Позже Дари всё же спросил у Илара, почему его мать и сестра умерли так рано. Старик, услышав вопрос, долго молчал, но, поняв по взгляду воспитанника, что тот не отступится, сказал: «Твоя мать хотела показать своему отцу внучку и отправилась вместе с Лирейной на празднование в его имение. Твой отец не стал их сопровождать – он только что вернулся из похода, хотел отдохнуть в тишине… Кто ж знал, что праздник обернётся кошмаром из-за восставших полувольных!» После этих слов старик замолчал, но потрясённый таким известием Дари всё же нашёл в себе силы ещё для одного вопроса: «Полувольные… Они… Всех убили?» Старик тяжело вздохнул: «Восставшие никого не пожалели: ни старых, ни малых, ни гостей, ни их слуг – даже твою сестру убили вместе с попытавшейся защитить её кормилицей… Но хватит об этом – дело это давнее, а здесь такого никогда не случится, потому как твой отец хоть и строг, но справедлив…»
Больше Илар так ничего и не рассказал, пресекая все попытки мальчика вернуться к этому разговору, а у отца Дари спросить об этом не решался: и не потому, что опасался родительского гнева, а просто чувствовал – не стоит…
Единственное, что оставалось мальчику, – это перебирать ранние воспоминания, в которых его отец был совсем иным: темноволосым, без суровых складок у губ, с весело блестящими глазами… Иногда сбросивший на короткий срок ратное бремя родитель становился почти прежним – так было позапрошлым летом, которое Дари провёл в южном, расположенном у самого моря имении. Отец был с ним почти три месяца – учил плавать и нырять, а ещё они подолгу загорали, лёжа на белом песке укромной бухточки… Эти дни стали для Дари одними из самых счастливых, но они так долго не повторялись, что уже начинали казаться почти что сном, а всему виной – бесконечные войны Амэна, в которых отец всегда принимал самое деятельное участие…
Подумав о войнах, уже преодолевший большую часть коридоров Дари невольно вздрогнул и, отклонившись от намеченного пути, заглянул в домашнее святилище. Там всё было точно так же, как и обычно: сильно пахло можжевельником, у статуи Алого Мечника тлел огонёк, на стенах святилища висели привезённые отцом трофеи… Дари сумрачно посмотрел на жестокое лицо статуи: на его взгляд, именно Воитель и был причиной всем неприятностям, ведь он постоянно требовал новой крови и ради этого отнимал отца и от дома, и от самого Дари, но самым худшим было то, что сила Мечника понемногу меняла отца – Дари чувствовал это и отчаянно противился происходящему всем своим существом, хотя, казалось бы, что он, не вылезающий из простуд, слабый и не вышедший даже ростом детеныш, мог противопоставить давнему божественному покровителю Остенов?..
Из-за сквозняка огонёк у подножия статуи отклонился в сторону и затрепетал, и в тот же миг Дари показалось, что каменные черты Мечника на миг исказились в насмешливой и немного презрительной гримасе – божество словно бы смеялось над его потугами изменить сложившийся расклад, заранее предсказывая неудачу… Но Дари лишь покрепче сжал в руках сапоги и узелок с приношением и покинул святилище со всем возможным достоинством – своим видом он хотел показать Мечнику, что такими мороками его не испугаешь и не загонишь обратно в кровать, под защиту старого Илара…
Остаток избранного Дари пути пролегал в полной темноте, но мальчик пробирался по ведущим к чёрному ходу закуткам с проворством и бесшумностью кошки. Поскольку окружающий Дари мир по большей части ограничивался имениями семьи, изрядная доля незаметной деятельности мальчика сводилась к их старательному исследованию – этот дом он изучил едва ли не до последней выбоины, не обделив вниманием даже самые тёмные и заброшенные уголки, в которых служанки иногда забывали сметать паутину…
А ещё Дари, смекнув, что окружающие его взрослые никогда не скажут ему всей правды, наблюдая за населяющей имение прислугой, старался держать глаза и уши открытыми. Со временем выуженные таким образом крупицы знаний складывались в цельную картину, ну а когда малолетний Остен подслушал на кухне разговор двух служанок и узнал из него, что грозный Седобородый может выполнить твоё заветное желание, если, набравшись смелости, принести ему ночью на перекрестке требу, у него появилась вполне ясная цель…
Дари с самого начала осознал, что именно ему нужно, но вот ускользнуть от внимания престарелых наставников было куда более сложной задачей, чем собрать необходимое приношение, так что теперь ни Мечник, ни возможное ненастье его не остановят…
Добравшись до узкой, ведущей в примыкающий к дому сад двери, Дари, устроившись на полу, поспешно натянул сапоги и, вцепившись в тяжёлый засов двумя руками, с трудом его отодвинул. Потом подобрал узелок и, прижимая его к груди, протиснулся в чуть приоткрытую дверь – самым сложным было выбраться из дома, а теперь надо всего лишь наискось пересечь сад и выйти на подъездную дорогу, а там уже будет рукою подать до перекрёстка…
На улице оказалось ещё холоднее, чем на галерее, – даже тёплая куртка не спасала от шумящего в кронах деревьев ветра, но мальчик, быстрым шагом миновав высаженные ровными рядами яблони, с трудом продрался сквозь густые кусты живой изгороди. Оказавшись же на подъездной, окружённой тонкими тополями дороге, Дари и вовсе перешёл на бег: осознание того, что он вышел из-под привычной домашней защиты и оказался один на один с населяющими ночь призраками, вновь вернуло притихший было страх – мальчику чудилось чужое дыхание за спиной, а тени колеблемых ветром тополей казались ему длинными руками, готовыми вот-вот схватить его, так и не позволив дойти до цели… И Дари бежал – всё быстрее и быстрее, не смея ни оглянуться, ни перевести дыхание, и остановился, лишь когда перед ним – вконец запыхавшимся – появился каменный столб-указатель, отмечающий развилку.
Успокаивая заходящееся ударами сердце, Дари прижался разгоряченной от бега щекою к серому камню и стоял так до тех пор, пока очередной порыв ветра не растрепал ему волосы и не выхолодил спину. В самом деле – нечего ему стоять без толку, ведь время уходит, а самое главное даже не начато! Отойдя от столба, мальчик присел на корточки и развязал принесённый узелок. Расстелив ткань на дороге, разложил на ней несколько пирожков и откупорил крошечный глиняный кувшинчик, в который, пробравшись тайком в погреб, нацедил вина из бочки… Покончив с приготовлениями, Дари ещё раз внимательно осмотрел приношение и, подумав, передвинул кувшинчик чуть левее. Теперь оставалось самое главное – пролить собственную кровь и, окропив ею приношение, дождаться глухого, отдалённого карканья, которое, по словам служанок, означало, что Хозяин Троп принял жертву и готов внимать твоей мольбе.
Дари, подумав немного, поддёрнул вверх рукав куртки, оголил тоненькое, беззащитно белеющее в окружающем сумраке запястье и, быстро чиркнув по нему лезвием кинжала, вытянул руку так, чтобы кровь из ранки закапала на разложенный дар.
– Хозяин Троп, Седобородый! Прими эту жертву и выполни мою просьбу! Мне это и вправду очень надо!..
Произнеся это, Дари замолчал и стал внимательно вслушиваться в заполонившие ночь звуки, стараясь не пропустить условного знака, но тут произошло то, чего мальчик никак не ожидал: карканье раздалось не издалека, а совсем близко – прямо над склонённой головою Дари, и тот, подняв глаза вверх, увидел, как на верхушке столба-указателя клубится с каждым мгновением всё более уплотняющаяся, становящаяся осязаемой тьма… Несколько ударов сердца – и вот уже не тьма, а огромный ворон, устроившись на камне, крепко вцепился в него когтистыми лапами и, чуть склонив голову набок, внимательно посмотрел на мальчика круглым глазом…
– Седобородый… – едва слышно прошептал ошеломлённый таким видением Дари, а ворон, переступив с лапы на лапу, устроился поудобнее на своём насесте и наградил мальчика ещё одним пристальным, отнюдь не птичьим взглядом – весь его вид словно бы говорил: «Ну давай уже – говори. Что там у тебя?»
Дари облизнул внезапно пересохшие губы и заговорил, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал твёрдо и уверенно – так, как и подобает истинному Остену.
– У меня есть заветное желание… Точнее – два. Я хочу, чтобы отец вернулся из похода живым и невредимым… – Тут мальчик запнулся, не зная, как лучше высказать своё соображение, но нужные слова нашлись почти мгновенно: – А ещё нам с папой очень нужна мама!
– Кар-р-р? – У сидящего на столбе ворона даже перья встопорщились от изумления – похоже, такую просьбу ему доводилось слышать нечасто, а Дари, испугавшись, что в этом желании ему будет отказано, зачастил:
– Я понимаю, что это непросто выполнить, но когда у нас появится мама, отец будет чаще возвращаться домой и не станет так хмуриться, а я буду во всём её слушаться и ничем не огорчу… Правда!
Слушая мальчика, птица вроде бы немного успокоилась, но оставалась по-прежнему неподвижной и безмолвной. Дари задумался и, припомнив все услышанные им сказки, решительно тряхнул головой.
