– Антар!.. Где ты?.. Антар!.. – Поддерживая голову брата, Олдер стал отчаянно звать единственного человека, который мог бы услышать его в этой глуши, а Дари, когда скрутившая его боль ненадолго отступила, прошептал:
– Главное, что ты нашёлся… Райген не соврал…
– О чём ты? – немедля насторожился Олдер, а Дари, подавив очередной стон, ответил:
– Наставник сказал, что тебя следует искать возле Змеиной пещеры – он видел, как ты направляешься в ту сторону…
– Но Райген не мог меня видеть! – Услышав слова Дари, Олдер почувствовал, что внутри у него всё леденеет, а брат снова прошептал:
– Он сказал, что видел… И яблоко дал в дорогу…
– И ты его съел?!! – чуть слышно спросил Олдер, а Дари вместо ответа вновь вывернуло, и на этот раз в желчи была отчётливо видна кровь.
После этого корчи уже не оставляли Дари – один приступ следовал за другим, а Олдер, прижимая к себе брата, отчаянно пытался поделиться с ним собственными силами, повторив то, что совсем недавно сделал для него Чующий. Но у мальчишки ничего не получалось – может, оттого, что он не понял сути действия, а может, оттого, что собственных сил у него было ещё слишком мало…
Олдер, чувствуя, что теряет Дари, поднял глаза к такому далекому в этом овраге небу и закричал так громко, как только смог:
– Антар! Ну, где же ты!..
Запершись в своей комнате, Райген судорожно паковал вещи. Обычно у него не возникало трудностей со сборами – воинская жизнь любого приучит к скорости, к тому же все имущество воспитателя братьев умещалось в два средних размеров баула, но сегодня все шло наперекосяк. Предметы, словно бы обретя собственную волю, то терялись на ровном месте, то совершенно немыслимым образом выскальзывали из пальцев взявшего грех на душу Райгена. Он уже разбил два флакона с ценными ингредиентами, умудрился разорвать ворот у сменной рубахи и битый час искал лежащую прямо у него перед носом тетрадь с алхимическими формулами, одна из которых и стала для Дариена роковой…
Райген отбросил со лба упавшие на лицо пряди и, взглянув на руку, заметил, что его пальцы дрожат… Это уже не лезло ни в какие ворота, и Райген, сев на кровать, сжал кулаки. Он все сделал правильно – из-за Дариена в этой семье никогда не будет мира, а Олдеру вместо брата-приблуды легко найдут новую игрушку!.. Подумав об этом, Райген мотнул головой – ему невольно вспомнилось, как вверенные ему мальчишки писали диктант, едва ли не касаясь друг друга локтями… Как наперебой задавали вопросы по истории, желая услышать подробности битвы при Олгране. Как корпели над подкинутыми им задачами по математике…
Теперь один из братьев – калека, а второй – мертв, и все это его, Райгена, вина!.. Хотя нет… Олдер сам виноват в своем несчастье – незачем было ни с того ни с сего меняться с братом лошадьми… Что же до Дариена, то ему лучше навсегда исчезнуть из этого мира – так будет лучше для всех, и в первую очередь – для Олинии…
Конечно же, давать сопляку яд, всего за пару часов разрушающий печень, было жестоко, но и тут у Райгена не было выбора. Если бы Дари умер в доме – во сне или на руках у слуг, это привлекло бы излишнее внимание и было бы слишком подозрительно, а теперь Дари хватятся не раньше вечера. По расчетам Райгена, мальчишке должно было стать плохо в пещере, а протекающий возле ее входа мелкий ручей собьет собак, так что тело найдут далеко не сразу. Тем не менее из имения Райгену было лучше уехать – Гирмар вполне мог обвинить его если и не в убийстве, то в недосмотре. Райген своими глазами видел, как хозяин имения вершит суд и кару, – сам он был неплохим мечником и мог бы рискнуть скрестить с Гирмаром сталь, но испытать на своей шкуре его колдовские таланты Райгену решительно не хотелось. Из дома надо было уходить, и как можно быстрее – пока Гирмар не вернулся из поездки…
Приняв решение, Райген встал с кровати и с утроенным рвением вновь принялся за сборы. В этот раз ему удалось взять себя в руки, но под сердцем словно бы сидела заноза, и отравитель, покончив со сборами, решил увидеться с Олинией. Он не мог покинуть дом, не попрощавшись со своим холодным божеством.
По правде сказать, отношение Райгена к Олинии после той встречи в саду переменилось незаметно для него самого. С одной стороны, она по-прежнему была для него идолом, но в то же время Райген, увидев ее слезы и ощутив тепло ее тела, уже не мог думать об Олинии как о далеком и недоступном божестве. С той ночи он желал свою хозяйку как женщину, и это желание росло с каждым днем. Райгену мнилось, что надлежащая жертва, брошенная к алтарю его идола, заставит Олинию снизойти со своих высот в его объятия, и то, что участь жертвенного агнца выпала Дари, смущало Райгена лишь поначалу. В конце концов, у любви есть лишь одно правило – если хочешь чего-то добиться, брось в огонь страсти все возможное и невозможное, не задумываясь о цене.
В комнатах Олинии всё было как обычно – ковры на полу, множество изящных безделушек на столиках. Сама хозяйка, устало смежив веки, покоилась в кресле – с самого утра у нее болела голова, поэтому, подобрав дневной наряд, она не стала утруждать себя прической, и теперь роскошные тёмные локоны волнами спадали на плечи и грудь Олинии, а одна из служанок осторожно массировала виски хозяйки, втирая в них лавандовое масло.
Как только Райген взглянул на чистые и холодные черты женщины, все изводившие его сомнения развеялись без следа. Он с трудом проглотил вставший поперёк горла комок.
– Госпожа.
Услышав его голос, Олиния открыла глаза и небрежным взмахом руки отослала служанку прочь.
– Что случилось, Райген? – Между бровями задавшей вопрос Олинии пролегла чуть заметная складочка, к которой наставник мальчишек с удовольствием бы прижался губами. Райген вздохнул, гася в себе всколыхнувшееся желание.
– Я зашел попрощаться, моя госпожа. Мне тяжело оставлять вас, и лишь одно утешает – главная причина вашей печали отныне устранена.
– Устранена? – После этого витиеватого высказывания Райгена щёки Олинии окрасились слабым румянцем, а сама она, правильно истолковав данные ей намеки, в волнении поднесла руку к груди. – Так неожиданно и скоро?..
Райген почтительно склонил голову:
– Мне представился очень удобный случай, и я не стал его упускать. Щенка не скоро хватятся, но ваш муж может обвинить меня в пренебрежении своими обязанностями.
Теперь щеки внимательно слушающей Райгена Олинии стали белее снега. Неотрывно глядя на Райгена, она, опершись о подлокотники, прошептала:
– Что ты дал ему?
– Яд, мгновенно разрушающий печень. Этот процесс необратим, моя госпожа…
На этот раз Олиния подалась вперёд всем телом – казалось, слова Райгена были для неё настоящей музыкой:
– Необратим и мучителен, так?
– Совершенно верно, моя госпожа. – Увидев, каким мрачным торжеством после его ответа осветилось лицо Олинии, Райген, пусть и ослеплённый страстью, на миг похолодел. Олиния же опустила голову и, помолчав немного, встала из кресла. Решительно подошла к столику у окна и открыла большую резную шкатулку.
– Ты прав, Райген. Мой муж будет в бешенстве, так что тебе действительно лучше исчезнуть из имения. Подойди.
Райген шагнул вперед, словно очарованный, и ещё через миг обнаружил у себя в руке ожерелье из крупных гранатов.
– Подарок на свадьбу. Редкая безвкусица, но камни стоят дорого. – Голос Олинии прозвучал на диво ровно, и Райген стиснул ожерелье так, что у него побелели костяшки пальцев. Бросив под ноги Олинии сразу две жизни – свою и Дариена, он, конечно же, ждал от неё отклика, но даже представить себе не мог, что от него попытаются откупиться.
– Я сделал это не ради денег, госпожа. – Голос Райгена охрип от накативших на него чувств, и Олиния, бросив на него недоумевающий взгляд, нахмурилась, а потом вновь склонилась над шкатулкой, перебирая хранящиеся в ней украшения. Извлекла из ларца оправленную в серебро бирюзу.
– Вот. Это ожерелье я действительно люблю. Оно будет напоминать тебе обо мне. – Произнеся эти слова, Олиния попыталась вложить камни в руку Райгену, но он накрыл её ладонь своей и тихо произнес:
– Это не те воспоминания, которые стоит хранить, моя госпожа.
– Я не понимаю, Райген… – В голосе Олинии почувствовалось раздражение. Резко захлопнув крышку шкатулки, она сердито посмотрела на стоявшего подле неё мужчину. – Чего ты хочешь?
Вместо ответа Райген лишь нахмурился, но уже через миг он шагнул вперед и, крепко обняв Олинию, прижал её к себе.
Вначале его требовательный, жаркий поцелуй не встретил отклика – с таким же успехом Райген мог бы лобызать мраморные уста изваяния Малики, но потом губы Олинии слабо вздрогнули, уступая столь рьяному напору. Запрокинув голову, доселе неприступная и холодная хозяйка имения вздохнула, и Райген, еще крепче сжав её в своих объятиях, принялся осыпать своего идола торопливыми поцелуями.
