обозвала его беспутой, извергом, нечистью, и отлучила от себя.
Шаг за шагом в семье копился протест на выходки «выродка». Терпение Пакостиных лопнуло на собрании, которое классный руководитель проводила совместно с родителями и детьми. Отец и мать шли в школу с тяжёлым предчувствием, ибо накануне они прочитали в ученическом дневнике, что их младший «на перемене бил девочек под дыхло». И ощущения их не обманули: практически в самом начале мероприятия учительница прилюдно объявила, что второгодник Вова Пакостин связался с третьегодником Васей Чайниковым.
– Вот говорят, что зараза к заразе не пристанет…Но это тот случай, когда зараза к заразе пристала, – назидательно воздела указательный палец наставница. – Гляньте сами, на обложке тетради по русскому языку третьеклассник Чайников, как курица лапой, накарябал: «Чайникого Васи». Каково?! А?! Уму непостижимо! Но и Вова тоже хорош. Он и тут от Васи не отстал. На своей тетрадке он нацарапал, как курица лапой: «Пакостинова Вовы». Вовочка, скажи нам, пожалуйста, в кого ты такой?
– Я самовыродок! – амбициозно выкрикнул Вова под общий смех.
Если на собрании родители молча краснели, то дома их прорвало. Они всё рассказали бабушке, вместе с которой смеялись над «беспутой»: «Гля, самовыродок!»
Злопамятный шкет затаил злобу «на старую каргу и шнурков». Большую злобу. Жажда мести жгла его печёнки едва ли не год, прежде чем подвернулась оказия. В ту пору родители с Варенькой уехали в отпуск, оставив бабушку наедине с трудновоспитуемым потомком. И Вова Пакостин сполна вернул старушке «должок». В первую же ночь, едва она уснула, он взял топор и тремя рассчитанными ударами раскроил несчастной женщине череп. Затем внук отрубил голову и расчленил тело, части которого, пользуясь темнотой, выбросил всё в то же хранилище с нечистотами, куда некогда угодила бедная Жулька.
Уголовный розыск и следственный комитет оперативно раскрыли злодеяние. Да только Пакостин по малолетству уголовной ответственности избежал – спецшкола, вот что стало для него «высшей мерой наказания», ибо на людское осуждение ему уже было наплевать.
В неполные двенадцать лет Вова (в ту пору среди лихих сверстников уже «дослужившийся» до Вована) ранней весной совершил побег из спецшколы и заявился домой. В тот же день отпетый головорез угнал у соседей Лапиковых мотоцикл, «загнав» его за бесценок скупщику краденого. Милиция по заявлению потерпевших возбудила уголовное дело и без колебаний выдвинула единственно правильную версию о личности расхитителя.
Спасаясь от новой погони, воришка бежал в лес. И забрался в такие дебри, что дорогу назад найти уже не смог. Он безуспешно блудил трое суток в скупой на харч весенней тайге. И тень голодной смерти занесла над ним свою беспощадную длань…Было бы цинизмом заявить, что старуха с косой в этом случае свершила бы благое деяние, но то, что мало кто всплакнул бы от такой вести – точно.
По стечению обстоятельств Вована спас незнакомый охотник по имени Иван. Он накормил его, обогрел, а на следующий день вывел к железной дороге. В ожидании поезда на глухом таёжном полустанке они прилегли на апрельском солнцепёке. Усталый охотник задремал. То был его последний сон. Отрок Покостин мигом смекнул, что теперь-то он не пропадёт, ибо золотое обручальное кольцо на безымянном пальце Ивана и кошелёк за пазухой сами так и просились в пакостливые руки маленькой мрази. И Вован зарубил недалёкого на человеческую подлость Ивана охотничьим топориком, скатив труп в кусты.
День спустя беглеца задержали на рынке, где он пытался сбыть кольцо. За убийство подросток вновь отделался всё той же спецшколой, – какой с малолетнего спрос? Зато среди спецконтингента Пакостин вошёл «в крутой авторитет» – спать около него опасались даже самые отчаянные сорвиголовы. За второе душегубство его и возвели в статус Вована Палача.
Шли годы. Пакостин рос, росли и его запросы. Шестнадцатилетие ему хотелось отметить круто. Так как папа с мамой давно от него отреклись, то он с дружками пошёл на разбой, при котором и «запалился». Так что, в тот раз Вован колонии не избежал. Усвоив, что отныне возраст – не избавление от тюрьмы, в которой сидят одни «чуханы», Палач зарёкся сюда попадать. Ведь воровать и убивать, во-первых, надо так, чтобы «не забрили», а во-вторых, чужими руками – на случай, если подельники «лоханутся».
В данной фазе зоологического развития судьба свела Вована с Лёхой Авиатором. Для Пакостина встреча оказалась знаменательной. Происходя из богатой семьи, Лёха не вёл счёту деньгам. Он их презирал, как и ту общественную среду, что выносила его. От скуки и непреодолимой тяги к риску, Авиатор стал Робин Гудом двадцать первого века. Он грабил толстосумов там, где они этого совершенно не ждали – в небе России. Лёха на дроне перехватывал аэроболиды, только-только входившие в моду, заставляя буржуев приземляться в указанном месте, после чего ценности реквизировал, а прочее раздавал кому попало.
Экстремал по натуре, Авиатор «под настроение» практиковал и пикирование на ранцевом планере непосредственно на аэроболид. Крылатый клич «Сарынь на кичку!» 4 и пистолет, направленный через ветровое стекло в лоб пилоту – безотказное средство, понуждающее любого несговорчивого к покорности.
Лёха стремился держать марку романтического разбойникав. Мы не какие-нибудь пошлые братки, – систематически внушал он подельникам. – Мы – экспроприаторы экспроприаторов. Мы – благородные эксы! И это звучит гордо!»
Сказать в связи с этим, что Вован попал к Лёхе на выучку – не сказать ничего: Палач попал почти в родную стихию. «Почти» по той причине, что новобранцу-подручному жалко было отдавать «ватникам» часть «дани». В остальном же он находил «эксовский» уклад вполне приемлемым, и постепенно превратился в незаменимого помощника Авиатора.
Как-то раз, после очередного удачного налёта близ Сочи, Пакостин «скрысятничал», как было принято говорить в кругу «эксов», припрятав экспроприированный золотой браслет. Его «гнусь» вскрылась ненароком: на диком пляже он, забывшись, стал доставать из спортивной сумки плавки, а вместе с ними вытянул и браслет. Лёха за посягательство на «общак» и отступничество от неписаных правил среагировал моментально: вожак принародно
набил Вовану наглую морду – да так, что зубы вылетали подобно стреляным гильзам из автомата.
Кстати, следствием того мордобоя было и то, что главный «экс» рассёк надвое Пакостину кончик языка. За эту метку Палача и наградили третьей и последней уголовной «кликухой» – Змей.
Вован мордобой «за крысятничество» принял беспрекословно, внешне соблюдая блатное достоинство. Он и виду не подал, что затаил зло.
– Мерси за науку, Авиатор, – сказал Вован, отплёвываясь и отирая физиономию от крови и песка. – Жадность фраера сгубила…Моя подлянка, чего уж там. Мерси.
– Хавай на здоровье! – добродушно ответил отходчивый Лёха. – Сдачи не надо, оставь себе.
На том конфликт сочли исчерпанным. Правда, в конце того лета Авиатор разбился: у него отказал ранцевый аппарат при затяжном прыжке на аэроболид. По всей вероятности,
