Оттуда можно было наблюдать за лавкой, не опасаясь, что лобовое стекло залепит снегом.
Я спросил Зака, почему он не хотел сюда ехать.
– Я в том году попал в один переплет… и теперь мне сюда нельзя.
– Но ты же со мной, – напомнил я, – а я из полиции. Считай это официальным визитом.
– Ха! – бросил он. – Из полиции! Ну и дальше что? Извини, приятель, но ни фига вы там у себя в полиции не знаете, что происходит на самом деле.
– Серьезно? И что же происходит на самом деле?
– То, во что вы никогда не поверите, – ответил Зак.
– Это кто такой? – спросил я про тощего парня в синей толстовке, который вышел из лавки и побежал, то и дело спотыкаясь, в сторону основных рядов.
В такую погоду в одной толстовке на улицу выходят только те, у кого желание пофорсить возобладало над здравым смыслом. А он еще и худой, кожа да кости, – наверняка совсем задубел.
– А это и есть Кевин, – ответил Зак. – Он малость туповат.
– Так во что я никогда не поверю? – вернулся я к предыдущему вопросу.
– Может, замнем эту тему?
– Ты же сам начал.
– Скажем так, есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам, – сообщил Зак и добавил: – Это Шекспир сказал, если что.
– Уж не пришельцев ли ты имеешь в виду?
– Не пори ерунды. Но вот единорога в лесу Эппинг я видел.
– Когда?
– Давно, еще подростком, – сказал Зак задумчиво, словно и правда вспомнив. – А еще я знаю точку на одном чердаке, там самое лучшее пиво и самые клевые пиратские диски с комедиями по эту сторону от Гудзона. И знаю одну девицу, она живет на канале в Маленькой Венеции и выращивает коку под водой.
– Да ну? Может, все-таки водоросли? – переспросил я, а про себя подумал: для простого лондонского проныры этот Зак действительно многовато знает. Однако не собирался давать ему понять, что я это просек. Золотое правило полицейского: ты должен знать больше, чем все подозреваемые, свидетели и старшие офицеры до суперинтенданта включительно.
– Нет, волшебную траву, – сказал Зак. – Как-то я взял пакетик на продажу, но в итоге сам выкурил.
У него как будто вылетело из головы, что он разговаривает с копом. По моим наблюдениям, с белыми парнями такое бывает. И временами сильно облегчает работу.
Кевин Нолан шел обратно к лавке, таща за собой пару мешков с мусором. Он свалил их позади грузовичка, потом снял со стеллажа несколько деревянных ящиков, в которые стал высыпать содержимое мешков, вроде бы какую-то зелень. Делал он это нарочито небрежно и с очень хмурым видом, как ребенок, которого заставили убираться у себя в комнате.
– Как по-твоему, что это у него? – спросил я.
– Остатки товара, – ответил Зак, – можно очень дешево закупиться, если подождать до конца дня и не сильно привередничать.
Опустошив мешки, Кевин принялся загружать ящики в кузов «Форда». Гоняться за ним по городу в такую погоду мне совсем не хотелось, а потому я вышел из машины.
– Сиди тут и жди меня, – велел я Заку.
– Поверь, – сказал он, – у меня нет никакого желания выходить.
У полицейского есть множество способов обращения к гражданину. Они варьируются от ненавязчивого приглашения к беседе до превентивного удара по голове телескопической дубинкой. Я выбрал манеру бесцеремонную и властную: на таких хлюпиков, как Кевин, это всегда действует безотказно.
Расправив плечи, я подошел к Кевину, держа удостоверение в вытянутой руке.
– Кевин Нолан, – сказал я, – можно вас на минутку?
Сработало идеально. Он как раз доставал очередной ящик и, осознав, что перед ним полицейский, испуганно дернулся и прямо забегал глазами вправо-влево, словно собираясь драпануть. Потом взял себя в руки и угрюмо набычился – тоже вполне предсказуемо.
– Слушаю.
– Не надо так нервничать, – сказал я, – я не стану вас штрафовать за неправильную парковку.
Крякнув, он загрузил ящик, который держал, в машину.
– А тогда в чем дело?
Я спросил его о керамической миске, которую он вроде бы продал хозяину ларька на Портобелло-роуд.
– Глиняная миска? – переспросил он. – Типа некрашеная?
Я ответил, что да, она самая.
– А что с ней не так? – спросил Кевин. Он сунул палец в ухо и несколько раз провернул. Мне показалось, верхняя часть черепа у него сейчас откроется, как крышка.
– Где вы ее взяли?
– Не знаю, – сказал он. – Не надо на меня так смотреть. Ну не помню я, честно! Купил в пабе у какого-то чувака. С пьяных глаз, не иначе. Еле сбагрил потом.
– Слушайте, меня не волнует ее провенанс.
– Ее что?
– Провенанс. То есть краденая она или нет.
– Краденая? Да кому она нужна, это ж фуфло.
Я попросил сообщить, если к нему в руки попадет еще что-то подобное, и дал свою визитку. Он не стал демонстративно выкидывать ее у меня на глазах, и это слегка обнадеживало. Когда я сел обратно в машину, Зак поинтересовался, узнал ли я, что хотел.
Включив мотор и пытаясь вспомнить, где здесь выезд, я вслух пожаловался, что расследование не двигается с мертвой точки.
– А я не знаю, чего вам так далась эта миска, – пожал плечами Зак. – Это ж даже не предмет искусства. И цветом так себе.
И вот тут я вспомнил, что у Джеймса Галлахера на каминной полке видел статуэтку. И она была такого же тусклого рыжевато-коричневого цвета, что и миска. Я, конечно, не сильно разбираюсь в викторианских цацках, однако, на мой взгляд, тогдашние статуэтки все-таки выглядят иначе.
– А фигурку на камине Джеймс купил вместе с миской? – спросил я.
– Не знаю, – ответил Зак после долгой паузы.
То есть «да, но не хочу говорить». Это могло означать, что Зак знает о связи между миской и статуэткой – либо что он просто не умеет врать, когда его спрашивают в лоб. И то и другое вполне вероятно.
– Ладно, – вздохнул я, – подброшу тебя до дома.
– С чего бы это? – недоверчиво спросил Зак.
– Трансфер включен в пакет услуг, сэр.
В полиции дела делаются так: из пункта А едешь в пункт Б, где выясняешь нечто такое, что заставляет тебя ехать обратно в пункт А, задавать вопросы, которые не задал сразу, потому что не знал, что это важно. А если совсем не повезет, то в оба конца ты потащишься во время сильнейшего снегопада за всю историю метеонаблюдений в компании Закари Палмера, который будет давать ценные советы по вождению.
Барахолка на Портобелло-роуд из последних сил сопротивлялась стихии. Половина ларьков была закрыта,
