наблюдениями за Фаренцей. Уверен, чернокнижник не будет сидеть сложа руки и скоро снова чем-нибудь нас порадует.
– Угу. Надеюсь, он не подорвет к черту полгорода, чтобы замести следы.
– А вы, пока будете бродить с допросами по соседним домам, – строго сказал Редферн, – не забудьте купить Маргарет подарок.
Бреннон счастливо вздохнул: как хорошо, когда есть жена, которая берет на себя самые обременительные заботы!
Маргарет медленно шла по аллее. Парк вокруг замка плавно переходил в лес и был таким густым, что она не могла случайно встретить здесь Энджела. Вернувшись из Блэкуита, девушка отдала ему чемодан дяди и ушла – сначала к себе, потом в парк, чтобы пройтись и подумать. Редферн не пытался ее удержать или заговорить с ней – они едва обменялись парой фраз, но мисс Шеридан чувствовала, каким пристальным взглядом он ее провожал.
Девушка сорвала веточку жасмина. Его листья формой напоминали медаль, которую папа получил за сражение на Розмар-стрит. Но он почти никогда не надевал награду – она лежала в футляре у мамы в бюро, словно отцу неприятно было видеть эту вещь.
Маргарет снова вспомнила об этом сегодня – обычно они отмечали ее день рождения вместе с Эдвином, хотя старший брат родился в сентябре, в разгар той самой битвы, за которую папе вручили награду.
«Почему папа не носит медаль? – спросила девушка у мамы, когда они сели пить чай в гостиной, оставив отца и брата в столовой. – Даже день рождения Эдвина не хочет отмечать».
«Папа не любит об этом вспоминать», – ответила мама.
«Но почему? Тетушки уверены, что он должен гордиться тем, что сам защищал тебя во время… кхм…»
«Не все могут гордиться тем, что убивали других людей, – с холодком сказала мама. – Неважно, во имя каких целей».
«Но он же делал это не просто так, а во время войны за независимость, когда все…»
«Он убивал других, чтобы мы выжили. Только те, кому никогда не приходилось убивать, могут так легко рассуждать о том, что почетно носить награду за убийства».
Маргарет, нахмурившись, опустила голову на руку. Она много раз слышала от тетушек (со стороны Бреннонов, конечно; никто из Шериданов с нею не общался), какой отчаянно героический поступок совершил ее папа, а некоторые, например тетя Сара, особенно подчеркивали «Всего в двадцать-то лет!» Как будто возраст имеет какое-то значение, когда толпа солдат, вооруженных до зубов, всего через дорогу от твоего дома.
«А твои тетки, – добавила мама, – обычно понятия не имеют, что несут. Неужели ты думаешь, что мы не отдали бы все что угодно, лишь бы ничего этого не было?»
«По-твоему, папа предпочел бы забыть?»
«К сожалению, – сухо сказала миссис Шеридан, – такого варианта не предусмотрено. Он может только не вспоминать».
Маргарет повернула к замку, рассеянно теребя веточку жасмина. В тот день в доме погиб брат папы, в честь которого назвали Эдвина, и девушка всегда думала, что именно смерть брата вызывает у отца такие тягостные воспоминания. Но, значит, дело не только в этом…
Она остановилась, глядя на темный силуэт за светящимися окнами столовой. Энджел стоял у застекленных дверей на террасу, будто ждал возвращения Маргарет. Сколько лет он старается не вспоминать? Двести? Меньше? Почему продолжал, даже зная, что именно делает с людьми?
Девушка свернула к дорожке, что вела к лестнице на террасу. Уже стемнело, и парк сливался с лесом в темное хвойное облако, не освещенное ни единым огоньком. Маргарет, поднявшись по ступенькам, смотрела с террасы в чащу елового бора, пока наставник не положил руку на перила рядом с ней.
– Вы бы предпочли забыть? – спросила девушка. Энджел взглянул на нее. – Не помнить, что вы сделали? Вы ведь можете стереть себе память?
– Да, – помолчав, отозвался он, – но я все равно не стану.
– Почему?
– Лучше я буду всегда знать об этом, чем однажды внезапно вспомню. Или, забыв обо всем, снова повторю.
Маргарет повернулась к нему. Этот вопрос не давал ей покоя.
– Почему? Вы же с первого раза поняли, что натворили! Почему вы продолжали?
Редферн опустил глаза и не ответил. Подождав с минуту, Маргарет взялась за ручку двери в столовую, и тут он сказал:
– Мне было страшно.
– От чего? – изумленно спросила она.
– Я видел ту сторону. Всего несколько минут или даже секунд, но… – Его рука конвульсивно сжалась на перилах. – Но это… это невыносимое… это хуже, чем ад. Я смотрел прямо в глубину раскола, огромной, вращающейся, бесконечной воронки, и там, внутри, на той стороне… – Он прикрыл глаза. – Я не хочу вспоминать.
Маргарет подошла ближе.
– Я не хочу, чтобы вы знали, каково это – смотреть на ту сторону, – сказал Энджел. – Ни один человек не должен такое видеть.
– Но если вы так боитесь, то почему ездили к провалу в Эдмур, да еще и дважды?
Редферн вздохнул:
– А кто же еще, если не я?
Сердце Маргарет кольнуло.
– Вы могли бы попросить дядю. Сказать, что Лонгсдейлу следует туда съездить. Вам бы не пришлось…
– Я не мог тогда о чем-то просить вашего дядю. В конце концов, страх… всего лишь страх. Он не имеет значения.
«О господи!» – ведь он поступал так всегда. Его не останавливали ни боль, ни страх – и потому он не понимал, почему они должны останавливать других.
– И все же та сторона так пугает вас, что вы продолжали превращать людей в консультантов?
– Этот огонь, пожирающий изнутри, – выдавил наставник, с трудом подбирая слова. – Когда я впервые понял… впервые увидел, что получилось, – мне казалось, что он сожжет дотла. Но каждый раз, когда я думал, что надо прекратить, я вспоминал эту воронку и… Он все время жжет меня. Его никогда, никак не погасить. Потому что ничего исправить нельзя.
Девушка коснулась его руки, все еще сжимающей перила, – там, где совсем недавно были раны от гвоздей. Она тоже никак не могла забыть…
– Вы должны были сразу мне рассказать, – с упреком сказала Маргарет.
«А еще вы должны рассказать дяде и остальным консультантам», – мысленно добавила она.
– Как я мог о таком рассказать? Вы же сами… Я думал, что вы не вернетесь, – тихо сказал он. – Я же понимал, что будет, если вы узнаете.
«Потому и стараетесь не попадаться на глаза консультантам – догадываетесь, что они с вами сделают, если узнают». Но эта мысль уже не вызывала в ней злорадного торжества – скорее наоборот, смутное беспокойство. Маргарет притронулась к его щеке, и Энджел почему-то слабо вздрогнул.
– Вы бы ушли, – сказал наставник. – Любой бы ушел, если б узнал…
Мисс Шеридан провела рукой по его щеке к виску, к волосам, притянула его к себе, и Энджел вдруг опустил голову ей на плечо, устало сгорбившись. Он так давно тащил этот груз на себе и уже шатался под тяжестью своей ноши.
– Я никому не мог рассказать, – прошептал он. – Никогда…
«Но это потом, – подумала девушка,
