тут йока с два кто-то справился. Привычно попробовал призвать Ло. Тишина. Кто бы сомневался. А что, если он пропал навсегда…
Один из охранников, взяв душилки, первым скрылся за дверью. Второй вывел меня следом и повёл в противоположную сторону. Конец длинного коридора скрывается во мраке. Окон здесь нет. Свет исходит от редких масляных ламп, висящих на стенах.
— Всё, дружок, ты в своём новом доме, — ухмыльнулся охранник. — Не дворец, но жить можно. Правда, недолго. Ты везучий — аккурат к началу турнира попал к нам. Другие бедолаги по месяцу-другому сидят, своё дерьмо нюхают, прежде чем на арену выйти, а тебе всего пару дней поторчать в клетке — и снова солнце увидишь.
Оставив шутника без ответа, я продолжал разглядывать коридор. Через пару десятков шагов впереди начинаются забранные решётками комнатки, вроде маленьких низкосводных пещерок, что идут сплошной чередой с обеих сторон. В каждой люди. Сквозь железные прутья просунуты руки. Слышу тихое бормотание.
— Чего клешни тяните? А ну спать все. Забыли, что вам силы нужны?
Но слова охранника только будоражат людей.
— Что там? Новенького ведут?
— Кто? Дай глянуть?
— Эй, малой! Ты из вольных? За что к нам?
— Мамка лорду не дала?
— Или плохо старалась?
Под сводами бесконечного коридора многоголосым эхом разносится хохот. Эти люди здесь долго сидят. Видать, многие успели свыкнуться с мыслью о неминуемой смерти. Этим нечего терять. Понимаю.
— Молчать, мясо! Языки на арене без надобности. Можем и укоротить.
Но угроза фальшивая насквозь. Тон, каким она брошена, вял. Видно, смертникам позволительно костерить тут, хоть лордов, хоть мамку охранника. На лицах, прижавшихся к прутьям решёток, злорадство соседствует с жалостью. Я не враг им. Кто-то даже, наверное, рад, что мальчишку ведут — в их глазах я удобный противник.
— Смертик! Ты-то за что? Как же так…
Сёпа! Жив! Нахожу друга взглядом. Борода подросла, но лицо не осунувшееся. Знать, хоть кормят тут досыта.
— Метла, друг! Рад видеть! — искренне улыбнулся я. — Мехмед мне вольную выписал. Я ему спасибо сказал. Даром в пузо. Не люблю мужеложцев.
— Не болтать! — тряхнул меня охранник, уводя дальше.
— Собаке — собачья смерть! — успел крикнуть мне вдогонку Сепан. — Бейся в полную силу, Смерик! Только в полную!
Сёпа вроде бы ещё что-то кричал, но его голос потонул в общем галдеже. Сколько же здесь людей? Всё идём и идём. Коридор не прямой, кстати. Изгибается потихоньку направо. И по-прежнему с обеих сторон клетки, клетки, клетки. И отовсюду торчат чьи-то руки, и летят выкрики.
— Вот она высшая справедливость!
Слух выхватил из общего гвалта знакомый голос. Молчун! И он жив. Слава Единому!
— Отправил меня на арену, малолетняя дрянь? Доволен? Вот и сам теперь здесь. Небо всё видит.
Появившаяся было улыбка мигом исчезла с моего лица. Вот, значит, как? Не себя виноватым считает, а меня решил выставить крайним.
— Дурак ты, Молчун, — отыскал я взглядом предза. — Не я тебя в ту нору толкнул. Наоборот же, помочь хотел. А… — отвернулся я.
Махнул бы рукой, да те связаны.
— Помощничек йоков! Конец тебе, крыса. Без своего дара ты — никто. Ты больше не Смертик, ты — Трупик.
И мой бывший товарищ по отряду залился противным раскатистым смехом. Никто? Ну-ну. Под тысячу долей в сумме. Кто может здесь похвастаться таким троеростом? Да только те же Молчун, да Метла. Предзы — редкость, а среди местных безымянных с такими числами по триадам попробуй кого отыщи. Поди, не с лордами предстоит драться. Небось, я и без Ло тут одним из сильнейших бойцов окажусь.
— Гля, сколько тут друзей у тебя, — отвлёк меня от мыслей охранник. — Звиняй, парень, что не подселяю к товарищам. У нас так не принято. Будут тебе новые друзья. Вон, пришли почти. Сорок девятая клетка. Всего три постояльца.
* * *
Тополь, Ухо и Асмерхан — так звали моих соседей по клетке. Двое первых такие же безымянные, как и я до вчерашнего дня, только из зелёного сектора Дома Эль-Синх. Один худощавый и длинный, другой чуть пониже, но с очень большими ушами. Сразу ясно, за что получены клички, которые непутёвые воры продолжали использовать вместо имён.
Эти двое в каком-то роде были товарищами Молчуна по несчастью. Нет, в норы они не запрыгивали — всё значительно проще. Втихаря воровали бобы при разделке. Тополь сам и по-мелкому, Ухо в доле с одним из смотрящих, что теперь сидит в другой клетке, и уже в куда больших количествах. Не глотали, конечно. Всё шло на продажу. Тут по той же причине за решёткой сидит чуть ли не каждый второй. Воровство бобов и семян — самое распространённое преступление у Безымянных.
А вот простоты на арене, что меня удивило, не было вовсе. Бесправных обитателей внешки при поимке на чём-либо незаконном немедля казнили. Впрочем, понятно — здесь им нужны были только бойцы. Какой смысл выставлять против воина крестьянина без долей и потребных умений? То же самое с бабами. Кто покраше за малое преступление мог отделаться оборотом-другим в казённом доме услады. Некрасивых — сразу за стены.
Исключение — вольные. Этим, даже не будь мужик воином, искупить своё прегрешение на арене шанс давался. Увы, Асмерхан был торговцем, отродясь не державшим в руках, ни меча, ни копья, что доказывал и объёмный живот архейца. Дядьку жадность сгубила. Скрыл доход, чтобы меньше налогов платить. Раз сошло с рук, два, три. На девятом или десятом — он сам уже сбился со счёта — таки хитрована поймали.
На удивление, торгаш вёл себя куда спокойнее своих нервничающих в ожидании начала турнира соседей. Асмерхан уже смирился со своей участью и воспринимал скорую смерть, как избавление. Не привык дядька, всю жизнь проживший в достатке, к условиям клетки. Нет, кормят тут со слов мужиков хорошо — бойцам нужны силы — но дырка в углу для справления нужды, заменяющие кровати жёсткие лавки и невозможность помыться чаще, чем раз в пару недель — это пытка и муки, которые невозможно терпеть.
Но скоро страданиям наступит конец. Несмотря на огромный живот и обвисшие щёки Асмерхану не избежать поединка на ближайшем турнире. Таких, как он, ради смеха всегда выставляют — потешить народ. Кому-то может и не найтись места в потребных ста двадцати восьми парах. Таким ждать два месяца начала следующих боёв. Но самые слабые, как и самые
