все еще были на ходу, в отличие от отживших свое машин марки «Люда» прошлого поколения. Доподлинно известно, что многие переплавленные «люды малины» доживали свой век в новом качестве и исправно служили в роли железных тазов. Казалось, «уазик» искренне удивлялся, почему он жив и ездит, а потому кряхтел и выдыхал из выхлопной трубы облака вонючих газов. Неумирающий стальной дед натужно пукнул, и мы поехали: я, закованный в наручники и хмуро косящийся в скованное решеткой микроокошечко, и сотрудник полиции – за рулем. Рядом, на соседнем сиденье, замер конвоир, сопровождающий меня до места исполнения приговора. Это был коротко стриженный мужчина с самыми обычными серыми волосами, среднего роста, среднего телосложения. Я размышлял о том, что неприметного господина не получится запомнить при всем желании – слишком распространенный и усредненный у него типаж. Рядом с таким человеком можно каждое утро ехать на работу в одном вагоне метро, но запомнить его все равно не выйдет. Специально, что ли, таких на службу берут? Пока я раздумывал на эту тему, мы уже подъехали, миновав контрольно-пропускной пункт. «Уазик» замер на территории старого, построенного еще в XIX веке комплекса из красного кирпича. Не оставалось никакого сомнения, что дома со смотровыми башенками образовывали правильные по форме кресты.
Место осуществления приговора представляло собой старую тюрьму с пустыми, распахнутыми дверями камер. Сюда привозили и для устрашения, и в качестве напоминания. Решетка с черно-ржавыми прутьями скрипнула своими петлями, и я непроизвольно дернулся. Конвоир, стоящий справа, не принял эту неловкую реакцию за попытку побега, а лишь немного надменно хмыкнул. Постоянный спутник подобных мест – холодок по коже – набросился на меня, точно кот на игрушку, набитую мятой, и крепко схватил острыми когтями позвоночник. Это место оживляло в воспоминаниях городские легенды, появившиеся с изобретением технологии перемещения в книжные переплеты. Родители пугали своих едва подросших детей: «Будешь плохо учиться, попадешь в книжку из школьной программы!» А подростки по вечерам в парке, на даче, или засидевшись в гостях у друзей, обменивались страшилками о том, что книги с узниками хранятся в склепах под городом и старых бомбоубежищах. И только что освободившимся узникам приходится еще долго прокапывать себе дорогу наверх руками, разгребая комья земли под пристальным взглядом мертвецов. Мне вспомнилась самая жуткая городская легенда, гулявшая скорее вдоль стен зданий институтов и университетов. Якобы никто на самом деле не возвращается из ссылки в книгу, а все те люди, которые появляются на телевидении и радио, – нанятые актеры. И тот том, в который отправляют заключенного, тут же сжигается.
Я попытался сосредоточиться на радостных воспоминаниях из детства, но так и не смог. Не потому, что у меня не было радостных воспоминаний из детства, а потому, что при текущем раскладе вещей это казалось почти невыполнимой задачей. Мозг снова и снова возвращал меня к событиям, предваряющим весь этот фарс.
Я только закончил писать свой фрагмент кода, окрыленный и готовый к решению новых задач, и вышел из офиса, одетого в элегантное фигурно вырезанное стекло. Первое задание на моей первой работе выполнено, я отлично справился и уложился в дедлайн. Позади – рабочая неделя, впереди – выходные, и комик-кон не за горами, маячит уже, размахивая своим световым мечом. Я спустился на первый этаж по лестнице, и путь как-то сам собой логично закончился в кафе. Не знаю, собирали ли кофейные зерна рабы в Гватемале или местные жители, которым, по меркам их деревни, платили очень хорошо, но кофе все равно оказался чертовски хорошим, как всегда. Никакого кислого привкуса страдания не обнаружилось, только легкое карамельное послевкусие. Повинуясь внезапному порыву, я купил у улыбчивой барышни за стойкой еще и коробку шоколадных печений по слегка завышенной цене. На упаковку, как бы оправдывая свой поступок, производители наклеили стикер: «Без глютена, ГМО, красителей и консервантов. Ручная работа». Да, в любой непонятной ситуации просто клей на все подобную этикетку. Не дают повышение? Этикетка с фразой «Ручная работа» отлично будет смотреться на годовом отчете. Сделал кривую вазу и пытаешься продать ее в интернете? Аккуратно сними с годового отчета вышеуказанную наклейку. А табличка «Без ГМО и вредных добавок» отлично будет смотреться на любой части тела, особенно во время свидания. Заметив, что я замер, разглядывая печенье, кассир слегка смущенно поправила свой темно-синий передник и произнесла:
– C зеленым чаем будет вкуснее.
Мне так и не удалось понять, мешал ли я ей работать или эта фраза предназначалась в качестве зачина к дружеской беседе. Я улыбнулся, почувствовав себя неловко, поблагодарил девушку за совет и поехал домой.
На следующий день я пригласил к себе домой Ника, который был «именно Ником, а не Николаем», и Леньку, который был менее притязателен в отношении зова по имени. С ребятами я дружил еще со школы, а потому они застали мою трансформацию из хиленького худенького мальчика, сломавшего зрение о чтение книг под одеялом по ночам, в довольно подтянутого юношу, увлекающегося Средневековьем. Мое хобби отнюдь не ограничилось восторженным наблюдением за построением войск и ведением военных действий по другую сторону текста. После прочтения «Ветров Востока» я уже не мог спокойно стоять в стороне и просто бить палкой крапиву. Я решил, что гораздо интереснее бить кого-нибудь другого, и не палкой, а мечом. Да, в общем-то, не бить, а скорее участвовать в сражении или настоящем поединке. «Ветра Востока» были даже больше про магию, чем про Средневековье, но так как школы чародейства и волшебства в шаговой доступности не обнаружилось, я уговорил маму и папу записать меня в секцию фехтования. Фехтование со временем переросло в более основательные занятия в сообществе реконструкторов, и чуть позднее я даже научился не только владеть мечом и шпагой, но и стрелять из лука. А потом пришла учеба в университете на программиста, и времени на продолжение занятий по фехтованию и стрельбе стало катастрофически не хватать. Остались редкие упражнения, призванные поддерживать форму, и соревнования, проводившиеся на излете июля в соседнем Выборге. Ник и Ленька, с которыми я всегда находил возможность увидеться, в конце концов все-таки переманили меня в свою секту косплееров. Косплей был по-своему удобен: он не требовал крупных преподношений в виде человеко-часов, если, конечно, ты не шил себе костюм сам; также косплей стал еще одним звеном, связавшим меня и ребят. В общем, я втянулся. Ник, ходивший прямо, словно по струночке, выглядел, как пай-мальчик со скрипочкой из приличной семьи. По какой-то неведомой причине Николай отчаянно пытался развеять образ интеллигента и выбирал для перевоплощения образы
