любой момент снести всё на своём пути.
— Цепляйся, — прохрипела я, давая девочке возможность ухватиться за себя. — Всё, не бойся. Плывём назад.
Гнев ещё клокотал, но я задвинула его поглубже, сосредотачиваясь на задаче догрести до берега. Не думать о холоде, не думать о течении, которое отталкивает назад. Нам нужно только вперёд.
Девочка притихла, вцепившись в меня. Умница. Понимает, что лучше не размахивать руками и не верещать — толку всё равно не будет.
Берег оказался дальше, чем я думала, но едва ноги оказались на влажном песке, я выдохнула с облегчением.
И тут же вздрогнула, потому что в нескольких шагах от меня стояло… нечто.
Оно было моего роста, кожа отливала краснотой, тело напоминало химеру из кошмаров. Глаза настолько черны, что свет в них утопает. Рот искривлён в почти человеческой ухмылке, обнажая клыки. Только вот ничего человеческого в этой твари не было.
«Слабый духом — пища для цуми, — всплыли в голове слова, произнесенные сухим старческим голосом. — Запомните это, ученицы школы Годзэн. Покажете цуми страх — цуми покажет вам преисподнюю».
— Цуми, — еле слышно шепнули мои губы.
В памяти тут же мелькнуло, что так по-японски звучит «грех».
Девочка вцепилась в мою руку. Кажется, от ужаса она не могла даже кричать.
Я быстро соображала, что делать. Прогнать? Очень смешно, стою в чем мать родила перед неведомым науке монстром. Тут рядом ни палки, ни камня, не говоря уже о каком-то оружии. Да и с такими зубами он прокусит меня сразу. Малышку на руки и бежать? Вариант. Но насколько быстро бегает эта тварь? Судя по ее развитым мышцам, наши догонялки закончатся сразу.
Цуми втянул воздух, красноватые ноздри затрепетали. Глаза чуть прищурились. Он чего-то ждал. Но чего?
Мои ноги будто примёрзли к берегу.
Нельзя смотреть зверю в глаза — это вызов. Это то, из-за чего на тебя могут в любой момент броситься. Но я вдруг осознала: как только опущу взгляд — проиграю. Поэтому смотреть. Смотреть до слёз, до боли, до отвращения.
Цуми сделал шаг вперед.
Всё окутала тишина: ни пения птиц, ни шума листвы, ни плеска воды. Страшная. Вязкая. Дикая.
Замерло, будто никогда не было живым.
По щиколоткам потянуло могильным холодом. Сердце колотилось в висках.
Воздух застрял в лёгких. Ещё один вдох — и меня просто не станет. Здесь нет места для слабаков. Кто показывает свой страх, тот не жилец.
— Уходи, — сказала я.
Всего одно слово — и тишина разлетелась на тысячи сверкающих осколков.
Цуми зарычал, поскреб землю когтистой лапой. — Уходи, — громче повторила я.
Его глаза налились кровью, сверкнули в жутком оскале клыки. Миг — глаза в глаза. И что-то будто хрустнуло, пошло трещинами. Цуми взвыл, взмахнул хвостом с чёрной кисточкой и кинулся в гущу леса.
Я глубоко вдохнула. По телу прошла дрожь, перед глазами всё поплыло.
— Стой! Стой! — заговорила быстро малышка. — Не падай!
Детские ручонки попытались подхватить меня, но песок оказался под моей щекой куда раньше, чем можно было подумать.
* * *
…Второе пробуждение было куда приятнее.
Чистая постель, запах каких-то трав и бормочущий под нос целитель, перебинтовывавший мне руку.
Изаму немного хмурился, шевелил губами, снова хмурился и качал головой. Заметив, что я очнулась, он неодобрительно посмотрел на меня.
— Аска, тебе говорили, что голова дана людям не только для того, чтобы есть?
— А для чего? — ляпнула я и тут же прикусила язык.
Кажется, не время шутить.
Судя по сведённым в одну линию бровям Изаму, смеяться ему не хочется.
— Не вздумай подобное повторить при Коджи. Он тебя быстро отправит на Границу.
Граница? Судя по тому, как изменилась интонация целителя, это не слишком приятное место. Память тут же услужливо подсунула воспоминания о вчерашних событиях. Я невольно вздрогнула. Тогда я действовала на рефлексах, сейчас же всё казалось куда страшнее.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Изаму. Я быстро проанализировала ощущения.
— Нормально. Только рука ноет и голова немного.
— Руку тебе подлатали, а голова — странно. Чему там болеть? — донесся голос учителя Коджи, бесшумно возникшего за спиной целителя.
Изаму резко обернулся.
— Моей пациентке нужен отдых, — внезапно холодно сказал он. — Для допросов ещё рановато.
— Я не провожу допросов, я контролирую учеников школы Годзэн, — так же ответил Коджи, глядя прямо на меня.
Если не ошибаюсь, он младше Изаму. И вполне симпатичный. Только от его взгляда захотелось спрятаться под одеяло. Так смотрят, когда точно знают, что ты сделал какую-то дрянь, но не хочешь в ней признаваться. А признание нужно кровь из носу.
Но и мне нужна информация. Потому что кроме вчерашнего дня я ничего не помню. Это плохо, очень плохо. Поэтому я ответила максимально нейтрально:
— Я готова ответить на вопросы, учитель Коджи.
Изаму, который хотел что-то сказать, захлопнул рот. А потом покрутил массивный перстень с красным камнем на пальце. Красный. Почти как кожа твари. Это предупреждение или просто совпадение, а я ищу знаки там, где их не давали?
Коджи придвинул к постели стул и опустился на него. Кажется, разговор будет долгим.
Я подумала было сесть, чтобы не смотреть снизу вверх, но передумала. Если что, лёжа удобнее прикидываться страдающей больной.
Изаму попытался тоже сесть, но Коджи сделал знак рукой.
— Будьте любезны, целитель, оставьте нас.
Мне это не понравилось.
Вряд ли мне сделают что-то плохое, с другой стороны… я понятия не имею, какие тут правила. Возможно, я сделала нечто такое, за что полагается серьёзное наказание.
И тут же возникла чёткая мысль: «Сделала не я. А та, кто была до меня. До того как ступила в храм Плетуньи».
Тихий смех, раздавшийся где-то на краю сознания, был подтверждением. Что-то чуждое и странное присутствовало в моей голове и явно с любопытством следило за происходящим. От этого было одновременно страшно и… спокойно. Так, будто была уверенность, что меня поддержат.
— У вас полчаса. — Изаму поджал губы, перевернул стоявшие на тумбочке песочные часы. — После этого мне нужно дать Аске лекарство.
И вышел, при этом бросив на меня быстрый взгляд у двери и покрутив кольцо с красным камнем.
Хм, точно пытается сигнализировать. Только о чем? Молчать о твари? Не говорить о своём тупом геройстве?
Хорошо бы, но последнее не умолчать. Раз меня сюда притащили, значит, хоть часть случившегося видели.
Коджи дождался, пока Изаму выйдет, и снова посмотрел на меня.
За окном заливалась какая-то птица. Но тишина в палате казалась осязаемой. Меня не любили. До ненависти не так уж далеко. И если при Изаму эмоции учителя Коджи
