Прабхакар уже тормошил сына: тот чуть не проспал занятия в школе.
– Что, этой ночью к тебе приходил артифекс сновидений? – потешался над ним отец, но когда увидел кукольную мордочку сына и сморщенные лепестки его сонных век, забеспокоился и спросил: – Что с тобой, Ананд, ты не заболел?
– Нет, пап, я же убирался в королевской библиотеке, вот и умаялся, – зевнул во всю пасть Ананд и сладко потянулся, выгнувшись дугой и хрустя молодыми позвонками.
«Уф, кажется, папа не заметил моих ночных похождений. И королевская стража не ломится в дверь, значит, на полётах не попался», – с облегчением подумал он.
В школу идти не хотелось. Да и какая школа, когда все мысли заняты прекрасной маленькой тигрицей. Но идти пришлось: первым уроком были полёты. Ананд спал в небе, как стриж, и его чуть не выгнал с занятия учитель.
Но полёты были лишь разминкой. И должно же было такому случиться, что именно сегодня, на этом самом уроке, они закрепляли одно очень сложное упражнение. Но сложным оно могло показаться лишь чужакам – учителя чужаков хвалили своих учеников и ставили им высокие отметки уже за то, что те лазали по канату или прыгали в длину. Ученикам бенгардийской школы искусного овладения искусством искры приходилось прыгать ещё дальше и ещё выше – до Луны! И не только до одной луны, но и вообще до любой планеты Солнечной системы и вне её. Главное, не промахнуться и не угодить прямиком на Солнце.
Ананду межпланетные прыжки давались хорошо. А в прыжках до Луны он был вообще мастак! Но только не сегодня. Сегодня у Ананда слипались глаза, и он никак не мог удержать взгляд на утренней луне, лёгкой и прозрачной, словно стеклянная пуговица: она двоилась, и тигрёнок размалывал её ресницами. Чтобы допрыгнуть так невероятно высоко, требовалось всего лишь смотреть в одну точку и не мигать, разжечь в себе искру, переместить всю свою силу в задние лапы и выпрыгнуть.
Учителем по полётам и межпланетным прыжками числился ещё не старый, но уже не молодой тигр, сполна повидавший на своём веку: когда-то он вёл за собой в небеса войско бесстрашных бенгардийцев, готовых расстаться с жизнью, но поразить врага. Гром и молнии были ему боевой песней, а залпы огня выжигали на его шерсти проплешины. Теперь же он сварливо, но доброхотно обучал сопливых тигрят полётам и прыжкам. Чем ещё остаётся заниматься, если в Бенгардии не осталось места для славных битв.
Ученики прыгали по очереди и по команде учителя: «Рр-ар!» – то есть, «Давай!» Когда дошёл черёд до Ананда, тигрёнок
