она бывает доброй. А в другие моменты ведет себя так, словно мы с ней незнакомы. Временами смотрит на меня, как будто я ее пугаю.
Я! — Он с горечью рассмеялся. — Я спас ей жизнь! Как она может меня бояться?
— Если ты спас ей жизнь, тогда это одна из возможных причин. — Теперь Адиту говорила серьезно. — Спроси у моего брата. Когда твою жизнь кто-то спасает, у тебя появляются серьезные обязательства.
— Но Джирики не ведет себя так, словно он меня ненавидит! — воскликнул Саймон.
— Мой брат принадлежит к старому и сдержанному народу — хотя среди зида’я мы с ним считаемся по-юношески импульсивными и опасно непредсказуемыми. — Адиту одарила его кошачьей улыбкой, и ему вдруг показалось, что сейчас он увидит мышиный хвост, торчащий из уголка ее красивого рта. — В Джирики нет ненависти, он очень высокого о тебе мнения, Сеоман Снежная Прядь. В противном случае он никогда не привел бы тебя в Джао э-Тинукай’и; для многих ситхи его поступок стал очередным подтверждением того, что он не заслуживает доверия. Но твоя Мириамель смертная, и она очень молода. Даже рыба в реке прожила дольше, чем она. Так что нет ничего удивительного в том, что она сделала такой нелегкой жизнь человека, который ее спас.
Саймон посмотрел на нее. Он ожидал, что она станет его дразнить, но Адиту вполне разумно говорила о Мириамель и рассказывала ему совершенно новые вещи о ситхи. Его ужасно интересовали обе темы.
— И это еще не все. Во всяком случае, мне так кажется. Я… не знаю, как с ней себя вести, — наконец сказал он. — С принцессой Мириамель. Я постоянно о ней думаю. Но кто я такой, чтобы даже думать о принцессе?
Адиту рассмеялась, и ее искрящийся смех был подобен льющейся воде.
— Ты Сеоман Отважный. Ты видел Ясиру. Ты встречался с Первой Бабушкой. Какой другой смертный может сказать о себе такое?
Саймон понял, что краснеет.
— Но она принцесса, Адиту, — дочь Верховного короля.
— Дочь твоего врага? Тебя беспокоит именно это? — Адиту казалась искренне удивленной.
— Нет. — Саймон покачал головой. — Нет, нет, нет. — Он принялся отчаянно озираться, пытаясь объяснить ей свою проблему. — Ты дочь короля зида’я, не так ли?
— Ну, на твоем языке это будет звучать именно так. Да, я из Дома Ежегодного танца.
— А что, если кто-то, я не знаю, родившийся в обычной семье — не в самом лучшем доме, — захочет на тебе жениться?
— Не в самом лучшем доме? — Адиту внимательно на него посмотрела. — Ты спрашиваешь, могу ли я считать кого-то из моего народа ниже себя? Нас осталось слишком мало для подобных вещей, Сеоман. И почему ты хочешь на ней жениться? Разве ваш народ не занимается любовью вне брака?
На некоторое время Саймон потерял дар речи. Заниматься любовью с королевской дочкой, не рассчитывая на ней жениться?
— Я рыцарь, — чопорно сказал он. — Я должен быть благородным.
— А разве любить кого-то не благородно? — Адиту покачала головой, и на ее губах снова появилась насмешливая улыбка. — И ты говоришь, что не понимаешь меня, Сеоман!
Саймон поставил локти на колени и закрыл лицо руками.
— Ты хочешь сказать, что для твоего народа не имеет значения, кто за кого выходит замуж? Я не верю.
— Именно по этой причине пути зида’я и хикеда’я разошлись, — сказала Адиту. Когда он поднял голову, ее золотой взгляд стал жестким. — Мы получили ужасный урок.
— Что ты имеешь в виду?
— Смерть Друкхи, сына Утук’ку, и ее мужа Экименисо Черный посох развела наши семьи в разные стороны. Друкхи полюбил и женился на Ненаис’у, дочери Дженджияны, прозванной Соловей. — Адиту подняла руку и сделала жест, словно закрывала книгу. — Ее убили смертные за несколько лет до того, как Тумет’ай поглотил лед. Несчастный случай. Она танцевала в лесу, когда смертного охотника привлекло сияние ее платья. Он подумал, что это оперение птицы, и выпустил стрелу. Когда Друкхи ее нашел, он обезумел. — Адиту склонила голову, словно все случилось совсем недавно.
После того как они немного помолчали, Саймон спросил:
— Но почему ее смерть привела к тому, что ваши семьи разошлись в разные стороны? И какое это имеет отношение к заключению брака с тем, с кем ты хочешь?
— Это очень длинная история, Сеоман, — возможно, самая длинная из всех, что рассказывает наш народ, за исключением побега из Сада и путешествия через черные моря в вашу страну. — Она переместила пальцем один из камней шента. — В те времена Утук’ку и ее муж правили всеми выходцами из Сада и являлись хранителями рощ Ежегодного танца. Когда их сын влюбился в Ненаис’у, дочь Дженджияны и ее мужа Инитри, Утук’ку категорически возражала против их брака. Родители Ненаис’у не принадлежали к клану зида’я — хотя в те далекие времена он носил другое название. Кроме того, они считали, что смертные, появившиеся здесь после Садорожденных, имеют право тут жить, если они не воюют с нашим народом.
Адиту выстроила новое сложное сочетание камней на доске.
— Утук’ку и ее клан считали, что смертных следует заставить уйти обратно через океан, а тех, кто откажется, уничтожить — так смертные крестьяне давят насекомых, которые появляются на их полях. Но из-за того, что два великих клана и другие, меньшие, состоявшие в союзе с одним или другим, разделились поровну, даже тот факт, что Утук’ку являлась госпожой клана Ежегодного танца, не позволил ей навязать свою волю остальным. Понимаешь, Сеоман, у нас никогда не было «королей» и «королев», как у смертных.
Так или иначе, Утук’ку и ее муж пришли в ярость из-за того, что их сын женился на женщине, которая принадлежала к клану, любившему смертных. Когда Ненаис’у погибла, Друкхи обезумел и поклялся, что убьет всех смертных, которых только сможет найти. Мужчины клана Ненаис’у пытались его остановить, хотя и их наполняли гнев и скорбь. Когда собрали Ясиру, Садорожденные не смогли прийти к единому мнению, но многие опасались того, что произойдет, если Друкхи останется без контроля, а потому приняли решение ограничить его свободу, чего никогда прежде не случалось по эту сторону океана. — Адиту вздохнула. — И он не выдержал, сказалось его безумие, ведь он стал пленником собственного народа, в то время как убийцы его жены остались безнаказанными. Друкхи умер.
История Адиту увлекла Саймона, хотя он видел, что она вызывает у ситхи печаль.
— Он покончил с собой? — спросил Саймон.
— Не так, как ты думаешь, Саймон. Друкхи просто перестал жить. Когда его нашли мертвым в пещере Си’иньян’дре, Утук’ку и Экименисо увели свой клан на север, поклявшись, что больше никогда не станут жить с народом Дженджияны.
— Но
