И все равно – мало Персеевой крови против Пелопсовой.
– Был у Персея еще один сын, – шепчутся мудрецы.
– Родил Персей младенца Перса, – болтают.
– Старшенького, еще до Алкея…
– Оставил Перса в Эфиопии…
– Не повез домой…
– Правит Перс в далеком краю ордами персов…
Эх, мудрецы! Не помешали бы сейчас Тиринфу с Микенами родственные орды персов. Да где ж их взять? Разве что ждать, поглядывая на море: не плывет ли братец Перс – долгожданный, возлюбленный? Не затмил ли парусами горизонт? Что это маячит близ острова Саламин?! – ах, нет, это не персы. Это шторм надвигается.
Быть беде.
Ударят Пелопиды скопом – сбросят Персеидов в море. Стряхнут с Пелопсова Острова в соленую воду, будто каплю дождя с яблока. Не в морях ли поискать союзников? Если уж в персах разочаровались – иные ладьи сыщем…
8
Этот вестник не бежал открыто через весь город. Его не сопровождали крики: «Ангел, ангел!» Кто спешил уступить ему дорогу? – да никто! И новость свою он не собирался объявлять прилюдно. Хотя весть, укрытая в памяти бегуна, была по важности вровень с первой, доставленной из Писы. Особенно для ванакта Электриона, утонувшего в раздумьях.
Особенно сейчас.
Запыленный плащ. Стертые сандалии. На закате дня в ворота одного из зажиточных микенских домов постучался человек, явно не заслуживающий доверия. Лучи Гелиоса, до половины скрывшегося за горизонтом, окрасили крыши темной кровью. В переулках копились лиловые тени, готовясь слиться в глубокие омуты ночи. Время для гостей закончилось. Близилось время для сна. «Чего надо?!» – спросил раб, открывший на стук. И недвусмысленно взмахнул палкой. Человек вручил рабу кругляш из олова и назвал имя. Миг, и раба как ветром сдуло. Еще миг, и за ворота выскочил хозяин дома. Впрочем, гостеприимство микенца оставляло желать лучшего. Зевс свидетель! Вместо того, чтобы проводить гостя в мегарон, омыть ему ноги и накормить до отвала, хозяин схватил усталого человека за край плаща – и вскоре они уже шли куда‑то, избегая площадей и широких улиц.
Раб с палкой тоже не дремал – умчался в сторону акрополя.
Целью путешествия оказался заброшенный храм Мома, бога злословия и насмешки. Судя по запустению святилища, в Микенах жили люди исключительного доброречия и отзывчивости. Вход в храм стерегли две оливы – старухи‑горбуньи, кривые и узловатые.
– Жди здесь.
Оставив вестника в храме, провожатый выскользнул наружу. Он знал: разговор, который состоится, не для его ушей. Свет дня погас, утонув в пучине, и Нюкта‑Ночь вступила в свои права, когда у входа послышались шаги и бряцанье оружия.
– Ждите, – приказал властный голос.
Пройдя меж оливами, согнувшимися в поклоне, пришелец один вступил под сень храма.
– Ты принес послание?
– Да, ванакт.
– Говори.
Казалось, беседу слышно за добрую стадию. Отдаваясь под низкими сводами, голоса должны были разноситься далеко окрест. Однако, выйдя наружу, любой мог с легкостью убедиться: за порогом звук глох, словно увязнув в толстом войлоке. Мом, бог‑покровитель здешнего алтаря, насмехался над соглядатаями. О чем бы ни злословили посетители храма, это оставалось между ними и богом.
– Птерелай Тафиец хочет сказать тебе, ванакт…
Ванакт слушал молча. А потом в сумраке храма раздался утробный рык зверя. Что‑то с грохотом ударилось в стену и разлетелось на куски. Вестник задрожал от испуга.
– Продолжай! – рявкнул Электрион. – Ты тут ни при чем.
– …что случилось, брат? Меня подняли среди ночи…
– Недоносок! Тупой чурбан!
– …приволокли силой…
– Сын осла!
– Не оскорбляй нашего отца!
– Отца?! Будь он жив, придушил бы тебя голыми руками!
– Я не желаю…
– Чтоб меч не поганить! Дерьмо! Коровий навоз!
Храм трясся от бешеной ярости хозяина Микен.
– Я не намерен слушать…
– Ты не намерен?! Может, оторвать тебе уши, а заодно – и твой поганый язык?! Мому понравится такая жертва!
Судя по шуму, Сфенел попятился и, споткнувшись, едва не упал.
– Басилеем себя возомнил, гаденыш? Кто позволил тебе говорить от имени Алкея? От имени Тиринфа?! Отвечай, ублюдок!
– Опомнись, брат!
– Пес шелудивый тебе брат! Скорпионово семя! Послали же боги родственничка…
– Да что ж ты на меня вызверился?
– Как ты вел переговоры с Птерелаем? Как, я спрашиваю?!
– Честно вел. С умом…
– «Мы, Персеиды, предлагаем тебе…» – твои слова?!
– И что? Мы ведь Персеиды? Ты – ванакт Микен, я…
– Я‑то ванакт! А ты, тля, кто?!
Львиный рев клокотал в глотке Электриона.
– Ты говорил от имени Персеидов! Что должен был подумать Птерелай?! Что это предложение – мое с Алкеем! Ванакта Микен и басилея Тиринфа. Старших Персеидов! Которые велели тебе, засранцу, быть нашим глашатаем. Мы дарим Птерелаю Сосновый остров, чтобы телебои свили там гнездо. А они в благодарность за услугу не трогают наши земли…
– И отдают нам долю с добычи! Между прочим, это была моя идея!
– О боги! Дайте мне сил не свернуть шею этому болвану! После твоих слов Птерелай уверился: с басилеем Тиринфа все договорено! Дошло, позор семьи? «Мы, Персеиды!..» Зарвался ты, братец. Возомнил. Не ты ли обещал уломать Алкея? И все откладывал со дня на день…
– Ты же сам сказал: повременить!
– Вот и нечего было вещать от имени всех Персеидов! Тогда бы и Птерелай трижды подумал, прежде чем высаживаться у всех на виду. А так, если басилей Тиринфа в доле – от кого прятаться? Увидел Алкея с копьем, чуть не рехнулся от изумления…
– А какого даймона он заявился раньше? Я бы успел…
– Успел бы он! Я гонца спрашиваю: почему раньше срока прибыли? Он даже удивился. Это, говорит, море. Раз на раз не приходится. Собирались на веслах идти. А тут попутный ветер… Кто ж от удачи отказывается?
– Что еще гонец передал?
– Передал, что Птерелай в гневе. Виновного найдет и лично утопит.
Под сводами повисла мрачная пауза.
– Замарал хитон, трусишка? – расхохотался Электрион. Страшный в бешенстве, он был отходчив. – Шучу я, не бойся! Телебои аж пищат, так им нужен союз с нами. Но Птерелай хочет точно знать, с кем он имеет дело. И я его прекрасно понимаю!
– Боги, благодарю вас! Это вторая добрая весть после смерти Пелопса. Только пирату об этом сообщать не обязательно. Пусть по‑прежнему считает, что союз нужнее ему, чем нам. Итак, назначаем новую встречу…
– Придержи коней, торопыга. Нам сейчас встречаться с Птерелаем не с руки. Вестника с ответом я отошлю утром. Пусть телебои малым отрядом высаживаются на Сосновый. Осмотрят бухты, прикинут, как обустроиться. Зачем время тянуть? Рыбаки Соснового – не люди, овцы. Их резать не станут, они и промолчат. Что же до Пелопидов, болячку им на задницы… В интересах Птерелая, чтобы Арголидой правили мы. Начнись война – поддержит, никуда не денется.
