производит зрелище, которое так ценится фэли.
Затем оставшемуся материалу дают остыть, и он представляет собой огромное хранилище. Это продолжалось месяцами, а в некоторых случаях даже годами. И вот, в назначенное время, мы находились в огромной толпе среди зданий, где размещались телескопы, приготовившись к редкому удовольствию.
Внезапно, без предупреждения, все небо осветилось. Через несколько секунд до нас донесся звук взрыва. Мы увидели столб огня и дыма, медленно поднимающийся из чана.
Там были падающие лучи, похожие на северное сияние. там были области плотной черноты, через определенные промежутки времени простреливаемые вспышками всех оттенков цвета, которые только может представить человеческий глаз. Были вспышки интенсивного света, похожие на взрывы шрапнели, клубящиеся облака газов цвета серы, и вообще такое проявление света и цвета, какое можно было бы ожидать, если бы все нефтяные скважины и химические заводы в мире были собраны в один, и все сразу загорелись. Затем, когда пылающая масса поднялась выше в небо, колонна постепенно приобрела более определенную форму и цвет. В центре возникла огненная колонна, устремившаяся прямо к зениту, а по обе стороны от нее – колонна меньшего блеска, как будто раскаленная колонна была окружена цилиндром флуоресценции, который быстро угасал по направлению к ее окружности. Эта колонна была очень большой в нижней части, занимая пространство около 15° от всего круга обзора.
По мере подъема она уменьшалась в размерах, подобно тому, как рельсы железной дороги сходятся вдали, если смотреть вдоль ровного участка пути. Эта колонна становилась все меньше и меньше, пока наконец не исчезла на границе видимости.
Полюбовавшись некоторое время на эту сцену, полностью поглощенный ее масштабом и великолепием, я понял, что остался один – мои спутники и окружающие меня люди ушли к телескопам.
Я последовал за ними и увидел, что они собрались в кружок вокруг больших зеркал, отражавших увеличенные изображения от гигантских приборов. Когда я подошел к тому из них, у которого мне ранее было отведено место рядом с Аконом, я увидел зрелище, поражающее своим блеском и величием, соперничающим со всем, что я когда-либо видел за всю свою жизнь. Там возвышался светящийся сужающийся конус, исчезающий в темноте, но как великолепное творение света и цвета, выделяющийся четко и великолепно в каждой детали.
Как мне описать все это? Слова могут передать лишь несовершенную и неверную картину. По общему эффекту это было похоже на то, как если бы вы поставили несколько очень высоких и изящных ваз, одну на другую, вазы, несколько расширенные снизу и сужающиеся к верху.
Я сказал Акону, что это кажется мне весьма необычным явлением, он согласился со мной и сказал, что эти увеличения, происходящие через регулярные промежутки времени, как полагают, вызваны изменением плотности последовательных слоев земли. Поскольку объем любого газа изменяется в прямой зависимости от давления, которое его ограничивает, всякий раз, когда этот газ поднимается в пласт с пониженной плотностью, он расширяется, создавая чашу вазы. Затем, поднимаясь на большую высоту, он, естественно, уменьшается в размерах, образуя горлышко вазы, пока не пройдет через другой пласт, расширяясь в следующую чашу.
Почти механически я считал последовательные увеличения. Их было тринадцать. Тогда, во второй раз с момента моего прибытия в эту странную страну, я сказал: "Это, должно быть, Четырнадцатая Земля". И, несмотря на захватывающее зрелище, мои мысли на мгновение вернулись к маленьким пронумерованным дискам в лаборатории мистера Кингстона, и я подумал, не означает ли число 14 некий определенный мир в системе ученого.
Затем, пока я размышлял об этом, волшебный стебель внезапно расцвел на вершине, или, скорее, взорвался, как красивейший фейерверк в гигантском пиротехническом шоу, и восхищенный ропот поднялся от окружающих меня людей, возвращая меня к сцене на старом парадном поле, когда я был мальчиком, наблюдая за огненными представлениями, когда какой-нибудь особо выделяющийся салют встречал одобрение толпы.
Верхушка колонны достигла поверхности земли, где я когда-то жил, и где тяжелые газы соприкасались с нашей атмосферой, которая была гораздо более разряжение, чем нижний слой.
Здесь были огромные светящиеся облака и яркие блики, похожие на разноцветные звезды и полосы яркого свечения, уходящие вдаль кривыми контурами, но в целом очерчивающие вертикальный, очень плоский конус. Эти потоки исчезали вдали, пока не слились с темнотой неба. Свет был настолько ярким, что, поглядев на него некоторое время, я был вынужден закрыть глаза, чтобы дать им отдохнуть, и когда я это сделал, я понял, что эта картина поразительно похожа на что-то, что я уже видел или о чем знал давным-давно. Этот приземистый конус, угасающие потоки – затем, словно приподняв занавес, все прояснилось, и в моем сознании вспыхнула другая картина. Я увидел огненный вулкан, извергающий смерть и разрушение, раскаленные потоки лавы стекали по склонам гор, поглощали дома и города и вливались в море. Я видел множество людей, которые в ужасе бежали, спасая свои жизни, а другие теряли сознание от удушья или погибали от жары, над всем этим висели огромные клуба черного дыма, а дождь из золы и пепла обрушивался на землю на многие мили вокруг.
Застывший от ужаса, я открыл глаза и увидел сияющее лицо Акона, счастливого от созерцания этой красоты, отображенной на рефлекторе. Видя, что со мной не все в порядке, он поспешил спросить, что со мной. Я не мог придумать ни одного слова на этом жалком языке, чтобы ответить ему.
Как человек отворачивается от отвратительной сцены, так и я отвернулась от зеркала. Оно больше не привлекало меня. Мой собеседник вскоре последовал за мной, и когда я достаточно успокоился, чтобы вновь свободно владеть его языком, я рассказал ему о том, как побочные продукты их промышленности вызывают к жизни наши вулканы, о творимыми ими хаосе и разрушениях.
Он проявил обеспокоенность, хотя не сразу поверил мне. Однако он пообещал сообщить об этом научному обществу и подумал, что, возможно, будут разработаны средства, которые помогут смягчить последствия извержения, а может быть, и вовсе избавиться от него.
Очень скоро после нашего возвращения с восстановительных площадок Общество Пеньона, можно сказать – мой приемный родитель или, скорее, опекун, решили предпринять попытку вернуть меня туда, откуда я пришел. Мое внезапное появление побудило весь научный мир к активной деятельности по изучению возможностей искусственного перераспределения электронов в атоме. Как я уже говорил, они уже умели располагать электроны и протоны в нужном соотношении, чтобы образовать любой элемент. Но перестановка электронов в сложных веществах без разрушения их формы и без разложения
