дом… нет, нет. Прежде сотрудники башни Цзиньюнь никогда об этом не спрашивали, но на этот раз пришлось сделать исключение.
Чжэньчжэнь задумалась.
– Если сумма слишком велика, разве вы не можете взять ее на себя? – спросила она.
Сышэ лишился дара речи.
Она беспокоилась о них? Будто была уверена, что не проиграет, и просто переживала о том, позволят ли они ей одержать победу. Как это могло волновать их? Чем больше людей в конечном итоге выигрывало, тем больше они зарабатывали.
Башня Цзиньюнь – это все-таки место для заработка, а не ямэнь [1]. Разве торговцы отказались бы от возможности получить побольше денег?
– Юная госпожа, должно быть, шутит. Все гости – уважаемые люди. Раз они осмеливаются играть, значит могут себе это позволить, – улыбнулся сышэ. – Что же касается невозможности взять расходы на себя, я вам так скажу: раньше такого никогда не случалось. Даже если в какой-то момент ни у кого не оказалось бы денег, башня Цзиньюнь не стала бы задерживать выплаты.
Он говорил спокойно, но кончики его бровей не скрывали некоторой его самоуверенности.
Чжэньчжэнь кивнула.
– Тогда все в порядке, – ответила она.
На том и порешили. Сышэ перестал ее уговаривать. Он сделал все, что в его силах, и обо всем предупредил.
Даже если такая очаровательная девушка проиграет, башня Цзиньюнь не станет делать ей одолжение.
Мужчина улыбнулся, поклонился и вышел вперед. Музыканты поспешно заиграли на фоу.
Постепенно народ утихомирился. Правда, такой тишины, как прежде, не было, поскольку обсуждения все равно не прекращались.
– Продолжаем…
Услышав это слово, молодой человек, стоявший у окна, не удержался от смеха и указал на арену пальцем.
– Какая ненасытная девчушка, – пошутил он.
– Она взаправду использует это место как игорный дом? – покачал головой другой юноша. – Что бы она там ни говорила, я не буду делать ставку.
Повсюду начались громкие дискуссии, и на некоторое время они даже заглушили голос сышэ.
По лицу Нин Юньянь расплылась холодная насмешка.
– Видишь, нет здесь дураков, – сказала она.
И что с того? Чжэньчжэнь, так или иначе, выиграла немало денег, поэтому могла просто все прекратить. Она и так уже обрела настоящую славу и разбогатела. Это куда лучше, чем дела у всех тех, кто понес убытки.
Девушки заискивающе улыбнулись и ничего не сказали. Но вдруг в следующую секунду раздался пронзительный голос сышэ:
– Каждый может выбрать способ броска, который должна выполнить юная госпожа, и сделать ставку…
Люди тотчас замолкли.
Оказывается…
Ледяная ухмылка застыла на физиономии Нин Юньянь.
Сышэ кожей почувствовал воцарившуюся тишину, и на его лице отразилась неуверенность.
– Не знаю, поверит ли кто-нибудь в то, что она способна и дальше выигрывать. Но она осмелилась на такой шаг. Решитесь ли вы сделать ставки? – Он озвучил то, что сказала ему Чжэньчжэнь.
Он уже более десяти лет следовал за хозяином и работал сышэ в башне Цзиньюнь. Однако за долгие годы впервые ему пришлось произнести такие вопиющие речи на столь культурном мероприятии.
Так странно и неловко.
Как и ожидалось, только мужчина закончил говорить, как гнетущая тишина погрузилась в хаос.
– Безумие!
– Она осмелилась на это, и никто не решается делать ставки?
– Откуда у нее такая самоуверенность? Как говорится, век живи – век учись, существует бесконечное множество истин и различных путей. Как можно считать себя всемогущей?
Глава 2
Опрометчивый бросок
Беспорядочные споры в башне Цзиньюнь не прекращались.
Юноши еще больше стали ее осуждать, но позже обнаружили, что Нин Юньчжао вообще ничего не говорит и просто улыбается.
– Ты так не думаешь? – нахмурившись, спросил один из его товарищей.
– Не думаю, – ответил Юньчжао. – Она верит в себя. Почему вы называете ее самонадеянной, если просто вы сами в себя не верите?
Молодых людей это повергло в шок.
– Я понял, – улыбнулся его товарищ, бросил взгляд на Юньчжао, а затем и на девушку. – Вы одинаковые.
Одинаковые? Он и она?
Юньчжао это немного озадачило.
– Вы оба ведете себя тише воды, ниже травы, однако ваши слова и действия так и пронизаны самодовольством, будто так и должно быть, – подшучивал его друг. – Это так раздражает.
Парни, в том числе и Юньчжао, дружно рассмеялись.
– Это не самодовольство, а просто молодость, – заявил он.
Юноши вновь взорвались смехом.
– Сам себя не похвалишь – никто не похвалит.
Они громко и задорно веселились, создавая в комнате праздничную атмосферу. Подобная воодушевленность присуща молодым людям.
Такое самовольство и бодрость духа были вызваны собственной самоуверенностью и истинным мастерством. Это не порождало ни у кого отвращения, напротив, прекрасно чувствовались молодая горячая кровь и яркость, словно солнечные лучи на рассвете отражались в каплях росы.
Нин Юньчжао посмотрел на девушку, на лице которой красовалась широкая улыбка.
Пока они веселились, в других частях заведения сохранялась напряженная обстановка.
– Хорошо. – Кто-то раскрыл окно и указал в сторону арены. – Ставлю триста таэлей на бросок с мечом [2].
Люди повелись на провокацию, совершенно позабыв о манерах, и начали высовываться из окон и выкрикивать ставки.
Но это ведь не игорный дом…
Сышэ немного нахмурился и хотел было самолично объявить эту сумму, как вдруг официант наконец пришел в себя и доложил о сделанной ставке.
Распорядитель церемонии собрался снова что-то сказать, но неожиданно ехидный женский голос выдал:
– Всего лишь триста таэлей, ты совсем нищий? Раз нет денег, не играй.
Такое заявление очень разозлило человека, сделавшего ставку. Откуда-то посыпались еле слышные проклятия, и атмосфера в башне еще больше накалилась.
Сышэ потер лоб.
Манеры. Манеры. Не забывайте о манерах.
Сышэ попытался не обращать внимания на гомон и хотел спросить девушку о том, что она имела в виду, однако Чжэньчжэнь уже схватила пару бамбуковых стрел. Она встала прямо перед железным кувшином и расслабленно их метнула. Обе стрелы прошли сквозь ушкό и уперлись в корпус кувшина.
– Триста таэлей! – Она бросила взгляд на комнату, откуда сделали ставку, после чего осмотрела зал. – Следующий.
Она попала в кувшин.
Она сказала «триста таэлей».
Она сказала «следующий».
Сделала это так небрежно и произнесла так беспечно.
Люди никак не могли прийти в себя, словно их всех сразу обозвали нищими.
Унижение. Провокация. Безрассудство!
В башне Цзиньюнь на минуту воцарилась тишина, после чего помещение вновь содрогнулось, словно от раскатов грома. Один за другим распахивались окна, и беспорядочно объявлялись ставки. Сышэ продолжал стоять неподвижно, наблюдая за открывшимся перед ним зрелищем, и горько усмехался.
Манеры. Манеры напрочь исчезли.
Крики из башни Цзиньюнь потрясли всю округу. Стоявшие или проходившие где-то вдалеке