месте уже испросил отпуск и умчался в родовые владения. От свежеиспеченного графа ждали именно этого, но Жермон слишком трудно выдирал из себя Гайярэ, чтобы вернуться.
– Анри-Гийом умер дней за десять до Сильвестра. – Похоже, Людвиг решил начать с самого начала. – Твой последний живой кузен был вне закона, и Колиньяры разинули пасть на майорат, однако Робер Эпинэ вернулся.
– В Талиг?! – не поверил своим ушам Ариго. – Тогда он спятил.
– Все южане сумасшедшие, – натужно пошутил северянин, – но отец думает, что Роберу дали гарантии. Сильвестр не хотел отдавать титул Колиньярам. И Савиньяки с Валмонами этого тоже не хотели.
– Маршал Арно Колиньяров тоже терпеть не мог.
– Лучше скажи, кто их терпит. – Маркиз злился почти так же, как его отец, сдержанно и страшно. – Ты дашь мне договорить?
Граф Ариго пожал плечами, зачем-то вытащил кинжал и поднес к глазам рукоять. Если бы было солнце, если бы они поднялись на стену, в сердце раухтопаза вспыхнул бы серый огонь. Если бы они с Робером Эпинэ столкнулись у Ренквахи, остался бы кто-то один, но раз выжил, пусть живет и дальше. Где-нибудь…
– Жермон!
– Я слушаю. – Как темно за окнами, но тучи скоро уйдут вниз, в Придду.
– Помнишь Райнштайнера?
– Ойгена?
– Да.
Холодный, спокойный взгляд, узкое длинное лицо, светлые волосы. Соратник по Агмарену, бергер, давший присягу Талигу и отозванный в гвардию. Из гвардии в Торку возвращаются редко. Даже бергеры.
– Его, пожалуй, забудешь.
– Весной Сильвестр отправил барона в Эпинэ в помощь губернатору, – Ноймар не смог удержать фамильной ухмылки, – чтобы тот не слишком зарывался. Ойген старался.
– Не сомневаюсь. Странно, что Сабве не повесился.
– Не успел, – с видимым сожалением произнес маркиз. – Сильвестр умер раньше, а с Манриками у Райнштайнера не сложилось.
– Хотел бы я его послушать.
За окном зарычали. Надо полагать, здешний Манрик защищает от собратьев добытую кость. Везде одно и то же.
Руки продолжали играть кинжалом, а мысли заблудились между Аррижем и Гайярэ. Неужели этот дурень Робер что-то понял? Понял, решился и оказался между титулом и второй по жадности семейкой Талига.
– Ойгена ты скоро послушаешь, – обнадежил Людвиг. – Он теперь – отцовский офицер для особых поручений.
– Что ж, за особые поручения можно быть спокойным.
Райнштайнер не признавал шуток, но был умен, как сам Леворукий, и столь же удачлив. Если потребуется, он достанет луну, заодно указав небесным обитателям, что ее плохо протирали, из-за чего появились пятна.
– Отец решил вернуть Райнштайнера в Эпинэ. Вместе с тобой и тремя полками, так что наговоритесь. Да будет тебе известно, что Ойген склонен защищать твоего кузена.
– А он что-то уже натворил? – Сколько сейчас Роберу? Есть тридцать или еще нет? – Кроме того, что вернулся?
– Ойген уверен, что сам Иноходец ничего творить не собирался. Виноваты Мараны. Они уже считали Старую Эпинэ своей, а тут такая незадача! Нагрянувшего наследника решили прикончить при попытке к бегству, но Райнштайнер спутал умникам все карты. Наш дорогой бергер явился за мятежником лично, он собирался под благовидным предлогом доставить пленника в безопасное для него место, но Эпинэ знать этого не мог. Он бежал и поднял восстание…
– Что?! – Еще не хватало! А он-то было решил…
– Что слышал. Но, говоря по чести, я Иноходца понимаю.
– Арно Савиньяк понимал Карла Борна. – Ариго подкрутил усы, дурацкая привычка, надо с ней что-то делать. – И чем кончилось?
– Эпинэ не Борн, да и до конца далековато, варево даже толком не закипело. Леонард Манрик на пару с Сабве повел в Эпинэ Резервную армию. Да, Леонард теперь именуется маркизом Эр-При.
– Весело. – Жермон положил кинжал на захламленный стол. Вот тебе и твои тревоги! Ты грешил на дриксов с гаунау, а то, что спит в каждом, проснулось и потянуло домой, только ты не понял. – Кого я должен унимать? Соседей, для которых я – вышвырнутый отцом мерзавец? Иноходца? Леонарда?
– Всех понемногу. Поедешь через Лаутензее, там ждет Райнштайнер с «фульгатами» [71], и вот-вот подойдет Шарли.
– Фок Варзов отдает лучших кавалеристов? – Воистину сегодня утро невозможностей. – Старик же мне совсем недавно написал… Дриксы спелись с гаунау и вовсю собирают войска.
– На юг лучше посылать южан, – лицо Людвига стало жестким, не хуже, чем у самого Рудольфа, – а старый Вольфганг внакладе не останется. Отец поднимает своих «волков», недельки через три они будут в Гельбе. Твое дело – принять капитуляцию мятежников, отправить кузена к отцу и не дать Леонарду с Сабве спутать талигойские графства с какой-нибудь Гайифой.
– Думаешь, мы успеем?
– Должны. Леонард – человек осторожный, а Резервная армия на три четверти состоит из новобранцев. Нет, «маркиз Эр-При» на рожон не полезет, да и Робер, если не вовсе дурак, первым не прыгнет. Скорее всего, парочка станет бегать то ли друг от друга, то ли друг за другом, и так до твоего появления. После которого тебя все и полюбят.
– И больше всех меня полюбит тессорий.
– Манрик теперь кансилльер, но отец с ним договорится. Уверяю тебя.
– Да хоть бы и не договорился. Ладно, ехать так ехать…
Пусть тебя спасла Торка, принадлежишь ты Гайярэ, а не Агмарену. Рано или поздно каждый остается со своей землей и со своей войной, потому что изгнанники свободны, а графы – нет. Людвиг – твой друг до своей смерти, но не до смерти Ноймаринен.
– Жермон, – кажется, Ноймар подумал о том же или о чем-то похожем, – если бы не мятеж, мы бы тебя не дергали.
Если бы не восстание, если б не война, не смерть, не зима… Любим мы это самое «если бы».
Глава 7
Талиг. Поместье Лаик
Оллария
399 год К.С. 21-й день Осенних Ветров
1
Въездной мост подгнил, вода во рву застоялась и зацвела, а дом стал хмурым и неприветливым. Раньше Лаик не казалась Роберу такой угрюмой, наверное, потому, что он был мальчишкой. Повелитель Молний самолично отвел заартачившегося Дракко на конюшню и пристроил рядом с отвернувшейся от зерна Соной. Обычно спокойная и ласковая, кобыла дрожала и злобно косилась на сгребавшего навоз конюха. Чем бедолага не угодил мориске, Робер не понял, но у лошадей и женщин свои взгляды на жизнь. Эпинэ, как мог, успокоил возмущенную красавицу и отправился к сюзерену. Альдо восседал на массивном столе, еще недавно принадлежавшем капитану Лаик, и изучал какой-то фолиант. При виде Робера принц поднял голову:
– Надо же, – на лице сюзерена расцвела почти забытая бесшабашная улыбка, – сколько знакомых, и ты в том числе.
Эпинэ пригляделся и узнал переплетенную в свиную кожу Книгу святого Фабиана, в которой четырнадцать лет назад расписался унар Робер, присягая чтить Создателя и Фердинанда Оллара. Сколько клятв он успел нарушить за прошедшие годы и сколько еще нарушит?
– Как тебе «жеребячий загон»? – Иноходец подошел к окну и задрал голову, разглядывая багровеющее небо, в котором отчего-то не было ни единой вороны. – Лошадям
