кулаки. Волнение поднималось вместе с Силой, откликаясь на инстинктивное желание девушки сгладить острые углы разговора и сделать его менее неловким.
Но она сама просила рассказать ей обо всем. Марселин, конечно, могла отказаться, это ведь естественно, но почему-то решила рассказать. Может, просто хотела поделиться этим. Может, считала Пайпер человеком, на которого можно положиться и который не будет трепаться об этой истории на каждом углу.
– Ты понимала хоть что-нибудь, когда проснулась в этом особняке? – спросила Марселин, посмотрев на неё.
– Нет, – честно ответила Пайпер. – Помню, что видела дядю Джона и кровь, но не могла связать это.
– У меня было намного хуже. Я не помнила, кто я. Я не помнила слов, я не могла разговаривать. Я не осознавала, что моё тело – это моё тело. Я могла управлять им, но не понимала, как и почему. Но когда я увидела Стефана, сидевшего возле моей кровати, я даже не испугалась. Я не понимала, кто он, но что-то внутри меня убеждало, что он мне не враг.
– Что это было?
– Магия. Моя, его. Пока Стефан пытался вылечить меня и пробудить, он влил в моё тело изрядное количество собственной магии, ставшей толчком к развитию моей собственной. А ещё там была нить Времени, что принёс Предатель.
Марселин выждала секунду и метнулась к Пайпер. Она схватила её за руку и очень тихо заговорила:
– Ты чувствуешь это? Эта нить его магии, что есть во мне. Именно она спасла меня, именно благодаря ней сомнус закончился.
Пайпер напряглась, но всё же попыталась сосредоточиться. Она хорошо чувствовала саму Марселин и её магию, ощущала отголоски магии Стефана, вопреки его слабости давившей так сильно, словно сам маг тенью нависал над ней прямо сейчас. Но нити Времени внутри магии Марселин она не чувствовала.
– Доверься Силе, – подсказала Марселин, сжав её ладонь.
«Итак, дорогая, – обратилась Пайпер и к Силе, и к Лерайе одновременно, – чувствуешь что-нибудь?»
Сила не отзывалась, а Лерайе, кто бы сомневался, молчала. Пайпер считала секунды, с каждой из которых её сердце билось всё быстрее, пока не наступила оглушительная тишина. Ещё дальше, чем тиканье часов, раздавался шум моря, а чуть ближе – хруст снега. Его Пайпер услышала перед тем, как кристалл памяти захватил её, Кита и Эйса. Выходит, то относилось не к Йоннет, а к Третьему. Снег, холод, море. Северные земли, откуда он родом.
То же Пайпер наконец ощутила внутри магии Марселин.
– Совсем слабо, – пробормотала она, высвобождая руку из крепкой хватки мага.
– Но этого оказалось достаточно, чтобы сомнус закончился. Не знаю, как Стефан смог убедить Предателя, но он пришёл и помог ему спасти меня. Как я поняла позже, когда моя магия стала сильнее, в момент моего пробуждения Предатель всё ещё был в доме Стефана, но после вернулся в Сигрид. Я его так и не встретила.
– И Стефан тебе ничего не говорил?
– А что он мог сказать, когда я едва соображала? – криво ухмыльнулась Марселин. —Я помню, что он разговаривал со мной, но я не понимала его. Я знала значение каждого слова, что он произносил, но когда они складывались в предложения или даже целую историю, для меня они теряли смысл.
– Сколько времени потребовалось, чтобы ты всё вспомнила?
– Два года. За два года я вновь научилась разговаривать, читать и писать, а Стефан обучил меня основам магии.
– Ты осталась жить у него?
– Мне некуда было идти, – будто оправдываясь, ответила Марселин. – Я не помнила своей прошлой жизни, понимаешь? У Стефана мне было безопаснее всего. Он… боги, не верю, что всё же говорю это, но он был моим первым учителем и другом. Он даже сумел пригласить меня на бал, который устраивали Лайне.
– Погоди, – ошарашено произнесла Пайпер, – ты была в Ребнезаре? Ты видела Гилберта и остальных Лайне до Вторжения?
– Нет, никого из них я не видела. Мы в основном гуляли по территории дворца, пользуясь особым приглашением Стефана, и не с кем не сталкивались. Хотя платье, которое он для меня нашёл, было очень красивым и идеально подходило для танцев.
До Пайпер, наконец, в полной мере дошло, куда она лезла. Её не должна была интересовать история, объединявшая Марселин и Стефана. По крайней мере, ровно до тех пор, пока они сами так считают. Но в этой истории были если не ответы на замучившие её вопросы, то хотя бы очередные загадки, которые при должном старании Пайпер могли превратиться в подсказки. В этой истории было то, что она пыталась найти все эти дни: хоть одно упоминание о настоящих действиях Предателя.
– На самом-то деле, всё было не так плохо, – Марселин вернулась к стулу, но, немного подумав, выдвинула его и села, вцепившись руками в спинку. – По крайней мере, до тех пор, пока я не вспомнила всё. Тогда много чего произошло: и Круг, и Данте, с которым мы более-менее подружились, и волнения среди фей, живших на Земле… Даже не помню, какое именно событие пробудило мои воспоминания. Но когда это произошло, Стефану пришлось отвечать на мои вопросы.
– Почему он не рассказал тебе обо всём раньше? Даже если ты не помнила… неужели не было никакого способа?
– Вы с братом прошли через эриам и узнали о сигридском мире, – смотря ей в глаза, сказала Марселин. – А я прошла обратный эриам – узнала о земном. После сомнуса я проснулась с магией, которая казалось мне частью меня, но думала, что всё земное какое-то странное и неправильное. Когда мои воспоминания вернулись, эриам завершился. Шерая говорила, что на её памяти это было самое долгое «открытие глаз» – целых два года.
Эйса эриам мог убить, а ведь он произошёл почти мгновенно. Сколько же сил было в Марселин, что «открытие глаз», длящееся два года, не уничтожило её?
– Когда я спросила Стефана, где моя семья, он привёл меня на картахенское кладбище.
Внутри Пайпер всё сжалось. «Тридцать лет, – напомнила она себе, растягивая рукава кофты. – Марселин спала тридцать лет». То был рубеж восемнадцатого и девятого веков, и хотя Пайпер не знала точно, как с продолжительностью жизни было в те времени, ей казалось, что хоть кто-то из её родственников мог ещё быть жив. Хотя бы один из младших братьев.
– Он сказал, что пришёл слишком поздно. Тёмные создания уже уничтожили мой дом, убили маму и братьев. Он так и не нашёл тел Карлоса и Рафаэля, зато нашёл тело моей мамы. Он сказал, что сам похоронил её со всеми привилегиями, которых она заслуживала, и на надгробии высек не только её имя, но и имя её мужа и сыновей. Все они погибли в тот самый день, когда Стефан забрал меня к себе домой, спасая от смерти.
Сила молчала, и слабое ощущение, что оставалось от соприкосновения
