Виталий Цориев - Блики

Первый из двух выходных Вера проводит в постели, то погружаясь в глубокий сон, то дрейфуя на его поверхности под аккомпанемент телевизора: бесконечная череда плохих новостей: теракты, катастрофы, рост протестных настроений в обществе, избитые полицейскими студенты, обострение внешнеполитических конфликтов, все более успешные попытки фальсифицировать реальность, массовая, хорошо управляемая истерия. Столько пустых слов и столько крови. Уже вечером, когда начинает темнеть, она заставляет себя встать и поесть. В этой квартире она снимает комнату у семидесятилетней старухи-пенсионерки, но сейчас ее нет, она уехала к себе на дачу. Дай ей Бог здоровья, сдает дешево, не лезет не в свои дела, иногда делится воспоминаниями, довольно любопытными, умеет быть откровенной, но не навязчивой.

Второй день проходит также быстро, она пытается читать, но не может сосредоточиться, предлагает подругам встретиться, но у них полно дел вечером и им некогда. В итоге, она ловит себя на том, что уже час смотрит телесериал, причем актеры в нем играют настолько фальшиво, их интонации и выражения лиц настолько неестественны, коллизии так надуманны и пошлы, что раньше бы у нее это вызвало приступ рвоты, но теперь она смотрит на эти бездарные корчи с каким-то завидным бесстрастием. Проблемы простого люда, так их видят создатели сериалов на государственном ТВ. Что, если они правы? Может быть, пока не попадут в реанимацию или в морг, люди так и живут, вечно споря о пустом, играя бездарно прописанные роли, стараясь стать живым воплощением шаблонов успеха и сексуальной привлекательности? Не имея внутри себя ничего, на что можно было бы опереться, эти жалкие создания, порожденные чахлым воображением состарившегося демиурга, судорожно держатся за свои извне навязанные амплуа, ведь только они дают им чувство стабильности в этом хаотичном мире… Вера улыбается своим мыслям, вызванным усталостью и стрессом – ее жизнь, слава Богу, не похожа на этот сериал, она намного сложнее.

Будильник звонит в семь, в восемь она уже должна быть на работе, но ей так не хочется возвращаться в этот кошмар, такой обыденный, неизбывный. Два дня назад, когда Вера уже сняла халат и переодела обувь, чтобы пойти домой, Маргарита сказала ей, что первая смена самая сложная, кажется, что она никогда не кончится, мозг, переполненный впечатлениями, растягивает время, но вторая проходит уже гораздо легче, постепенно всё становится рутиной, тело учится выполнять работу на автомате. Но Веру эти слова напугали еще больше, она представила на миг, как всю жизнь будет работать на этом конвейере смерти, перевозить на койках с колесами тела через реку Стикс, словно одна из слуг Харона, постоянно не высыпаясь, превращая свою жизнь в дурной сон. Тем не менее, деньги ей по-прежнему нужны, и она заставляет себя встать и начать собираться, успокоив себя тем, что это всего на два месяца.

– Привет, Вера, хорошо отдохнула? – спрашивает у нее Маргарита.

– Да, замечательно. С чего начнем?

Переодевшись, облачившись в халат, шапочку, натянув рабочие перчатки, они идут в палату, с которой начинали и в прошлый раз. Вера подходит к старику, поворачивает его на бок, Маргарита уже собирается убрать простыню и постелить клеенку, но Вера останавливает ее жестом.

– С ним что-то не то, он какой-то холодный.

– Да нет, тебе кажется, он должен быть живым, – отвечает Маргарита и вытаскивает из-под старика простыню, но в ее голосе нет уверенности, – Хотя, этот восковой оттенок…

К старику подключен какой-то допотопный монитор, который давно работает беззвучно. Похоже, динамик аппарата специально был сломан, кого-то из санитаров сильно раздражал его пронзительный писк. Маргарита нажимает вначале на одну клавишу, потом на другую.

– Ну, пульс, хоть и слабый, у него пока есть, давление тоже еще держится… – говорит она, – Но ты права, давай оставим его на потом, может, нам и не придется его мыть.

Солнечный блик скользит по лобовому стеклу: шорох сдавливаемой покрышками пыли, ослепительное сияние. Глянцево-розовая, словно облизанный леденец машина медленно подъезжает к стоящей на тротуаре девочке. От нетерпения она приподнимается на носочках, на мгновение замирая, потом перекатывается на пятки и вновь привстаёт на носках: небесно-голубые кеды, потёртые, песочного цвета джинсы. Развеваемые ветром волосы, золотистые, пронизанные светом.

Из машины выходит юноша. Едва заметная неестественность его движений, суетливо очерчивающие её стройное тело глаза. Сероватые радужки, пульсирующие точки зрачков. С утра он съел три «синих бабочки» – вместо обычных двух. Остановившись, девочка с интересом смотрит на его приближающуюся фигуру: затянутые в серебристые кроссовки ступни, белая, словно снег тенниска. Чуть приподнятая бровь, мелкие капельки пота на его висках. Треугольное, с острым подбородком лицо, едва заметно проступающий сквозь загар пепельный оттенок его кожи.

Какое-то время они стоят неподвижно, просто разглядывая друг друга. Маленькие влажные язвочки в уголках его розоватого, растянутого улыбкой рта, звёздочка лопнувшего на переносице сосудика. Девочка аккуратно убирает приставшую к его нижней губе чёрную, похожую на лапку насекомого соринку. Её детски внимательное лицо: сощуренные глаза, тонкие губы, чуть задранный кверху нос. Звук перекатываемого во рту леденца, земляничный аромат её дыхания… Жаркий, струящийся от асфальта воздух размывает очертания сужающейся вдаль улицы, почти пустой, покрытой пылью.

Подойдя вплотную, юноша проводит ладонью по её бедру, талии… его чуткие пальцы скользят по спине девочки. Древесно-терпкий, сандаловый запах его духов окутывает её тело, заставляя слегка трепетать тонкие крылья её носа. Выплюнув леденец и привстав на носочки, девочка тянется к его губам: её прикрытые глаза, сладкий вкус её слюны, их сливающиеся в поцелуе языки. Сквозисто-матовая ткань обтягивающего торс топа: торчащие соски её маленьких грудей, ласкающие её спину руки. Их сбивчивое жадное дыхание, соединённые объятием тела. Драгоценные осколки стекла, рассыпанные на светло-сером асфальте.

Хихикая, они залезают в машину. Прохладный кондиционированный воздух заставляет девочку поёжиться: пупырышки мельчайших, вставших дыбом волосков покрывают её предплечья. Она смотрит вдоль устремлённой к горизонту улицы: ярко-красный, вставший на перекрёстке грузовик, резвящиеся на обочине мальчишки. Чуть слышный шум протянувшейся вдали автострады… Мелкие белые таблетки с чрезвычайно чётко оттиснутым рисунком: можно рассмотреть тончайшие жилки, пронизывающие крылья бабочки.