Скофа был привыкший и к палящему солнцу, и к жажде и к долгому стоянию. Во время службы на его долю выпадало и не такое. И ради того, чтобы увидеть своими глазами, как Верховный стратиг заставит мантий заплатить за всё, можно было и потерпеть.
Когда им поручили похитить сына Верховного понтифика, Скофа сразу понял, что в городе назревает что-то очень большое и важное. Но сидя тогда с этим мальчишкой на заброшенном складе, он и представить себе не мог размах грядущих событий. Он-то думал, что речь идёт о пусть дерзком и крупном шантаже, а тут… всё сходилось на том, что Скофа и его ветераны невольно приняли участие в по-настоящему великих свершениях.
С пленником они провели ещё день. Лишившись пальца, парень совсем замкнулся в самом себе, и только и делал, что бормотал молитвы. Даже от еды отказывался. А когда за ним пришли, ветеранам принесли жареного мяса, вина, лепешек и передали новый приказ от Лифут. «Сидеть, на хер смирно, и грёбанный нос никуда не совать». Так они и поступили, а ещё через два дня, когда смирное сидение подошло к концу, и прибежавший на склад паренек сообщил, что они вольны выходить наружу, город было не узнать.
К удивлению ветеранов, оказалось что за эти дни их бывшие тагмы успели вернуться в Кадиф, захватить Синклит и арестовать лидеров алатреев. Идя по улицам и наталкиваясь на глашатаев и бывших сослуживцев, они жадно выспрашивали всё, что только могли узнать о минувших днях. И все выходило так, что алатреи замыслили украсть их победу над варварами. Что они решили признать их войну незаконной, а их полководца, их Лико Тайвиша, обвинить в беззаконии и тирании, чтобы предать позорной смерти.
Но армия этого не стерпела такой дерзости. Две ближайших походных тагмы вернулись в столицу, разметали наёмные алатрейские шайки и защитили своего командующего. А теперь он созывал всех свободных граждан, чтобы судить подлых заговорщиков из числа старейшин. И Скофа, пропустивший разгром и падение этого гнилого болота под названием Синклит, не мог пропустить такого зрелища. Они все не могли.
И Мицан Мертвец, и бывший фалаг Кирот Энтавия, и Тэхо Аратоя, и всё «братство» Красной накидки, да и все осевшие в городе ветераны. Они все были тут, пусть и разнесенные постоянно движущийся толпой. Ведь каждый из них мечтал вновь увидеть своего полководца и разделить с ним хоть так его великий триумф. А заодно и посмотреть, как он придаст справедливой каре всех тех, кто попытался отнять у них победу.
Позади вновь началось движение, но куда более сильное, чем раньше. Ветеран обернулся и вытянул голову, но тысячи и тысячи затылков не давали ему разглядеть, что там происходит. Толпа начала двигаться, вжимаясь и стискиваясь. Её явно кто-то давил или теснил, прокладывая дорогу посреди этого плотного человеческого моря. И вскоре Скофа увидел причину этого движения: разрезая толпу людей, словно усиленный тараном нос триремы волны, по площади шел конвой солдат. Они окружали тяжелую колесницу, на которой в красных ритуальных доспехах, с накинутой на плечи шкурой льва, ехал Верховный стратиг Лико Тайвиш. А следом за ним, на обычной повозке запряженной двумя быками, ехали прикованные к поручням трое мужчин, одетых в белые мантии старейшин.
Первый, полный, коренастый, с жестким ежиком коротких волос на голове, и лицом, которое не сильно отличалось от харь доброй половины его новых знакомцев. Второй — средних лет, длинный, немного худоватый и бледный как смерть, вполне мог сойти за лавочника или ростовщика, ну а третий, с тонким испуганным личиком и вовсе был совсем ещё мальчишкой. Таких как раз только начали брать в тагмы.
Люди и люди. Ничего интересного в них не было. Наверное, если бы не их одежды — расшитые жемчугом и серебром белые мантии с черной каймой, то ветеран и не подумал, что по городу везут настоящих хозяев жизни и властителей государства. Единственное, что его удивляло — так это число. Глашатаи точно говорили о четырёх главах семейств, которых обещали предать публичному суду. Но на повозке стояли лишь трое. И среди них не было самого важного.
Хотя память на лица у ветерана была скверной, он не сомневался, что сразу и без труда опознает четвертого заключенного. Слишком уж много памятников, фресок и барельефов с его изображением он видел за свою жизнь. Ведь на повозке, среди прочих старейшин, должны были вести самого Убара Эрвиша. Легендарного и прославленного полководца. Из всех троих, по возрасту и сложению, на него немного подходил коротко стриженный здоровяк, но это видно был Кирот Кардариш. Глава заговора, как говорили глашатаи и солдаты тагм, с которыми успел пообщаться Скофа.
Так что выходило, что Убара Эрвиша не было среди отправленных на суд арестантов. Интересно, что же с ним случилось? Помилован? Сбежал? Успел покончить с собой? Скофа пообещал себе, что обязательно выяснит его судьбу. Да и всё равно, скоро о ней растрезвонят либо глашатаи, либо сами солдаты.
Сразу за повозкой с арестованными старейшинами, тянулась большая пешая колонна, четко разделенная на две части. В первой половине явно шли местные жители. Причем, судя по виду, такие же люди улиц, каким стал теперь и сам Скофа. А вот за ними уже шли рабы или вольноотпущенники — пестрая толпа чужеземцев в грязных и окровавленных одеждах. Их руки был связанны не веревками, как у громил рядом, а скованны тяжелыми железными цепями, которые лязгали и громыхали от каждого движения.
Процессия прошла через всю площадь, раздвигая толпу, которая вначале помалкивала, а потом начала провожать повозку с пленными старейшинами свистом и выкриками. Люди заводились, входили в раж, подначивая друг друга и Скофа и сам не заметил, как тоже начал кричать всякие оскорбления и проклятья.
Когда процессия поравнялась со Скофой, он кое-как пристроился к ней следом. Толкаясь и уворачиваясь, пусть и не всегда удачно, от толчков толпы, он только пошёл следом за воинами, услышал сквозь гул толпы до боли знакомый ему бас:
— Скофа? Великие горести, ты что ли Бык?
Ветеран завертел головой, ища голос среди колонны солдат, и увидел могучую фигуру Басара Глыбы. Один из его братьев по десятке шел совсем рядом с ним, держа щит и копье.
— Басар! Глыба! — не веря своим глазам, выкрикнул Скофа и ломанулся к бывшему сослуживцу.
— Скофа! Ха, дери меня гарпии на все стороны! И правда ты. Эй, народ, а ну пропустили ветерана великой войны! Давай сюда, пойдешь рядом.
Кое-как продравшись сквозь разделявших их людей, Скофа поравнялся с конвоем солдат. Многие из них были ему знакомы по тагме, а чуть вдали, кажется, шёл ещё один его брат по десятке — Лиаф Щепа.
— Рад вас видеть братья! Хоть и не думал, что так встретимся.
— И я тебя, Бык! Что скажешь, знатно мы поваляли этих мантий, да? Но ты сам, небось, тоже всё видел. Может и помогал с другими ветеранами, а?
— Нет. Меня… не было в городе эти дни, — замявшись ответил Скофа. Объяснять чем именно он занимался во время низложения власти Синклита, по крайней мере, вот так, перекрикивая шум многотысячной толпы, ему совершенно не хотелось.
— Ну даёшь брат, такое дело пропустил! С нами многие ветераны в городе вместе были. А заварушка-то интересная была. Не трудная. Даже не битва толком. Считай, размялись и всякую шваль погоняли. Но теперь город наш и никто не посмеет тронуть полководца!
— Наши все целы?
— Да у этих ублюдков зубы не выросли нас, славных воинов Тайлара, поцапать. Все живы и здоровы, брат.
— Хвала Мифелаю! Вас где расположили? В Хайладской крепости?
— В ней самой.
— Может, выпьем как вас отпустят?
— Выпьем? Нет брат, не выпьем. Мы ужремся в смерть со всеми братьями и слюнки пускать будем. Ну всё, бывай брат, скоро свидимся!
Колонна солдат начала строиться у деревянной платформы в линию и расставлять арестованных наемников и рабов. А Скофе, так удачно к ней прибившемуся, посчастливилось оказался в первом ряду, почти у самого помоста. Лучшего места и представить было нельзя. Теперь ему будет видно и слышно все.
