Однако встреча их была совсем иной, чем он мог представить. Молодая женщина, гибкая, стройная, с копной каштановых волос, сияя, влетела в зал, далеко позади оставив всю свиту. И с разбега бросилась Блейду на грудь! Он закружил ее по залу, хмельной от радости и облегчения.
Затем были еще объятия, и смех сквозь слезы, и сбивчивые рассказы. Она осыпала поцелуями мальчика, разрыдалась перед ним, начала что-то говорить, сбилась, стиснула его и не отпускала больше, словно боялась расстаться с сыном хоть на миг…
Встреча их была настолько трогательной, что вскоре все придворные дамы, понемногу собравшиеся за спиной Талин, зашмыгали носами, да и у самого Блейда неожиданно защипало веки.
Был в тот вечер еще и пир, где хмельное текло рекой, и пели скальды, и слышался хохот и восторженные крики, и провозглашались здравицы в честь принца Лондонского.
Блейд неожиданно для себя обрадовался прибытию старого Абдиаса, который приехал на одном из кораблей Ярла. Советник почти полностью оправился от болезни, и лишь его худоба, ставшая еще больше, напоминала о былых невзгодах. Старик без умолку тараторил, всячески прославляя храбрость принца Лондонского, и постоянно пытался втянуть его в разговор.
Впрочем, Блейд больше слушал, чем говорил, и, как только выдалась минутка, поспешил ускользнуть с празднества вместе с Талин.
Он не сводил с нее глаз. Как она была хороша, раскрасневшаяся, с сияющими от возбуждения глазами! Алые губки зовуще приоткрыты… нежный стан выгибается призывно… Блейд ощутил неожиданный трепет, какого не чувствовал с далекой юности — нетерпеливую дрожь новобрачного, спешащего познать девственность юной супруги.
Но ничего от стыдливого девичества не было в его Талин. Опытная, пышущая страстью зрелая женщина — такой явилась она ему на ложе. Он наслаждался ею бесконечно, раз за разом ввергая ее в пучины блаженства и уносясь за ней вслед на огненных волнах.
Она манила и притягивала, как воплощенная женственность; Блейду казалось, он поглощен ею всецело, в нем не осталось места ни для раздумий, ни для тревог или сомнений. Но, странное дело, чем больше он предавался любви с Талин, тем яснее и ярче виделась ему та, со струящимися ручьями длинных распущенных волос, что стояла, опершись на посох, напоминающий весло. Та, чье упоительно совершенное тело облегал короткий хитон, сотканный из сверкающей чешуи, а чело венчала корона, своей причудливой формой похожая на раковины тропических морей. Та, у чьих ног копошились водяные гады, щетинясь острым месивом плавников, хвостов и сверкая упругими скользкими телами…
Это могло бы продолжаться бесконечно… Всю ночь они не отрывались друг от друга — и утром, до самого полудня. Однако правительница королевства не всегда властна над своим временем; неотложные дела ждали ее.
Талин подолгу беседовала с советниками, принимала посланцев мирных или воинственных соседей, вершила правосудие и объезжала окрестные деревни, Это была истинная королева — и бремя власти она несла с достоинством, как мало кто был способен нести его.
Впрочем, Блейд не слишком страдал от невнимания, лишь порой шутил про себя, что женская эмансипация, похоже, стала бедой и этого мира… Но он не мог пожаловаться на скуку.
Он много занимался с мальчиком, стремясь передать сыну все, что позволяло время. Дик оказался жадным и любознательным учеником, и порой у свежеиспеченного отца не хватало терпения отвечать на его бесчисленные вопросы. Тогда он отправлял своего отпрыска к Абдиасу, сам же уезжал охотиться. Или отыскивал Талин… и тогда никакие государственные дела не могли служить ей спасением.
Блейд улыбнулся во тьме. Давно уже не ощущал он подобного умиротворения! Конечно, жить так всегда было бы немыслимо, но… но если бы в машине Хейджа сгорела пара-другая микросхем, он не стал бы возражать.
Машинальным жестом он потянулся к изголовью кровати. Там, по альбийскому обычаю, на низеньком столике всегда находился бокал вина — если господина вдруг будет мучать жажда. Обычно Блейд осушал его сразу после часа любви…
Осторожно, чтобы не потревожить Талин, он отстранился и сел на постели. Кубок в руке был тяжелым и прохладным, мысль о свежей влаге заранее вызывала удовольствие… Блейд поднес бокал ко рту, пригубил — и тут же с негодующим возгласом выплюнул жидкость на пол. И замер в неподвижности, не в силах поверить в то, что настойчиво твердили ему чувства.
Вино было отравлено!
Ни один альбиец — кроме, разве что, жителей Скайра, где напиток этот был более распространен — не почувствовал бы неладного. Обитатели северной Альбы пили пиво и медовуху, так что тончайшие отличия в аромате и вкусе виноградного напитка ничего не сказали бы им, не вызвали тревоги. И, будь Ричард Блейд обычным альбийцем, он, должно быть, уже корчился бы в агонии на полу.
Но неведомые убийцы просчитались: Блейд являлся неплохим знатоком вин. На Земле приятели нередко советовались с ним насчет той или иной марки или года, и его суждение ни разу не оказывалось ошибочным; он обладал врожденным чутьем винодела. И благоприобретенным талантом разведчика распознавать опасность.
Он не мог точно сказать, что за зелье подмешали в его кубок, но это и не имело значения. Куда важнее было узнать: кто и зачем?
Кому помешал Ричард Блейд, принц Лондонский, бывший пират, возлюбленный королевы Талин, отец ее наследника? Кто мог затаить на него зло? И кто имел возможность подобраться к нему достаточно близко, чтобы привести злодейский план в исполнение?
Первой его мыслью было разбудить Талин. Возможно, она что-то подскажет… Но, по размышлении, он решил этого не делать. Что толку зря волновать возлюбленную?
Сначала ему следовало попробовать разобраться во всем самому.
Отставив подальше злополучный бокал, Блейд вновь улегся на постель, заложив руки за голову. Мрачные, пустые мысли… Только что он мечтал о покое и тихой жизни — и вот ответ! Неужели такова его судьба во веки веков? И сколько еще удача будет на его стороне? Рано или поздно настанет день, когда он оступится, проявит неосторожность… Это будет конец!
Он сказал себе, что страшиться неизбежного конца пристало лишь зеленым юнцам, не изведавшим жизни, но никак не зрелым мужем, испытавшим многое. Однако досада не проходила. Он мог погибнуть сейчас! Мог погибнуть, если б был чуть менее внимателен — или убийцы оказались чуть половчее. И это было унизительно и нелепо.
Не в силах лежать спокойно, Блейд встал с постели и подошел к окну. Откинув тяжелую бархатную портьеру, он взглянул на залитый алым сиянием мир. Обе луны шли на убыль; еще немного — и наступит двойное новолуние. Кажется, кто-то говорил ему, что подобное случается лишь раз в семь лет…
