вид человека. Но никто из них не умеет создавать и самого слабого морока-обмана. Либо его кто-то обучил, либо при переходе в Ирд что-то произошло, и он научился сам. Они разумны, каждый по-своему. И каждый по-своему опасен. Коппа охраняет свои земли всеми силами, нападает на любого, кто ступит в его владения, но, если его не трогать, не станет угрожать и сам, будет избегать встречи и внимания. Питсы – мелкие пакостники, бродят группами, шкодят во дворах, прячут или портят вещи. Не представляю, что должно заставить их и пытаться атаковать, и морочить, и разделиться. Они трусливы. Если переход между мирами не изменил нрава, о них можно не вспоминать. Да и коппа не пошёл бы в таверну посидеть среди людей, не оставил бы земель у камня, коль посчитал своими.
– Значит, остаётся грухи?
Эйдре потянула Ферра прочь от поля и понизила голос:
– Самый опасный. Хитрец и ловкач, охотник за заблудшими. Умён, изворотлив, перенимает повадки тех, кого видел. С ним можно и договориться, он даже даёт временами советы тем, кто ему полезен или приглянулся. Если пришёл в деревню, местные его чем-то разозлили. Он не ищет пропитания, он зол и хочет мстить.
– Беды начались с охотников, – напомнил жрец. – Забрали его добычу?
– Может быть, – кивнула чародейка. – Если ещё и в Ирд попал не сам, если его сюда просто затянуло через хрупкий порог, он и так в ярости, а людям, отнявшим пищу, несдобровать. Пощады это чудовище не знает.
– Но мерг тоже был у камня и что-то выискивал. Не мог ли грухи убить его дорогой и просто принять облик? Или собаки? Точно ли путник из леса – не морок и существует на самом деле? Создать образ – непростая задача, звуком он тебя не проведёт, но видом бы обманул.
– С охотником из Сэйда следует смотреть на глаза. Их он изменить не может, всегда будет ходить с чёрно-золотыми. Никто бы не признал колдуна мергом, приди в его обличие грухи. И его пёс боится эту тварь, не хозяина, а то, что он обыкновенная, пусть и умная собака, я уверена. Что бы ни искал тут мерг, с добром или злом явился, к грухи он отношения не имеет, да и знать о нём не знает: ни в Ирде, ни в нижнем мире такого не водится.
– Тогда оставим пока колдуна, не до него, – решил Ферр. – Нападёт грухи завтра у камня, ему нужна сила Сэйд, верно?
– Да, и нападёт вечером на празднике, на грани дня и ночи его могущество возрастёт, а наваждение, вырвавшееся в Ирд, только поможет. Ещё и перекрёсток этот… Тоже ему лишь на руку.
Они в гнетущем молчании прошли в таверну, поднялись наверх и крепко заперли дверь. Эйдре села у окна, смотрела во тьму ночи, хмурилась. Ферр побродил между кроватями, а после спросил:
– Зачем же он взялся морочить этим вечером, коль его ведёт не голод?
– Напугать. – Хрупкое плечо чародейки коротко дрогнуло, а голос прозвучал так буднично, словно они беседовали о погоде. – Чтобы люди не решились оставаться одни и держались вместе.
Жрец мрачно усмехнулся, уселся на кровать, потянул к себе напряжённую Эйдре:
– Давай сейчас отдыхать. Завтра подумаем, что с этим делать, посмотрим снова камень, решим, чем взять грухи. Ночь не принесёт верных мыслей и спутает планы.
Чародейка уткнулась лицом ему в грудь, устало вздохнула. Ферр какое-то время гладил её косы, а когда дева заснула, нежно поцеловал и закрыл глаза сам. Что бы ни сулил им завтрашний день, он был уверен: от усталости толка не прибавится наверняка.
Глава 6. Пороги и перекрёстки
Удача редко бывала спутницей Ульда, а перед Модром покинула вовсе. Он спешил от Хегги прямиком в большой город на юге, Билнуд, едва поспевал до праздника. В такую пору там точно найдутся жрецы с их легендами и пророчествами, а с ними появились бы ответы да хоть капля ясности. А коль совсем повезёт, можно послушать даже выступление советника самого князя, тот-то наверняка знает поболе многих иных. Мерг нигде не планировал задерживаться, никуда не хотел сворачивать, но в дороге всё шло наперекосяк, – то мост обрушился и выпало тащиться в обход, то ещё какая нелепая беда, истратившая время да силы. А после дело вовсе испортили духи.
Незадолго до перекрёстка на Билнуд они словно с ума посходили окончательно. Припомнить, бывал ли когда-то вой и шёпот мертвецов понятным полностью, Ульд бы не взялся, но в этих местах даже для духов безумия оказалось чересчур. Предки сельчан крупной деревни аккурат на пересечении трёх трактов ревели и вопили о жатве, большой крови да Сэйде. Мерг решил заглянуть, выведать, что там творится, и хоть предупредить об опасности, – уж когда духи заговаривают о смерти, она неминуема, если пустить всё на волю судьбы, а в город он уже не поспевал не только до праздника, но и на него тоже.
С виду деревня чудилась мирной, спокойной. Бед не случалось, разве что последнее время не заладилось у людей с охотой, но урожай выдался крепкий, голодной зимы не грозило. Все готовились к Модру, суетились, ругались да смеялись. О лихих людях не слыхали, друг с другом говорили дружелюбно, а крепкое словцо было подспорьем в работе и не портило добрых отношений с соседями. О странностях в окрестном лесу да о путнике, на коего напал страшный зверь, рассказал мергу староста, человек приятный и умный, трусости и пустых сомнений не знавший вовсе. Но предсказание колдуна растревожило его столь сильно, что он просил Ульда остаться на праздник, посмотреть, не начнётся ли чего дурного да помочь в случае несчастья.
Бросать людей в беде, особенно, ежели она предсказана духами, мерг не умел. Потому согласился приглядеть за порядком пару дней, сколь бы ни хотелось ему поскорее продолжить путь в город. Одна радость оказалась во временной задержке – в деревню явились жрец с сэйд, стало быть песни Ульду услышать суждено. Парень пришёл молодой, на пару вёсен помладше его, и на многое мерг не рассчитывал. Потому вечером, когда жрец выступал в таверне, приятно дивился песням да легендам, которые такими прежде не слыхивал.
В его дом тоже заходили на праздники путники Ирда со своими музыкантами. Пели древние легенды или истории из странствий. Но то ли Ульд тогда был слишком юн, то ли память начинала подводить самих жрецов, а многие вещи он теперь услышал впервые. Колдун подумал было, что хорошо бы осторожно расспросить парня о его выступлении, откуда он брал баллады, да решить, сколько за ними правды, а сколько добавлено для красного словца ради восхищённых взглядов толпы. Но предсказание духов оставалось важнее, а
